«Воображаемая история», «память» и «национальные мифы». Часть 6

«Воображаемая история», «память» и «национальные мифы». Часть 6

Эта часть нашего повествования о национальных мифах касается любимого мифа руководителя одного государства, который не устает повторять, что мы все адиннорот. И что за адиннорот такой? Попробуем разобраться.

Мифы о единстве Руси

Миф о единстве Руси является, вероятно, одним из центральных в украинско-российской войне за прошлое, и это, наверное, главный конструкт как российской имперской, так и советской историографии, будь то «триединый российский народ» или «братство трёх славянских народов». «Единство» Руси обычно выстраивается из нескольких разных «единств». Во-первых, из этнического единства Руси. Согласно этому убеждению, население всех княжеств Руси принадлежало к одному народу — к так называемой «древнерусской народности»¹. Вторым уровнем является религиозное единство. Все руские люди принадлежали к одной православной церкви во главе с митрополитом Киевским до 1299 года². Третий аспект мифа — единство лингвистическое. Советские учёные обосновывали существование древнерусской народности на основе одного общего письменного языка³. Православная церковь использовала церковнославянский язык как язык литургии, а православные книжники использовали его для написания летописей. Четвёртым фактором единства считается династическое единство Рюриковичей. Все княжества управлялись наследниками легендарного варяжского лидера. Эти этнические, династические, религиозные и языковые факторы сформировали пятый аспект единства — политический. Апологеты мифов об единстве Руси обычно утверждают, что даже если разные восточнославянские племена оставались языческими вплоть до XI века, и даже если разговорные языки⁴ в разных княжествах отличались от церковнославянского, эти отличия якобы были незначительны, потому что все эти факторы вместе создали политически единую Русь.

Апологеты единства Руси напрочь игнорируют любые аргументы, противоречащие этому мифу, и упорно воображают Русь монолитным народом и государством, чье единство было разрушено лишь монгольским нашествием⁵. Самый простой контраргумент против мифа о единстве состоит в том, что в XII веке, ещё до нашествия монголов, Русь стала политически фрагментироваться на полунезависимые княжества, а разломы этой фрагментации проходили вдоль бывших племенных границ, существовавших до централизации руских земель под властью великих князей киевских⁶. Войны между княжествами являются лучшей иллюстрацией отсутствия династического и политического единства Руси. А о пёстром этническом составе разных земель и упоминать не стоит.

Что касается религиозного единства, уместным будет вспомнить несколько важных нюансов, о которых всегда забывает обыватель, считающий себя частью адиннорота. Для начала, стоит вспомнить о строительстве Софийского собора. Наталья Яковенко считает, что это был вполне явный акт «имперских амбиций» Киева, который следовал желанию быть похожим на имперский Константинополь со своим Собором Святой Софии. Однако, следует также помнить, что примерно в то же время соборы Св. Софии были построены в Новгороде и Полоцке, землях, которые всегда имели свои собственные амбиции⁷. Причём факт строительства новгородского Софийского собора недооценивается и игнорируется в русской историографии, как и все «новгородские» мифы. Также стоит упомянуть об киевской митрополии. Религиозная монополия Киева на всех землях Руси оспаривалась другими землями — некоторые земли стремились иметь независимого митрополита. Так, в 1162 году князь Андрей Боголюбский попросил религиозные власти Константинополя посадить отдельного митрополита во Владимире, но безуспешно⁸. Поэтому традиционное объяснение переезда митрополита из Киева во Владимир в 1299 году можно смело оспаривать. В летописных повествованиях описывается, что митрополит Максим не мог терпеть татарское опустошение Киева, и по этой причине он покинул стольный град. Следующий митрополит Пётр переехал в Москву в 1326 году⁹. И таким образом, Владимиро-Суздальская земля якобы «унаследовала» статус религиозного центра Руси, а впоследствии передала их Москве.

Что же до аргументации об общем письменном языке, как доказательстве существования единого «древнерусского» народа, наилучшим аргументом является блестящее утверждение Натальи Яковенко о латыни — существование единого письменного и литургического языка не является свидетельством существования единого латинского народа в Западной Европе¹⁰.

Впрочем, содержание мифов о единстве и их развенчание дело нужное, но не самое важное. Влияние этих мифов о единстве Руси на интерпретацию истории и их политическое применение более значимо. Важнейшим применением мифов о единстве стала идея собирания земель, возникшая, как только Московия стала региональным игроком. Образ утраченного единства Руси до татаро-монгольского нашествия стал мотивом для поиска этого единства и способом «сбора» этих самых земель. Этот миф циркулирует в истории России со времен экспансии Москвы на другие княжества Северо-Восточной Руси в XV веке. Этими мифами оправдывались московско-литовские войны в XV-XVII веках, которые закончились аннексией Великого княжества Литовского в 1721 году и разделами Польши в XVIII веке. Этот миф всё ещё используется в рамках концепции «русского мира» сегодня. Возможно, без этого мифа воображаемого единства Руси потребность в «собирании» всех руских земель утратит часть своей «привлекательности».

