Битва за Версаль: ночь, навсегда изменившая историю haute couture

В тот вечер Версальский дворец сиял под полной луной и блистал сквозь пелену первого снега. По сторонам от золотых ворот стояли величественные жандармы в красной форме, подпоясанные саблями, а за ними тянулась длинная цепочка из лакеев в напудренных белых париках и ливреях времен XVIII века. Хозяйка вечера – Мари-Элен де-Ротшильд, одетая в зеленое вечернее платье с отделкой из перьев страуса от Yves Saint Laurent – с улыбкой приветствовала гостей, целуя в обе щеки французов и обмениваясь дружескими рукопожатиями с американцами.

Изначально задуманная с целью собрать средства на реставрацию Версальского дворца программа шоу включала в себя показ коллекций десяти дизайнеров. Пятеро мэтров высокой моды à la française принимали в своей стране пятерых самых известных в Америке, но совсем неизвестных в Европе дизайнеров, что в далеком 1973 году было беспрецедентным событием. Версальский дивертисмент, конечно же, не задумывался как соревнование, однако благодаря стараниям прессы это событие воспринимали именно так. Посмотреть на модное состязание двух стран собрались лучшие из лучших: принцесса Монако Грейс Келли, герцогиня Виндзорская, Палома Пикассо, Энди Уорхол и многие другие.

В авангарде американской моды в 70-е стояли неизвестные тогда миру Оскар де ла Рента, Билл Бласс, Анна Кляйн, Рой Хальстон и Стивен Барроуз. В Битве за Версаль они отважились выступить против самых известных кутюрье своего времени: Ива Сен-Лорана, Юбера де Живанши, Пьера Кардена, Эмануэля Унгаро и Марка Боана, работавшего в то время для дома Dior. Ослабленные ожесточенной внутренней конкуренцией и мизерными бюджетами, американцы, конечно же, почти не имели шансов поколебать устоявшиеся стандарты европейской моды. Но вопреки всем предрассудкам и опасениям американская энергетика, смелость дизайнеров, а также великолепие моделей (американцы рискнули выпустить на подиум афроамериканок) поразили достопочтенную публику. К концу вечера американцы прочно заняли свое место в доселе закрытом для них мире, задав новые прочные стандарты того, как модная индустрия должна относиться к вопросам расовой принадлежности, красоты, пола и сексуальности. Эти стандарты действуют и по сей день.

Американские дизайнеры, привыкшие к зданиям, напоминающими коробки, ощущали себя в Версальском дворце как будто в Колизее – вот-вот их отдадут на растерзание львам. Изначально они согласились на участие в шоу только ради дополнительной известности, но теперь им предстояло пережить самый трудный день в своей карьере и не потерять ни капли достоинства.

Французские кутюрье чувствовали себя настоящими звездами вечера. Их продажи были на пике, популярность – высокой, а признание – всеобъемлющим. Эстетика французского Haute Couture была облагорожена многовековыми традициями. Для своего шоу французы пригласили таких звезд, как Жозефина Бейкер и Рудольф Нуреев, что, безусловно, выгодно отличало их от американских коллег. Вот только в попытках в очередной раз доказать собственное превосходство очень легко перестараться. И французы, очевидно, перестарались.

Все было слишком идеально. Танцоры были слишком изящны, а певцы – слишком сладкоголосы. Исчез дух спонтанности, знаменитая французская непосредственность. У американцев все было по-другому. Нью-йоркская звезда Лайза Миннелли, открывавшая американскую часть, выступала в серых брюках от Halston, водолазке песочного цвета, поверх которой был небрежно повязан красный свитер, и шляпе-федоре. Исполнив культовую композицию «Bonjour, Paris», Лайза, казалось, скандировала: «Господа, встречайте Америку».

«Я выбегу на сцену, возьму первую ноту, и сразу же выбегайте вы», – наставляла Миннелли моделей перед выступлением, – «чем естественнее это будет выглядеть, тем лучше. Представьте, будто вы увидели Эйфелеву башню в первый раз – передайте это чувство! Это не дефиле, это игра».

Модели выбегали за певицей, знаменуя собой настоящую победу традиционного для Америки спортивного стиля, облагороженного трудом модельеров. Это был настоящий бум оттенков бежевого: плащи, тренчи, пуловеры, свитера, платья, легкие брюки простого покроя, широкополые шляпы, плиссированные юбки. Единственную декорацию нарисовал иллюстратор Джо Юла, на котором была изображена Эйфелева башня. Как только Миннелли закончила петь, публика разразилась аплодисментами. Помощник Бласса, Том Фэллон, находившийся в тот момент за кулисами, вспоминает, как после выступления Лайза радостно воскликнула: «О Боже! Они наши».

Теперь оставалось их только удержать.

