Паулина Андреева: «Я почувствовала несвободу, когда людям стала неадекватно интересна моя личная жизнь»

ПАУЛИНА: Помнишь первый сбор курса в «Индустрии» (Школы кино и телевидения, где учились Андреева и Сангаджиев — прим.ред.)? Мы с тобой тогда были знакомы на уровне «привет-привет», но я подсознательно двигалась на стуле поближе к тебе, как к брату, потому что ты тоже актер. Тогда тема «актеры, которые хотят чего-то еще — писать или снимать» только начиналась.

ЕВГЕНИЙ: Да, посыл был такой: «Чувак, ну ты же артист, зачем тебе это нужно?!» — в смысле учиться, «переобу­ваться» в профессии. У нас были разные факультеты, но первые полгода весь поток, человек 50, операторы, режиссеры, сценаристы, все делали вместе, у нас была программа — filmmaking, потом началась специализация. Смешно, что мы должны были заниматься актерским мастерством. Я, как честный человек, ходил на эти занятия, при том что в другой группе вел эти занятия. А тебя, Поля, на актерском мастерстве я не видел…

ПАУЛИНА: Одну минуту! Вообще-то мне тоже есть что про тебя вспомнить (смеется). Расскажешь? Или не станешь?

ЕВГЕНИЙ: Расскажу, конечно. Моя крестная мама в кино, я считаю, — Анна Никитична Михалкова (даже если она так не считает), с которой я как режиссер сделал свой первый «короткий метр», и он никогда не увидит мир. Это история про то, как начинающий режиссер Сангаджиев решил зайти с козырей, замахнулся на большой жанр — на мюзикл, а в итоге… обжегся. И это слишком мягкое слово. Уговорил Анну Никитичну, она поверила в идею, месяц занималась хореографией, честно, как большой профессионал и артист. В кадре она танцевала, Сережа Епишев пел, все происходило в морге, в общем, я старался себя не ограничивать. Сил и своих денег вложил много. Снимался в сомнительных проектах, лишь бы заработать на эту идею. И вот отсняли. Монтаж. Я долго надеялся, что из этого что-то внятное выйдет, тысячу раз перемонтировал, но фильм, по моему мнению, не получился. И это только моя ошибка! Которая меня многому научила. После этого опыта все поняли в «Индустрии», что надо «детей» ограничивать, потому что они иногда ерундой занимаются, начали ужесточать съемочные условия.

ПАУЛИНА: Послушай, но потом был и хороший опыт — это важнее. Помнишь, как делали вместе этюды: я пишу, ты режиссируешь, Гриша Векслер с нашего курса снимает как оператор. Горжусь, между прочим, что наш «короткий метр» для благотворительного аукциона Action продали за 10 500  000 рублей.

ЕВГЕНИЙ: Отличные, кстати, были упражнения — за час сочинить историю.

ПАУЛИНА: Дается тема и жанр — например, «инопланетяне, драма» или «женская дружба, комедия». И ты можешь как угодно ее придумывать. Через час читаешь вслух.

ЕВГЕНИЙ: Твою работу сразу анализируют, дают фидбэк, и это дико неудобно, потому что кто-то за час может написать всего четыре предложения, а кто-то роман. Ты, кстати, строчила нормально. Я наблюдал тебя в сценарных ситуациях, было очень хорошо. Помню твою историю про библиотекаршу и цветы — «Праздник садоводства»!

ПАУЛИНА: Спасибо, Женя. Я всегда первой выходила читать, потому что мне было страшнее всех. Хотела отмучиться, понять ситуацию и отступить подумать. В целом «Индустрия» кардинально поменяла мой взгляд на профессию и на себя. Он стал значительно шире, в мою жизнь пришли новые люди, друзья. Ты в их числе. Именно в школе состоялся мой дебют не только как автора, но и как режиссера. Сама написала и сняла короткий метр «Плачу с вами». В сентябре его можно будет увидеть на платформе ivi.

ЕВГЕНИЙ: Нас попросили обсудить «свободу–несвободу» в digital. И я вот даже не знаю, с чего начать. Ты как относишься к соцсетям?

ПАУЛИНА: Как к большому супермаркету вещей и чужих жизней преимущественно. В моем аккаунте в инстаграме хранится контент, связанный с моей работой или проектами моих друзей. И конечно, проекты брендов, с которыми я работаю и дружу. Но у меня на странице ты не увидишь, где я сегодня обедала и с кем, какие витамины приняла утром, например. Не потому, что это плохо, а потому, что я не блогер. А по поводу «свободы–несвободы». Интернет-пространство меня заметило, посыпались оценки и определения в публичном поле. Нам всем хочется, чтобы нас любили, но очень опасно начать по этому поводу стараться. Мне знакомы и желание быть хорошей, понравиться, и страх произвести неправильное впечатление. Маленький страх, который рождает большой ужас. Если ты боишься, ты несвободен, потому что внутренняя свобода в том, чтобы быть собой.

