Історія одного дисидента. Як в СРСР виконували плани з затримання інакомислячих

В зону ВС 389/35 этапировали «свежего» сидельца.

Статья осуждения наша, привычная: антисоветская агитация и пропаганда.

Высокий, статный человек с несколько непропорционально маленькой головой.

Сразу же пошел на контакт с нами, «бывалыми».

При знакомстве некоторым из нас говорил: «Я и о вас написал в своём трактате, за который получил срок наказания».

На вопросы о себе отвечал искренне, подробно, он явно стремился войти в новую для себя среду.

Уроженец Полтавы (или полтавской провинции, точно не помню), был он профессиональным спортсменом, тренером, мастером спорта по десятиборью, жил и работал в Ленинграде.

Должен сказать правду, после нескольких минут общения с Иваном, многие из нас не хотели сближаться с ним, продолжать общение.

Этот искренний человек был неумен.

Чем больше рассказывал нам о своём антисоветском трактате, тем яснее мы понимали интеллектуальную ограниченность Ивана, имевшего диплом о высшем образовании.

А потом он показал нам свою свежую рукопись, он и в зоне продолжал писать «трактат».

Всё стало ясным, Иван не знал ни грамматики, ни правил синтаксиса, его эмоциональный текст состоял из разрозненных фраз и восклицаний….

Однажды, глядя на мятущегося Ивана К., искренне пытающегося подружиться с кем-либо из нас, Иван Алексеевич Свитлычный грустно произнес: «Жаль его, искренне жаль.

Трудно ему.

И всегда будет трудно».

Иван К.

продолжал писать свой трактат.

Уже не пытаясь знакомить нас с полётом своей скудной мысли.

А лагерные надзиратели с усмешкой доставали его рукописи из прикроватной тумбочки и передавали кураторам из Скальнинского КГБ.

Это продолжалось месяцами, годами.

Сидел Иван тяжело, часто отбывая по 15 суток наказания в лагерном штрафном изоляторе.

Причиной тому был его взрывной характер и постоянное ожидание легких уколов и насмешек.

Однажды наш лагерный товарищ Михаил Казачков слишком прямо, в доступной для понимания Иваном форме высказался о неполной интеллектуальной состоятельности Ивана… Результатом был мощный удар, несколько недель Казачков носил на лице следы этого профессионального удара.

Где-то там, в далеком Ленинграде, Иван оставил подругу, которую искренне любил.

Под давлением КГБ она подтвердила антисоветскую направленность личности Ивана.

Не писала ему в зону, вычеркнула из своей жизни.

Коммуникабельный, искренний человек, Иван искал партнеров для общения.

Уже не друзей.

Часто о чём-то говорил с нашими умудренными тюремной жизнью стариками-двадцатипятилетниками.

Его партнером по отсидкам в штрафном изоляторе был столь же взрывчатый О.

Наш, киевлянин.

С которым Свитлычный и все мы избегали общаться.

Были у нас на то основания.

Что было с Иваном дальше, не знаю.

Мой последний лагерный год прошёл в одиночестве в помещении камерного типа, ПКТ.

Одно знаю: несчастный Иван не должен был быть политическим узником.

Не был он опасен для советской власти.

По-видимому, ленинградское отделение КГБ стремилось выполнить план по поимке инакомыслящих.