Старт: африканская коллекция Анны Кляйн

Американскую часть открывала африканская коллекция Анны Кляйн. Черные рубашки, плиссированные юбки, джеллаба, свободные платья-рубашки, сексуальные платья и тюрбаны, – коллекция не сильно удивляла оригинальностью, но дизайнер к тому и не стремилась. Анна намеренно не создавала сенсаций. Напротив, как сказала тогда редактор Vogue Грейс Мирабелла, каждый образ коллекции походил на то, «что можно найти в гардеробе любой женщины». Люди не помнили, как выглядело то или иное платье, но что уж точно невозможно было вычеркнуть из памяти, так это ту неповторимую манеру подачи, необъяснимую атмосферу легкости и новизны, витавшей в зале.

В то время как француженки двигались медленно, с королевской грацией, американки дефилировали энергично, пританцовывая под зажигательные композиции Элвиса Пресли, Марты Ривз и Рэя Чарльза – артиста, выросшего на традициях американской поп-культуры. Хореографом показа выступила знаменитая Кей Томпсон, крестная мать Лайзы Миннелли. Именно она настаивала на том, чтоб модели шли как можно быстрее и динамичнее.

Первоначально каждый дизайнер планировал продемонстрировать около 70-ти различных образов, но тут свою роль сыграл Бласс, считавший, что несколько хорошо отобранных луков произведут куда более мощный эффект, чем бесконечная плеяда нарядов. Но тем не менее даже 20 образов от каждого дизайнера давали в сумме 100 выходов моделей. Манекенщицам приходилось в скоростном режиме менять комплекты одежды и макияж (который, к слову, выполняли никому не известные визажисты-любители), чтобы успеть на очередной выход.

«В отличие от французской одежды, которая, казалось, вся состояла из разных замочков, застегивание которые занимало целую вечность, американская одежда создавалась для сильных, независимых и быстрых женщин. Это было будущее моды», – вспоминает Донна Каран, которая в то время работала помощником дизайнера, и, будучи на шестом месяце беременности, носилась от модели к модели, готовя их к выходу.

Показ Стивена Барроуза: торжество свободы

Следующим выступал Стивен Барроуз. Как и Анна Кляйн, дизайнер тоже сделал ставку на контраст между Европой и Америкой. Если французские дизайнеры предпочитали держать своих моделей в ежовых рукавицах, не позволяя им никаких вольностей, то Барроуз сразу обозначил: его модели свободны так же, как свободны все современные женщины. Каждая модель выходила по отдельности, демонстрируя яркие трикотажные вечерние платья, выгодно подчеркивающие фигуру. Коллекция включала модели, скроенные из разноцветных кусков ткани, с лямками на шее, и декорированные рюшами и воланами. Общее впечатление от показа было сродни восторгу от фейерверков.

Показ проходил под композицию Эл Грин Love and Happiness. Барроуз отказался от популярного в то время стиля диско в пользу соула – в котором ритмы отличались непередаваемой мягкой пульсацией, а каждая фраза была эталоном настоящей чувственности. Где и когда Барроуз не проводил бы показ, он всегда призывал своих моделей расслабляться на подиуме, веселиться, давать волю своему «Я». Своей философии он не изменил даже ради чопорного Версаля.

Барроуз восхищался чернокожими девушками, и именно им он выделил главное место в собственном шоу. Источая сексуальность и уверенность в себе, модель Алва Чинн расслабленно прогуливалась по подиуму в ослепительно яркой тоге. Когда-то в поисках свободы самовыражения эта девушка оставила консервативный Бостон и переехала в Нью-Йорк. Теперь же она демонстративно весело выхаживала по залу Версальского дворца перед лучшими представителями современной аристократии – в месте, в котором она никогда бы не смогла представить себя раньше.

Еще одна чернокожая модель – Амина Варсума – оставалась удивительно спокойной. Она и раньше работала в Европе и чувствовала себя здесь как дома. Удивительно, но, проживая в Штатах, девушка понимала, что в этой стране нужно всегда ломать себя, достигая совершенства. Во Франции же она могла быть самой собой. Модель Норма Джин Дарден, выпускница колледжа Сары Лоуренс (одного из самых дорогих в Америке), демонстрировала длинное пальто, выполненное в технике колорблокинг. Она была довольна собой, и это было видно.

Американцы были в ударе. Дизайнеры тщательно следили за тем, как одежда сидела на моделях. Если платье смотрелось чересчур правильно, то на нем тут же расстегивалась пуговица, закатывались рукава или небрежно накидывался пояс. На молодом пластичном теле не могло быть никакой статики. Все – максимально свободное и легкое.