Я, например, почувствовала несвободу, когда людям стала неадекватно интересна моя личная жизнь.

ЕВГЕНИЙ: Для меня соцсети, с одной стороны, — убийство. Убийство офлайн-пространства. С другой стороны, наверное, возможность коммуницировать с внешним миром со своей позиции — как ты выстраиваешь свой взгляд и ракурс для аудитории и все остальное. Я в основном выкладываю что-либо в инстаграм, только если нужно с профессиональной точки зрения как автору. Какое-то событие. Редко личное. В остальном мне неудобно себя выставлять напоказ, пытаться произвести на кого-то впечатление.

ПАУЛИНА: Соцсети рождают зависимость. Люди подсаживаются на инстаграм, потому что там ты можешь придумать себя. Это не про «быть», а про «казаться» лучше других: показать, что твой завтрак вкуснее, одежда моднее, мужчина круче. А в жизни нужно прилагать огромные усилия, чтобы стать тем, кем хочешь. Но я, кстати, не отделяю себя от пользователей соцсетей — только недавно отказалась от привычки смотреть по утрам ленту. Это еще один вид зависимости. Получается, я почти ничего не выкладываю, меня там вроде бы нет, но мой глаз там есть! Эту штуку, подглядывание свое, надо контролировать. Слишком много информации, зачем она?

ЕВГЕНИЙ: Да, это ужасно! На карантине я дошел до дна, понял, что что-то не так, когда увидел надпись в инстаграме — «вы посмотрели всю ленту» или как-то так.

ПАУЛИНА: Я думала, просмотреть все обновления невозможно (улыбается). Но желание быть в контексте — объяснимо. Мы же постоянно получаем из соцсетей какие-то микроэмоции, что-то новое, что может понравиться, ты захочешь быть, как тот или иной человек, иметь вещь, как у него. Это классно спроектированный нативный магазин. Но знаешь, о чем я иногда думаю: разве не травматично, когда взрослые выкладывают в инстаграм маленьких детей, которые еще не имеют своего мнения и не понимают, что происходит? Огромное количество людей наблюдает их с рождения. Мне кажется, придет время, когда инстадети предъявят родителям за отсутствие выбора и дикое нарушение личных границ. Интернет помнит все — и тебя, лежащего в памперсе, тоже запомнит.

ЕВГЕНИЙ: У меня в любом случае сейчас неосознанный digital-детокс — подготовка к большому проекту, снимаем сериал «Балет», времени очень мало. Иногда вечером понимаю, что вообще не смотрел в инстаграм сегодня. И это меня очень радует.

ПАУЛИНА: Я тоже делаю перерывы, могу не заходить в соцсети месяц. Провожу чистку сознания. Женя, давай вернемся к твоим словам о том, что Интернет дает возможность показывать себя миру со своей позиции. Скажи, когда ты подбираешь актеров в проект, смотришь их инстаграмы?

ЕВГЕНИЙ: Да. Соцсети многое говорят о человеке. Раньше были портфолио, актерские визитки, видеопрезентации, так называемые «рилы». Люди тратились на это и финансово, и душевно. Сейчас быстрее в инстаграме посмотреть, что актер собой представляет, о чем говорит, чем живет.

Иногда становится не по себе от глупости беспросветной, иногда — наоборот. Но куда больший ад, когда некоторые продакшны судят об актере по тому, сколько у него подписчиков.

ПАУЛИНА: Но ты же так не судишь.

ЕВГЕНИЙ: Нет, конечно. Например, рил Лены Трониной (главная героиня сериала «Хэппи-энд». — МС) я увидел года за три до съемок. Он был на английском, очень яркий, и меня зацепило — наконец-то прикольный живой человек. У меня появилось классное ощущение, но я тогда не занимался режиссурой. Когда Тронина понадобилась, ее нашли в Казахстане. Представляешь, она из-за пандемии пешком переходила границу, чтобы попасть на живые пробы, потому что пытаться понять что-то по пробам в Zoom — бесполезная история. И в целом на моей планете актеру не нужно уметь нравиться, но он должен уметь запомниться. И уж если мы говорим о свободе и несвободе, замечу, что артист — зависимая профессия. И с точки зрения ментального движения мой путь в режиссуру — не столько поиск свободы, сколько побег от несвободы.

