Информационная война не знает преград

Россия в лице ее лингвистов выделила самостоятельное научное направление “лингвистика информационно-психологической войны”, свои труды по данной области они оформили в трех томах исследований. С.Л. Кушнерук видит две характеристики, “оправдывающие” этот подход [1]:

его объектом становится использование языка как средства ведения информационно-психологических войн,
внимание исследователей обращено на трансляцию деструктивных смыслов, искажение фактов, психологическим и языковым воздействием на аудиторию.

Понятно, что речь о внешнем воздействии на Россию, а не о российском на другие страны. Поэтому одна из глав трехтомника обозначена как “Россия как мишень информационно-психологической войны в художественных текстах” [2]. Здесь отдельными параграфами анализируются:

Художественный текст как пространство информационно-психологической войны (на материале романа/повести А.А. Зиновьева «Катастройка»), «ЖД» Д.Л. Быкова: информационно-психологическая война «против» или «за» Россию? Симптомы информационно-психологической войны в романе М.П. Шишкина «Венерин волос».

И, хотя выпущена серия из трех книг, озаглавленных как “Лингвистика информационно-психологической войны”, все же это трудно назвать лингвистикой, поскольку собственно языковому (речевому) инструментарию здесь уделено не так много места. По сути, как объекты изучения это может быть все: фильмы-романы-анекдоты, то есть все виды коммуникации, выходящие на массового человека. И, если новости все мы считаем сознательно отобранными и цензурированными в этом плане, то массовое сознание не воспринимает фильмы-романы-анекдоты как таковые, хотя они тоже являются таковыми. И в этой первой монографии есть отдельная глава, например, по православию.

А. Бернацкая говорит о двух условиях, позволяющих говорить именно об информационно-психологической войне [3]:

– компонент общественно-политического содержания,

– негативный модус представления государственных параметров.

И, хотя во втором пункте она говорит об «исключительно или, по меньшей мере, преимущественно негативном модусе представления всего, что составляет государственные устои”, сюда подпадет любая критика, что часто сегодня и происходит и в России. и в Беларуси. А когда власть хочет жить без критики, она перерождается в достаточно опасную.

Возрастание внутренней агрессивности российской информационной среды можно увидеть по периодизации российской прессы, в рамках которой выделены три периода: 1) «карнавализация» языка СМИ (1991–2005 гг.); 2) законодательное регулирование языка СМИ (2005–2014 гг.); 3) новые информационные войны (2014 г. – наст. время). То есть перестройка завершилась жестким нормированием, и сегодня мы живем в рамках третьего этапа, характериуемого так: “Третий этап развития языка СМИ определяется важными событиями 2014 г. Украинский политический кризис (Майдан и последующие за ним события, вплоть до военных действий на Донбассе) воскресил в СМИ риторику противостояния времен «холодной войны», вернул изрядно подзабытые пропагандистские штампы – в русле хорошо известного и ранее феномена так называемых информационных войн (ср. с относительно новыми понятиями «кибервойны» и «гибридные войны»). В этом же году состоялись Олимпийские игры в г. Сочи. Ситуация вокруг них актуализировала оппозицию «свой – чужой», психологию «осажденной крепости» и новую волну речевой агрессии в языке СМИ. После событий 2014 г., с одной стороны, формируется образ Запада как экзистенциального противника, а с другой – «демонизируется» российская власть; становятся востребованными прямые идеологические оценки, словесные ярлыки; активизируются технологии манипуляционного воздействия” [4].

Вероятно, правда, мы уже живем в четвертом периоде, когда внутри страны начались серьезное давление на альтернативные источники информации и носителей другой точки зрения, включая университетских профессоров и журналистов.

Из последних таких внутренних ударов – признание сайта Медиазона иноагентом [5 – 7] и задержание блогера Хованского за призывы к терроризму за песню о Норд-Осте. И на все это идет ответная реакция сетей и журналистов, например:

“Сотрудников Центра «Э» заинтересовала юмористическая песня, которую блогер исполнил во время одного из своих стримов. В ней он иронично высказывался о теракте на Дубровке, который произошел в октябре 2002 года (тогда чеченские боевики захватили 916 человек в здании Театрального центра в Москве). Среди заложников были работники центра, зрители и актеры, занятые в мюзикле «Норд-Ост». В результате теракта погибли 130 человек, в том числе 10 детей: 125 погибли при штурме, пятерых убили террористы. В своем сатирическом произведении Хованский восхитился операцией по спасению заложников, отметив, что было убито «много русских детей». Он также назвал погибших «полными свиньями». В этой же песне блогер в шутку призывал чеченского террориста Салмана Радуева проспонсировать «какой-нибудь новый теракт». Хованский спел, что мечтает о новом взрыве в метро. Ролик с отрывком стрима был опубликован на YouTube-канале пользователя по имени Юрий. После того как эксперты провели лингвистический анализ произведения и нашли в нем призыв к совершению терактов, оперативники также проверили Telegram-канал Хованского «Печень Ховы». В одном из голосовых сообщений блогер говорил, что исполнял песню про «Норд-Ост» перед группировкой нацистов и коллегой Андреем Нифедовым” [8],
“блогер Дмитрий Ларин: “также добавил, что на допросе побывал впервые в жизни. Вопросами, по его словам, пытались установить обстоятельства, касающиеся песни Хованского про «Норд-Ост» и круга лиц, которые были к этому причастны. По делу Ларин проходит свидетелем. Блогер также подчеркнул, что речь идет о событиях, произошедших восемь-десять лет назад. По его словам, Хованский спел эту песню пьяный на чужом стриме, а последствия начались только сейчас. Ларин выразил надежду на то, что дело закончится штрафом, пусть и крупным — «под обнищалово», но не реальными сроками” [9];
“В свое оправдание блогер утверждает, что никогда не выкладывал песню о «Норд-Осте» для своих подписчиков и не распространял ее, а исполнил всего один раз для «нацистов». При этом Хованский попросил простить его за то, что вообще ее исполнял и говорил о том, что ему стыдно «за всю эту грязь», которую он говорил «в адрес людей, которые не заслуживают этого». Видеозапись с репликами Хованского при задержании опубликовал RT в своем Telegram-канале. Там же видеоблогер признался, что употреблял наркотики, но это было «давненько уже»” [10];
“Зрители Хованского не раз вставали на сторону противников блогера, многие отписывались от его канала. Причиной этого они называли не только грубую лексику в адрес оппонентов, но и бесперебойную рекламу лохотронов, финансовых пирамид, сомнительных букмекерских контор и знаменитых «радиоактивных» наушников — легендарной среди пользователей сети подделки продукции компании Beats by Dre.

Сам Хованский никогда не скрывал, что готов рекламировать все что угодно, если за это заплатят. «За деньги я готов рекламировать все. По крайней мере, я этого не скрываю», — не раз заявлял он в своих видео, но при этом добавлял, что исправно платит налоги. Хованский даже запустил специальный сайт, с помощью которого любой желающий мог заказать у него рекламу. При этом в начале 2015 года блогер утверждал, что за ролик, на создание которого уходит полдня, он получает 50 тысяч рублей” ([11], см. также [12 – 13]).

М. Шугалей, именуемый политологом Пригожина, по заявлению которого глаза фемиды обратились к Медиазоне высказался так: “Уважаемые «независимые» интернет-СМИ, типа «Медиазоны», если вы считаете, что с помощью иностранных вливаний сможете втаптывать репутацию России в грязь, перевирать факты, навязывать нашей молодежи неприемлемые западные и европейские ценности, подбивать наших детей на незаконные действия… вот вам мой ответ. Мы здесь сами разберемся как нам жить, как воспитывать своих детей и каким путем идти…” ([14], см. также [15 – 16]). С другой стороны, И. Яковенко характеризует эту атмосферу как “Россия во лжи” [17].

Все это вместе составляет такой информационный шум, из которого каждый может вынести свое. Но везде будет присутствовать все же предостережение – лучше не говорить о власти плохого, а то отправят в кутузку…

Со стороны власти это тоже иной тип коммуникации, которого не было раньше. Беларусский историк А. Браточкин говорит так: “Мы имеем дело с чем-то большим, чем просто язык ненависти. То, как говорят госСМИ, – это не публикации с признаками языка ненависти, это сама ненависть и есть. Как сейчас в Беларуси не могут остановиться репрессии, так и эти высказывания уже не могут вернуться в прежнее «нормальное» состояние публичной речи. Нормы больше нет. Цинизм, как ни странно, также предполагает наличие каких-то ценностей, по отношению к которым мы проявляем цинизм. Пропаганда вышла за рамки цинизма. Является ли такая стилистика нормой для информационной войны? Наверное, надо думать о том, что сама по себе информационная война не является нормой” [18]

Даже уже Ивана Грозного нельзя трогать, если хочешь выжить сегодня [19]. История вновь, как в советское время, стала местом политических баталий. История рассматривается как фундамент, от которого отсчитывается легитимность сегодняшней власти. Смена политического режима вызывает смену варианта прошлого.

