Как говорить с жертвой и злодеем? Войцех Тохман: искусство репортажа и литература факта

Войцех Тохман – польский журналист и писатель, чьи книги основаны на реальных событиях и представляют собой ту самую «литературу факта» — жёсткую и бескомпромиссную публицистику на злобу дня.

Он регулярно выезжает в различные конфликтные регионы мира, откуда пишет репортажи о жизнях и смертях тех, кто попал под колесо политических амбиций и жернова истории.

О простых людях.

В разные годы работал в «Газете Выборчей», на Первом канале Польского телевидения, преподавал в Институте журналистики Варшавского университета.

Один из основателей Института репортажа в Польше.

В 2015 году Войцех Тохман провёл в Минске открытую лекцию.

Публикуем выдержку из неё.

Как беседовать с теми, кого пытали или кто пытал.

Как и про что спрашивать.

Первый важный момент – автор не должен делать из себя умника.

Второй момент – он не должен брезговать фактами.

И если что-то для автора является тяжёлым, он не должен показать это своему собеседнику.

Я делал книгу про геноцид в Руанде и разговаривал с теми, кто занимался этническим насилием.

Они теперь в тюрьмах.

Чтобы добраться до них, я преодолел долгий бюрократический путь.

Когда я разговаривал с ними, я не показывал, как отношусь к ним.

Я не говорил, что они злодеи и насильники, не смотрел на них свысока и не демонстрировал презрение.

Поступи я таким образом – я бы ничего от них не добился.

Чтобы получить от них ответ, мне приходилось ходить кругами.

Это мой стиль работы.

И в целом – я мало спрашиваю.

Я, скорее, прошу: «Можете ли вы рассказать мне про то время и себя в то время? Столько, сколько вы можете, и столько, сколько захотите».

Что это мне даёт? Он или она начинает чувствовать себя хозяином ситуации и ощущать себя в безопасности.

Разговор с жертвой и злодеем.

Не нужно торопить собеседников.

Я в курсе специфики работы журналистов, они должны торопиться.

Но здесь не тот случай.

В зависимости от того, разговариваю я с жертвой или злодеем, я поступаю так.

У жертвы я никогда не спрашиваю про какие-либо детали, которые могли бы её ранить: например, сколько человек было, не спрашиваю имена и фамилии (нередко жертва и палач знакомы).

Не стоит повторно травмировать жертв.

Но если этого избежать не удаётся, стараюсь максимально снизить эту опасность.

Во время разговора со злодеем я его просто слушаю.

Как правило, в начале он начинает что-то придумывать.

На самом деле со злодеем разговаривать намного сложнее, чем с жертвой.

И даже когда разговор резко прекращается, я понимаю – у меня есть, про что написать.

Я также понимаю, что мне нечего терять и уже по-другому говорю со злодеем: «Что за х…ню ты здесь рассказываешь?».

И он либо втягивается в разговор со мной, либо отвечает: «Да вали отсюда!» – и всё равно продолжает со мной говорить.

Разговаривать много раз.

Один из важнейших принципов моей работы – я возвращаюсь к своим собеседникам много раз.

И по возможности не разговариваю с ними дольше, чем полтора-два часа.

Однако эти разговоры достаточно интенсивные.

Даже если слов звучит немного, речь про очень тяжёлые ситуации.

В определённый момент восприятие и с одной, и с другой стороны начинает ограничиваться.

Поэтому я и стараюсь возвращаться к моим собеседникам – через три дня, через неделю, через месяц.

Чем больше раз, тем лучше.

И когда человек видит меня в десятый раз, то я становлюсь для него кем-то другим – не тем, кем был при первой встрече.

И вот тогда я достаю свой блокнот, расслабляюсь и чувствую себя свободно.

Как подготовиться к разговору.

Разговор, как один из элементов документации, – нелёгкое дело.

И к нему я всегда готовлюсь очень основательно.

Конечно, иногда объективно нет времени.

Но если время всё же есть и события не требуют жёсткой оперативности, я обязательно готовлюсь.

Особенно, если события произошли в стране, где я не был или про которую мало что знаю.

Если времени мало, я собираю для себя хотя бы быстрое «досье».

Но если время позволяет, то я конкретно углубляюсь в изучение истории страны, а также узнаю, кто у власти, сколько люди зарабатывают и как живут.

Собеседники такую подготовку ценят.

Особенно от человека, который приехал из другой страны и который пришёл к ним не просто так, а знает, чем и как они живут.

Коротко о литературе факта.

Литература факта – это рассказ, основанный на документальных фактах, которые остаются неприкасаемыми, которые автор должен зафиксировать и не может их изменить.

Как и в работе журналиста, если есть конфликт, мы идём ко всем участникам конфликта.

Если две стороны, идём к двум.

Если десять – идём к десяти и так далее.

И пытаемся понять все стороны.

Литература факта рассказывает о человеческих несчастьях, показывает нам, что хоть люди и разные, но по сути мы все одинаковые, независимо от культуры, вероисповедания, финансовой ситуации.

Люди чувствуют и страдают одинаково.

Мать, которая потеряла ребёнка в Германии, страдает так же, как мать, потерявшая ребёнка где-то в бедной африканской стране.

Война на Украине больше не беспокоит обычных поляков.

Единственное, что беспокоит их сейчас – в безопасности ли их собственные задницы.

Уже насмотрелись: в новостях регулярно какие-то люди плачут, страдают.

А если поедет репортёр, сведущий в литературе факта, он сможет показать этих людей, они станут для зрителей больше, чем просто картинки, мелькающие на экранах.

В этом и есть цель литературы факта – показать, насколько сильно там страдают люди.

Я знаю, о чём говорю, потому что аналогично воспринимали люди и ту ситуацию, которая происходила в 1990-е в Боснии.

И только когда вышла книга («Ты будто камни грызла…».

– Ред.), люди стали откликаться, потому что поняли, что там происходило.