Вспоминая историю, можно с уверенностью сказать, что все то безумие, происходившее на подиуме в Версале (по крайней мере, с американской стороны) прямым образом отражало то, что происходило в США. Именно так и развивалась мода в Нью-Йорке. Молодые дизайнеры типа Кловиса Руффина воспевали эстетику позерства и нахальства, демонстрируя неприкрытое вдохновение одеждой, собственной славой и женщинами. Это стало отличительной чертой всех модных мероприятий – от ежегодного шоу Ebony Fashion Fair до подпольных показов, проводимых в женских клубах и даже в церковных подвалах. В 1973 году Барроуз был символом собственной эпохи, так как именно он дал женщине моду, которая была комфортна и которая становилась для нее эмоциональной отдушиной. В платьях от Барроуза женское тело было по-настоящему свободным – без компромиссов.

Одной из последних на подиум вышла модель Бетан Хардисон. Она продемонстрировала длинное, ниспадающее легкими волнами желтое вечернее платье – дань Барроуза традициям французской Высокой моды. Но на этом уважение дизайнера к французскому наследию себя исчерпало. Андрогинная фигура Бетан еще и в сочетании с агрессивной, слегка развязной походкой и устрашающим взглядом, конечно же, шли в разрез со всеми fashion-канонами того времени, что произвело неизгладимое впечатление на гостей. Фотограф показа Чарльз Трейси вспоминает: «О, Бетан шла походкой гангстера. Мы даже попятились назад».

Завершала показ Пэт Кливленд в длинном летящем платье, отличительной особенностью которого был острый цветной лиф. Походка Пэт стала самой запоминающейся. Весь путь модель прошла, кружась вокруг себя с такой скоростью, что, казалось, будто она вот-вот взлетит. Платье развевалось очень соблазнительно, обволакивая изящную фигуру Пэт нежными и мягкими тканями юбки. Вращаясь, Пэт дошла до самого края подиума и внезапно остановилась, смотря прямо на зрителей. Эффект был потрясающим.

В этот момент модели, выстроившиеся цепочкой за Пэт для финального выхода, уверенно направились к самому краю подиума. Они шли быстро и агрессивно, напоминая армию прекрасных созданий. Приблизившись к первым рядам на расстояние вытянутой руки, модели внезапно замерли. Они начали позировать.

Зал взорвался аплодисментами, программки взлетели в воздух, как конфетти. Это был успех.

«Барроуз произвел ошеломительный эффект – настоящее wow. От старых традиций ничего не осталось, – рассказывает журналистка Энид Неми. – Все было необычно: модели, одежда, подача».

Ретро-шик от Билла Бласса

Коллекция Билла Бласса, получившая название Great Gatsby–meets–Deauville, была вдохновлена творчеством композитора Коула Портера. Дизайнер воссоздал сияющее великолепие жизни американской интеллигенции. Легкие платья до середины голени, полностью закрытые, передавали невесомый аллюр ретро-гламура. Модели носили миниатюрные шляпки, декорированные элегантной сеткой, едва прикрывавшей глаза. Даже повседневные деловые комплекты от Билла Бласса имели неуловимый налет роскоши и утонченности: твидовые жакеты сочетались с тонкими юбками, усыпанными блестками.

Звездой показа Бласса была модель Билли Блэр. Сияющие локоны, сигарета в мундштуке, высокомерная подача – все в Билли Блэр вызывало неконтролируемые ассоциации с Жозефиной Бейкер. Знаменитая модель демонстрировала вечернее платье из джерси и накидку из меха соболя. «В нарядах и мехах от Билла Бласса я чувствовала себя настоящей женщиной – самой элегантной и самой чувственной», – комментировала модель.

Рой Хальстон: тожество вечерней моды

Следующий показ принадлежал Рою Хальстону. Команда звездного дизайнера состояла из его лучших друзей и самых любимых моделей. Манекенщицы неподвижно стояли в изящных позах на темной сцене, а когда свет софитов направлялся на одну из них, модель тут же начинала двигаться. Она демонстрировала одежду, а затем вновь замирала. В этот момент сцену вновь поглощала тьма, а мгновением позже в свете софитов оказывалась уже другая модель. В качестве музыкального сопровождения для показа Хальстон выбрал композицию из кинофильма Лукино Висконти «Гибель богов».

Образы от Хальстона были по-настоящему соблазнительными и сексуальными. Некоторые из них можно было назвать элегантными, а некоторые – весьма провокационными. Ширли Ферро демонстрировала вечернее платье без рукавов, соблазнительно выделявшее нижнюю часть ее спины. На Нэнси Норт было надето расшитое блестками платье с длинным вырезом, заканчивавшимся на талии. Эльза Перетти и Крис Ройер позировали вдвоем. Их главным аксессуаром стала сигарета в тонком длинном мундштуке.

Платье Марисы Беренсон было настолько откровенным, что частично обнажало грудь, едва прикрытую меховым боа. А платье Чайны Машадо даже не имело лифа – он был заменен роскошным веером из перьев, которым модель и прикрывала грудь.