В этом месте следует сделать небольшое лирическое отступление. Неверным будет валить всю вину за создание мифа о единстве Руси на россиян. Главная заслуга в создании этого мифа по праву принадлежит киевскому духовенству XVII века. Православная Церковь пыталась собрать всех членов Slavia Orthodoxa под властью одного монарха. Сначала это было Польско-Литовское государство в XVI веке. Однако после Брестской унии в 1596 году и создания униатской церкви киевское духовенство обратило свой взор на Москву. Печально, но факт — наиболее видными идеологами церковного единства и архитекторами российского имперского мифа, фундаментом которого было мифическое единство древней Руси, были украинские эмигранты в лице Феофана Прокоповича и его сподвижников¹¹.

Впрочем, это «священное» единство можно наблюдать не только в контексте украинско-российской «войны за прошлое», но и во внутренней истории России. Положительной образ централизации российского государства вокруг Москвы в XV-XVI веках порой порождает просто абсурдные интерпретации. Уместно вспомнить мемориальный знак на реке Шелонь, где в 1471 году произошла одна из центральных битв между новгородцами и москвичами, во времена московского завоевания Новгородской республики. Надпись на знаке сообщает: «Здесь на берегу реки Шелони 14 (27) июля 1471 года произошла битва между войсками Москвы и Новгорода за объединение разрозненных русских княжеств в единое российское государство». Таким образом, обе армии сражались за одну и ту же цель — создать единое государство. Но если две стороны хотят объединиться, они не сражаются!

Влияние мифов о единстве можно найти и на украинской стороне. Существует интересная метаморфоза отношения к польским амбициям за господство в православных землях Великого княжества Литовского в украинской историографии. В течение XIV и XV столетий в историографии поляки описываются более негативно, но с XVI века и особенно после Люблинской унии в 1569 году, когда все украинские этнические земли были включены в польское государство, образ поляков становится более позитивным¹². Такое вот собирание земель чужими руками. А если пойти ещё дальше, то влияние этого мифа можно обнаружить даже у украинских националистов. Одним из важных аспектов доктрины украинского национализма был принцип «соборности» украинских земель, в том числе тех, где население более не идентифицирует себя как украинцев.

Другое негативное влияние мифов о единстве можно выявить в очень высокой языковой нетерпимости. Вследствие чрезмерной идеализации мнимого единства Руси, первое, что бросается в глаза апологету единства, — это разница в языках. Отсюда и растут корни тезисов о неполноценности языков, что украинский — это испорченный русский, загрязненный польскими словами и т.д.¹³. В конце концов, не будем забывать, что языковой вопрос является одним из аспектов нынешнего украинско-российского конфликта.

***

Русские и украинцы по-разному воображают «единство» Руси. Миф о единстве Руси рассматривается как Золотой век не только россиянами, но и многими украинцами. Существующие мифы и единстве Руси вызывают слишком много конфликтов и соперничества между народами, а в случае событий 2014-2018 гг. являются одной из косвенных причин конфликта. На данном этапе истории от мифов о единстве намного больше вреда, чем пользы, и именно поэтому в современной украинской исторической мифологии пора отказаться от этого мифа. Как и в российской, конечно.

Что касается «воображаемой» истории, основанной на изобретённых национальных мифах и памяти, в предыдущих статьях цикла мы рассмотрели главные конфликтующие мифы, и теперь можно переосмыслить образ Руси и таким образом найти лучшую, менее конфликтную историю для украинцев и русских. Следующей нашей задачей будет рассказать, что можно со всеми этими мифами сделать и каким образом их можно и нужно переформатировать, ведь как мы уже упоминали прежде, национальные мифы представляют собой совокупность общих исторических и псевдоисторических убеждений, которые можно изменить, в зависимости от политических потребностей национальных государств или групп населения.

Далі буде…

¹ …И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой. Тунгуз, и друг степей калмык…

² Serhii Plokhy, The Origins of the Slavic Nations: Premodern Identities in Russia, Ukraine and Belarus (Cambridge University Press, 2006), 79. 

³ Наталія Яковенко, Нарис історії України з найдавніших часів до кінця XVIII ст., Київ: Генеза, 1997, 61.

⁴ На самом деле есть свидетельства того, что иногда письменные языки также были довольно разными. Так, берестяные грамоты из Новгорода были написаны на древненовгородском диалекте. См.: Андрей Зализняк, Древненовгородский диалект. 2-е изд. (М: Языки славянской культуры: 2004).

⁵ Plokhy, 1; 11-13.

⁶ Jan Zaprudnik, Belarus: at a Crossroads in History, (Boulder: Westview Press, 1993), 13.

⁷ Яковенко, 37-38.

⁸ Plokhy, 42.

⁹ Василий Ключевский, Краткое пособие по русской истории, (СПб, 1908), 69-70. 

¹⁰ Яковенко, 63.

¹¹ Plokhy, 253. 

¹² Дмитрий Вырский, «Великое княжество Литовское как исторический опыт: случай Украины», Ab Imperio, Vol. 4 (2004): 533.  

¹³ Andrew Wilson, «Myths of National History in Belarus and Ukraine», in Myths and Nationhood, ed. Geoffrey A. Hosking and George Schöpflin (New York: Routledge in Association with the School of Slavonic and East European Studies, University of London, 1997), 193.