ПАУЛИНА: В этой индустрии мы все зависим от решений разных людей — актеры, режиссеры, даже самые высокие продюсеры. Сценарист, на мой взгляд, чуть-чуть более свободен, потому что он создает историю, без него не будет кино. Актер создает образ, роль. Здорово обладать двумя профессиями. Чувствуешь себя менее уязвимым, зная, что не держишь все яйца в одной корзине.

ЕВГЕНИЙ: Ты же думала, что скажет общественность, когда поступала на сценарное отделение в «Индустрию»?

ПАУЛИНА: Общественность всегда что-то скажет, даже если ты просто дома сидишь. Не всегда сердцем, но умом я твердо понимаю, что никогда моя жизнь и мои поступки не будут определяться общественным мнением. Тем более такие созидательные, как пойти учиться. Могу переживать сколько угодно, обижаться, но все равно буду делать.

Я ценю время, и оно так быстро-быстро бежит, я не хочу тратить его на диалог с общественным мнением. А ты?

ЕВГЕНИЙ: Я достаточно философски оцениваю и свою внешность, и свой талант. По паспорту мне 35, по ощущениям внутри мне лет 50, пришла уже мудрость какая-то, поэтому я спокоен насчет мнений и переживаний по поводу себя в искусстве. Все приходит, как только отпускаешь ненужные мысли и просто делаешь свое дело.

ПАУЛИНА: Мне близко высказывание Хаяо Миядзаки: «Обретение внутренней свободы — самая большая радость, доступная человеку». Правда, я не знаю, верю ли в возможность достижения полноты этой свободы. Такой, как в раннем детстве. С другой стороны, мы все ее хотим, ждем, когда наступит момент без обязательств, границ, ждем отпуска, чтоб наконец выдохнуть. И вот ты приезжаешь куда-нибудь, а выдохнуть не можешь, не получается в этой благости найти себе место. Внутри бурлит Москва. И это буквально ломка городского человека на песчаном пляже.

ЕВГЕНИЙ: Мне кажется, считать себя абсолютно свободным человеком невозможно, ты в определенном смысле теряешь свободу, уже когда получаешь паспорт какой-либо страны. Становишься гражданином. Некую степень свободы дают деньги, в которые упираются и творчество, и производство. Наверное, никогда не будет проектов с открытым бюджетом. Это сдерживает тебя, когда ты хочешь показать свои миры. Круто, конечно, иметь возможность выдумывать, сочинять, но в воплощении мы почти всегда несвободны, согласись.

ПАУЛИНА: Если ты про деньги и свободу, соглашусь, они дают чувство независимости во всех областях. Ты никому не должен, не обязан, ни у кого не просишь. Для меня это важно, мне нравится рассчитывать на себя. Наверное, когда деньги начинают управлять тобой, ты становишься мешком без дна, тебе все мало, тогда они тоже становятся клеткой. Я ценю блага материального мира, но не хочу, чтобы только они составляли мою жизнь. Ни машина, ни квартира, ни вещи не сделают тебя счастливым. Более уверенным и защищенным социально — да. Счастливым — нет. В итоге это все превратится в хлам, который после твоего ухода будут разгребать родственники.

ЕВГЕНИЙ: Ты когда сценарий «Психа» писала, в какой степени свободы находилась? Чувствовала ее?

ПАУЛИНА: Да, потому что работала одна. Все, что написано, полностью моя воля и желание. Не было директив, намеков и идейных пожеланий, ничего, кроме творческих обсуждений. Мне повезло, что на первом большом проекте я не чувствовала никакого давления, кроме своего собственного. Все страхи, что я ошиблась, что это никому не нужно и не интересно, присутствовали. Я в этом отношении не супермен, бесстрашный и уверенный в себе. Способность смотреть на свое творение со стороны максимально жестко и цинично автору необходима, но я стараюсь у своего внутреннего критика слишком большую плетку отобрать.

ЕВГЕНИЙ: Что выберешь между ответственностью и здоровым пофигизмом?

ПАУЛИНА: В сегодняшней жизни, посвященной многозадачности, я бы делала упор на пофигизм, конечно. Я это понимаю не только как снижение контроля и ожиданий от себя. Но и как состояние легкости, когда ты не смотришь на все происходящее вокруг как на что-то жизненно важное, любишь себя и бережешь себя. Не живешь по принципу «я в стрессе — значит я живой». Короче, я за пофигизм порядочного человека.

Фото: Владимир Васильчиков