Выступление моделей Хальстона напоминало лучшие голливудские сцены. Дизайнер рассчитывал впечатлить публику звездным составом своей команды, но, как это часто бывает, просчитался. Европейская аудитория была в восторге только от собственных светил – заокеанские звезды были им абсолютно безразличны. Но в целом шоу Хальстона публика оценила, что уже было большим достижением, так как на часах была полночь и гости начинали уставать.

Оскар де ла Рента: магия ночи

Завершал американскую программу Оскар де ла Рента. На этот раз темой показа стала магия. В качестве музыкального сопровождения дизайнер выбрал композицию Барри Уайта «The Love Unlimited Orchestra» – мелодию в стиле ритм-энд-блюз. Начался показ с громкого звона тарелок, плавно переходя в медленную и нежную мелодию. Под эти звуки и вышла первая модель – звезда показа Билла Бласса – Билли Блэр. Одетая в тонкое зеленое платье, она напоминала волшебницу. Очень модную волшебницу.

Пройдя немного по сцене, Блэр стремительно вытащила из рукава розовый шифоновый платок, и в тот же миг за девушкой вытянулась цепочка моделей, одетых в розовые платья. Из второго рукава Блэр вытащила лиловый шарф, и тут же за ней появились модели в лиловом.

«Модель двигалась так плавно и грациозно. А она очень отличалась от француженок. Освещенная лучом софита, она была волшебна», – делилась своими впечатлениями ассистентка показа Николь Фишелиз.

Новая коллекция Оскара де ла Ренты была свободнее и проще в сравнении с его ранними работами. Но в этой простоте крылась неземная утонченность, женственность и волшебство. «В конце шоу люди аплодировали стоя, – вспоминает дизайнер, – они никогда не видели, чтобы модели двигались в такт музыке. Для них это действительно была магия».

Au revoir, Paris! – Hello, America!

После показа Оскара де ла Ренты на сцену вновь вернулась Лайза Миннелли. Блистая в черном коктейльном платье от Оскара де ла Ренты, усыпанном россыпью стекляруса, певица исполнила заглавную композицию из мюзикла «Кабаре». Позже на сцену постепенно вышли все американские модели в маленьких черных платьях от всех пятерых дизайнеров. Вместе с Лайзой они исполнили написанную специально для Версаля песню «Au Revoir, Paris». «До свидания, Париж! До свидания, друзья», – пел Оскар де ла Рента, наслаждаясь успехом.

Как только занавес опустился, публика взорвалась аплодисментами. Американцы были ошеломлены откликом достопочтенной европейской элиты. Гости скандировали: «Браво», – не жалея аплодисментов.

«Реакция зрителей произвела поразительный эффект, – вспоминает журналистка Энид Неми, – «Французы выступали с очередной реминисценцией славных традиций европейской моды. Американцы же поразили ощущением новизны, юности. Наблюдать за реакцией публики было гораздо интереснее, чем за самим шоу. Невозможно было поверить в то, что происходит».

«Американцы победили благодаря Кей Томпсон, – комментировал Пьер Берже, партнер Ива Сен-Лорана, – «это был настоящий Бродвей. Победил не талант дизайнеров, а талант хореографов».

Французских дизайнеров одежда американцев не впечатлила, но проведенное шоу совершенно поразило их воображение, поэтому на комплименты французские мэтры не скупились. Американцам не хватало техничности в исполнении образов, но то, как они их представили публике, было выше всяких похвал. Их одежда была пронизана настоящим американским жизнелюбием. Она имела собственное «Я». Юбер де Живанши и Ив Сен-Лоран были очарованы тем, как Оскар де ла Рента и Бласс позволили своим моделям по-своему показывать одежду – французская мода не могла себе позволить даже подумать об этом.

«Услышать от Ива Сен-Лорана "Вы делаете прекрасную одежду" было лучшим моментом за вечер», – вспоминает Берроуз.

Вечер завершился поздним ужином, хозяевами которого стали Ги и Мари-Элен де Ротшильд. Ужин проходил в закрытых покоях короля. Как только в залу вошли американцы, публика вновь разразилась аплодисментами. В распоряжении гостей была теплая камерная атмосфера, самое дорогое шампанское и подарки. Никаких тостов, никакого чествования победителей – только добрые разговоры, комплименты и улыбки. Американцы были на седьмом небе от счастья, опьяненные признанием французов. Европейцы приветствовали коллег со всем уважением и добродушием.

Той снежной ночью открылась новая страница истории моды. Это был триумф темнокожих моделей и американских дизайнеров. Это была американская сказка, свершившаяся во Франции – победа амбиций, юности и идеализма.

Фото: Getty Images