И вот еще места, где ищется крамола. Это названия параграфов из одного из томов Лингвистики информационно-психологической войны: Национальные отношения как мишень информационно-психологической войны, Роман Е.Г. Водолазкина «Соловьев и Ларионов»: лингвоидеологический анализ, Повесть Е.Г. Водолазкина «Близкие друзья» в лингвоидеологическом ракурсе, Роман В. Бенигсена «Чакра Фролова» в лингвоидеологической перспективе, Ложка дегтя в бочке меда (об одной «детали» романа Евгения Водолазкина «Лавр»). Это все отдельные параграфы из второй книгиЛингвистика информационно-психологической войны [20]. Одновременно следует вспомнить, что Е. Водолазкин очень популярный писатель [21].

Власти раздражают даже футболки сборной Украины по футболу [22 – 30]. То есть информационная война ведется даже здесь. При этом Беларусь повторяет эти процессы с еще большой скоростью, когда аресты и увольнения стали обыденной нормой внутренней жизни (см. [31 – 32] как примеры, за которыми стоят сотни случаев). Дезинформационные тучи собираются и над Казахстаном. Там тоже Россия ведет борьбу с историей. В Казахстане тоже был и голод, как в Украине, и национальный батальон во время войны, как, кстати, и у России [33]. И на латиницу он собирается перейти ([34], см. также [35 – 37]). Что может быть ужаснее?

Россия переводит экономические объединения стран в политические: “В Казахстане этому всегда пытались препятствовать. Там ясно представляли, что политизация ЕАЭС (к которому позже присоединились Кыргызстан и Армения) ввиду значительно преобладающего экономического потенциала России, может быть использована Москвой для реализации своих внешнеполитических амбиций. Это стало очевидно после крымской кампании и вмешательства России в войну на Донбассе. Ни одна страна-член ЕАЭС, впрочем, как и остального СНГ, не признала официально Крым частью России” [38].

И еще: “Поначалу в Казахстане старались дезавуировать попытки Москвы политизировать ЕАЭС, отряжая для этого представителей своей властной элиты второго-третьего ряда. Однако градус раздражения казахстанских элит риторикой российских властей стал повышаться, когда Путин вдруг заявил о «подарках русского народа», полученных некоторыми республиками при выходе из состава СССР. А «подарки надо возвращать», напоминали «говорящие головы» Кремля.

В Нурсултане усмотрели в этих выпадах намеки на спорную принадлежность Казахстану его северных областей. На этот раз Москве отвечали уже представители казахстанского руководства, – «бредом сивой кобылы» назвал эти инсинуации министр иностранных дел Мухтар Тлеуберди” (там же).

Россия, которую Запад вписывает в тройку главных источников дезинформации вместе с Китаем и Ираном, сама обвиняет во всем Запад: “Принимаются важные документы, проводятся исследования о дезинформации, пишутся доклады, а волна дезинформации всё нарастает и нарастает. И Россия, как объект дезинформационного воздействия, продолжает отбивать дезинформационные удары” [39].

Но более трезвые голоса видят проблему в другом. Л. Гозман объясняет это неадекватной картиной мира российского руководства: “Важнее искаженная картина мира нашего руководства. Сползание России к катастрофе — к изоляции, к конфликту со всем миром и к риску войны — не случайно. Оно имеет психологические причины. Проблемы не в реальности, сколь бы сложной и противоречивой она ни была, проблема — в головах наших руководителей. Прежде всего, это крайне архаическая мотивация их внешней политики. Внешняя политика для нашего президента не столько инструмент обеспечения безопасности и процветания своей страны — мы видим действия, прямо противоположные достижению этих результатов, сколько способ добиться сугубо личных целей — уважения к себе, не исключено — личного обогащения. Но главное — места в истории в качестве не только собирателя земель русских, но и победителя Америки. Не случайно же пропагандисты постоянно рассказывают, как весь мир восхищен нашим лидером, и транслируют чушь вроде той, что в Нью-Йорке празднуют его день рождения выпеканием бургеров по 1952 грамма по году его появления на свет. С местом в истории пока, правда, не получается — антиамерикански настроенные руководители государств, те же Эрдоган и Си, никакого лидерства Путина в противостоянии США не признают. Но для повышения самооценки есть европейские неонацисты, которые за небольшое вспомоществование готовы говорить, что угодно” [40].

С. Митрофанов юмористически интерпретирует эти страхи следующим образом: “Если из Украины ракета летит к Москве 15 минут, то неужели мы это будем терпеть? Подобное чревато огромными разрушениями, слезами и болью нашего народа. Удержали бы мы Москву без пакта Молотова-Риббентропа? Неизвестно. А ведь положение России сегодня много хуже (?), чем положение СССР тогда, когда страной правили Сталин и НКВД. Ну, так у нас перед глазами уже отработанная классная модель. Надо расширять буфер, превентивно долбанув по Украине и предотвратив таким образом приближение НАТО к нашим границам раз и навсегда” [41].

