Лучше бы Путину молчать!

"Мы обязательно создадим центр архивных документов, кино— и фотоматериалов, и мы заткнем рот тем, кто пытается переиначить историю… Хочу еще раз подчеркнуть, мы этот поганый рот заткнем документами навсегда, чтобы неповадно было… Еще раз хочу это повторить, пускай это прозвучит грубовато, но это так и есть: этот поганый рот, который открывают некоторые деятели "за бугром", чтобы достичь своих сиюминутных политических целей, мы заткнем правдивой документальной информацией".

Так говорил Владимир Владимирович Путин 18 января с.

на встрече с ветеранами и представителями патриотической общественности.

Кстати, гляжу я на этих ветеранов, и аж дух захватывает: румяные, подтянутые, бодрые — и это в возрасте хорошо за 90! Богатыри, они бы еще в ФСО могли Родине послужить… Однако, к делу.

Предложение поддерживаю и одобряю.

Фальсификацию истории 2МВ пора уже "заткнуть" правдивой документальной информацией.

Давно пора! И все возможности для этого у В.

Путина есть.

Во-первых, в его прямом подчинении находится то, что раньше назвалось "Архив Президента РФ" (АП РФ).

Аббревиатура эта и по сей день повсеместно используется, причем во вполне серьезных научно-исторических изданиях, но Архива как такового давно уже нет.

Еще в далеком 1998 году он был ликвидирован и преобразован в "Управление информационного и документационного обеспечения президента".

Слова имеют значение.

То есть и АП РФ был закрыт намертво, он даже формально не входил в систему Государственной архивной службы РФ, но всё же — слово "архив" в названии провоцировало на попытки задать вопрос, послать запрос и пр.

Ну, а в "Управление обеспечения президента" мне и соваться как-то не с руки — я не президент, они мне ничего не должны….

В фонды АП РФ в начале 90-х сгребли горы важнейшей информации: 15 млн.

дел, документы Политбюро, ГКО, личные архивы Сталина, Молотова, Хрущева, Брежнева.

Сгребли и для начала строго засекретили, даже описи дел (аналог библиотечного каталога) абсолютно недоступны.

Правду сказать, в 1993 году было принято решение о передаче документов "исторической части АП РФ" в федеральные (т.

хотя бы теоретически доступные исследователям) архивы.

Работа закипела.

По состоянию на 2012 год передали ЧЕТЫРЕ ДЕСЯТЫХ ПРОЦЕНТА дел.

Что сейчас — не знаю, может быть и до полпроцента дошли.

И не спешите радоваться — передача дел в государственный архив еще не означает рассекречивание содержавшейся (прошедшее время) в них информации.

Например, в РГАСПИ передали т.

"Особые папки" Политбюро ЦК ВКП (б).

Звучит оглушительно.

Дрожащими от волнения руками открываем "особые папки" за август 1939 года — и не видим! Не видим фамилию Риббентропа ни в одном падеже: то ли его вовсе в Москве не было, то ли такая мелочь, как соглашение о разделе на пару с Гитлером Восточной Европы внимание Политбюро ЦК не привлекло.

Есть протокол от 19 августа.

Это тот самый день, когда — если верить лживому сообщению лживого буржуазного агентства ГАВАС — Сталин собрал своих подельников дабы в предельно отчетливых выражениях объяснить им смысл крутого поворота во внешней политике СССР.

Так нельзя же верить буржуям! Судя по рассекреченным бумагам, 19 августа, за четыре дня до прибытия Риббентропа и за 12 дней до начала мировой войны, Политбюро собралось для того, чтобы решить два важнейших вопроса: о присвоении имени Надежды Константиновны Крупской какому-то ПТУ и о предоставлении отсрочки от призыва рабочим, рывшим канал в Средней Азии, не самый, кстати, крупный канал.

В "папках" за июнь 1940 года информации про оккупацию трех стран Балтии… есть!.

Есть решение Политбюро о повышении норм выдачи табака, спичек и папиросной бумаги для красноармейцев частей, выполняющих "особое задание".

Другие вопросы Политбюро не беспокоили.

Далее, как Верховный главнокомандующий В.

Путин может дать приказ начальнику Центрального архива МО.

А уж там-то есть чем заткнуть рот фальсификаторам! Стеллажи засекреченных дел до потолка.

Описи дел также секретны, но, кажется, мне приснилось, что в перечне засекреченных есть и донесения советских военных советников в Китае 20-х (да-да, 20-х) годов.

В деле "Исходящие телеграммы наркома обороны" за первую половину 1941 года почти все листы имеют по два порядковых номера, а некоторые и по три — то есть документы вырывали, вырывали, вырывали, и всякий раз приходилось менять нумерацию.

Само дело прошито и скреплено сургучной печатью в 1949 году — а где раньше эти документы хранились? И что от них осталось? Ну, что осталось-то, я знаю.

Судя по оставленному, в последнюю до 22 июня неделю наркомат обороны решал один вопрос: сокращение расхода цемента и арматуры на строительстве ДОТов "линии Молотова".

И еще проволока.

В ночь на 22 июня из Москвы в Ленинград уходит шифровка ("сов.

секретно", как положено) с приказом доложить о хранении и использовании ржавой колючей проволоки, смотанной годом раньше с "линии Маннергейма".

Нынешний год — год 75-й годовщины Победы.

Нормальные (не занятые безнадежным боданием с дубом) люди не понимают — в чем смысл цифры 75.

Это последняя поганая "отмазка", и та закончилась.

По закону у нас срок секретности документов 30 лет.

Да, конечно, этот срок может быть продлен — но по каждому делу конкретно, и с конкретным же указанием причин такого экстраординарного засекречивания.

Поскольку нет никакой возможности придумать хоть какую-то разумную причину, по которой рассекречивание документов 39-45 годов может подорвать обороноспособность современной России (нет уже ни той армии, ни того государства, ни той территории, ни тех людей, давно померли агенты и резиденты, вооружение годится лишь для музея), то уцепились за "тайну личной жизни".

Ура! По закону тайна личной жизни охраняется 75 лет.

И хотя Верховный суд разъяснил, что обстоятельства исполнения обязанностей государственной (в частности воинской) службы не входят в понятие "личная жизнь", архивы цеплялись за эту "жизнь" мертвой хваткой.

Теперь все сроки вышли (по самому интересному периоду, т.

38-41 гг.

они, как понимаете, вышли уже давно), так что пора придумать что-то новенькое.

А пока не придумалось — вспомнить народную поговорку про корову, которой лучше молчать, а не мычать.