В третьей книге по лингвистике информационной-психологической войне ее определяют как: “противоборство сторон, которое возникает из-за конфликтов интересов и/или идеологий и осуществляется путем намеренного воздействия прежде всего с помощью языковых средств на сознание противника (народа или какой-либо его страты) для его когнитивного подавления и/или подчинения, а также путем применения мер информационно-психологической защиты от такого воздействия с противоположной стороны” [42].

И Россия активно атакует сознание граждан сопредельных государств. В. Иноземцев акцентирует то, что “Россия действительно играет сегодня в мир без правил. Я там подчеркиваю, что эта идея была очень четко изложена Карагановым и компанией еще в 2014 году в докладе Валдайского клуба. Собственно, Россия пытается выдать меняющиеся правила, которые существуют в развитом мире, за полное отсутствие правил и за хаос. Как бы отталкиваясь от того, что западный мир изменяет правила, равно по российским понятиям сползает в хаос, мы можем ответить чем угодно. Если мы посмотрим документы того же Валдайского клуба и многие кремлевские тексты, вы увидите, что эта идея мир без правил, игра без правил становится рефреном уже в течение 7 лет. То есть Россия придумывает некоторую для себя реальность в мировом масштабе, потом якобы под нее подстраивается, еще более подрывая сложившийся международный порядок. Идея игры без правил для Москвы сегодня, для Кремля является одной из важнейших” [43].

Построение мира без правил – опасно, так как в нем никто не верит ничему. Можно произносить разные речи, но на них не будет реакции, она есть только на действия в физическом пространстве.

Соответственно возникает и иной тип коммуникаций, непривычный для международного сообщества. Л. Гудков говорит о языке типа “мочить в сортире” или “выбить зубы” так: “Это язык шпаны или жесты шпаны. Если и рассчитано, то это лишь эксплуатация уже существующих настроений и представлений. Вообще говоря, где-то со второй половины 90-х годов появляется ощущение, что “нас никто не любит, нам все хотят зла, на Россию покушаются. <…> Фигуры врагов, на которых держится негативный фокус идентификации, меняется. С приходом Путина и с вхождением балтийских стран в ЕС и в НАТО на них обрушился основной удар пропаганды (в 90-е годы это был некий неопределенный “Запад”). К моменту войны с Грузией она вышла на первое место среди врагов, а дальше это Латвия, Эстония, Литва. Потом, в 2008-м, конечно, первую позицию заняли США” [44].

Власти хочется контролировать все, так ей спокойней спится, и враги, реальные или мифические, не так страшны. А. Орех увидел приход государства и в YouTube, где тоже ищутся враги:

“государство не оценивает художественные достоинства или их отсутствие. И песня про «Норд-Ост» возмутила их не потому, что им дорога память погибших. Как тогда спасали заложников и какие у властей были приоритеты, мы, слава богу, помним хорошо! И «Норд-Ост», и Беслан. Государству нужны новые посадки. Собственно, без посадок система работать уже не способна. Но в этой неизменной стратегической парадигме, есть и тактические ответвления. Совпадение случайное, но символичное: в эти же дни ФБК, уже признанный иностранным агентом, был назван еще и экстремистской организацией. Оправдание терроризма хорошо ложится в эту повестку. К тому же, здесь даже и повода искать не пришлось, как с Прокопьевой. «Полезный идиот» сыскался сам.

А через какое-то время пришли уже к другому ютуберу-миллионнику Дмитрию Ларину. Эти имена для большинства людей, следящих за политикой и не очень следящих за ютубовской мишурой, оказались совершенно новыми. Но у них сотни тысяч фанатов, для которых, быть может, имя Навального не говорит ничего особенного. И теперь мы видим просто классическую иллюстрацию ситуации — если ты не интересуешься политикой, то она заинтересуется тобой. И действительно трудно жить в обществе и быть от него свободным. Государству важно задать градус жесткости. Показав, что оно готово прессовать не только явных своих неприятелей, но и проводить рандомные зачистки” [45].

С советских времен мы помним, что государство – это все. Эта аксиома работала, когда все работали только на государство, получая зарплату от него. Когда же сегодня вырос частный бизнес, эта формула потеряла свою актуальность. Но она все равно настойчиво возвращается. Наши мозги вновь стали интересны для государства.

Мы долго шли в кажущийся нам издалека мирным мир будущего. Но он оказался таким же воинственным, как и прошлый, где вновь враги играют даже большую роль, чем друзья.