Пропаганда создает mix прошлого, настоящего и будущего в головах

Пропаганда удерживает одну точку зрения, один взгляд. Но очень правильную, поскольку это взгляд на прошлое, настоящее, будущее с точки зрения власти. Он опирается на историю, но только ту, которая видится и нужна сегодня. В истории может быть миллион событий, но пропаганда берет одно из них, отвергая все остальные.

Она берет именно этот «кирпичик» только потому, что его можно положить в основание здания, которое она строит сегодня по заданию власти. Зафиксировав такое здание в качестве естественного и единственно возможного, пропаганда начинает бороться с врагами, которые не видят естественности такого подхода.

Пропаганда — самая «громкая» коммуникация, не терпящая возражений. Одновременно она должна соответствовать личностному уровню и пониманию каждого, то есть быть индивидуально настроенной коммуникацией. Она направлена как на массу, так и на индивида. Убедив массу, можно получить убежденного в ее правоте индивида, поскольку пропаганда — это часть власти, а быть с властью всегда безопаснее, чем быть против нее.

Пропагандистская коммуникация — это, как минимум, двухуровневая коммуникация. С одной стороны, пропагандистская коммуникация отслеживает и блокирует любые отклонения от своего главного нарратива, с другой, усиливает его за счет многократного повтора во множестве источников. В случае тоталитарной коммуникации — во всех источниках.

Для войны есть набор обязательных характеристик. СССР прожил под лозунгом «мы за мир», в то же время ведя все свои войны, включая афганскую. Число смертей в новой войне будет иметь такое же значение.

Война плоха, поэтому в советской ментальности ее могли вести только американские империалисты. Отсюда также следует запрет на использование слова «война» и переход на терминологию «специальная военная операция», что удерживается в информационном поле юридическим наказанием непослушных. Государство, условно говоря, «любит» непослушных, поскольку только их оно и видит перед собой. Оно знает поименно только их, поскольку именно они являются предметом интереса спецслужб. Послушные «сидят в своих норках», не создавая проблем.

Кстати, лишь после нескольких месяцев войны российская генпрокуратура смогла найти внятное ей объяснение. Наконец возникло понимание, почему специальная военная операция лучше войны с точки зрения государства. Задав правильный набор слов для описания ситуации, государство признало любые другие слова дискредитацией вооруженных сил.

Вот как описывается суть одного такого конкретного «преступления»: ««Установила на подоконнике своей квартиры громкоговорящее устройство — «аудиоколонку», при этом полностью открыв окно, умышленно, в целях выражения личного мнения о специальной военной операции… воспроизводила аудиозапись, — говорится в постановлении, после чего, собственно, следуют цитаты, которые без санкций только суд себе и может позволить. Главная словарная развилка: «Сведения об использовании Вооруженных Сил Российской Федерации в войне, а не в специальной военной операции, не соответствуют действительности, выдуманы или основаны на слухах и непроверенной информации, опровергаются в том числе Министерством обороны Российской Федерации в рамках ежедневного брифинга». Ссылка на брифинг не случайна — информация о нем распространяется в Интернете. А женщина, чей балкон покорился силовикам, как раз объясняла, что «слишком близко к сердцу принимает происходящее, поскольку не имеет телевизора, смотрит новости в интернете по каналу «Радио Свобода», думала что будут играть военные песни, а в видео оказалась запись порочащая достоинство и честь наших солдат, не выключила поскольку растерялась и решила послушать сведения, не соответствующие действительности». Тем не менее протокол говорит: «Кустова с целью подрыва среди граждан имиджа и доверия к использованию ВС РФ дискредитировала цели и характер этого использования» [1]

И далее: «Суд кропотливо описывает тактику создания образа врага, образа мнимого защитника, а также создания образа убийцы: «Эта тактика является достаточно жесткой и базируется на повторе лексических средств со значением «лишение жизни», — говорит суд, — в том числе метафор, которые индуцируют в сознании адресата логические связки типа: «убийца — это преступник, которому не место среди обычных людей», «убийство должно иметь следствием наказание за преступление… К бездоказательным способам умаления авторитета, игры на понижение относится и наклеивание ярлыков». Через словари точно так же проводят пару «война» — «операция», по ходу встречается даже «продолжение политики насильственными способами». Вывод: «война и вооруженная операция не тождественны, первое является столкновением сил, навязыванием режима, принудительным изъятием территорий и ресурсов, второе является выполнением определенной задачи с использованием вооруженных сил, является более узким понятием и неразрывно с войной не связано»» (там же).

И еще: «Вместе с тем, принимая во внимание исторические события (мировые войны, Великую Отечественную войну), события которых не оставили в стороне большинство граждан… использование слова «война» для граждан Российской Федерации, равно как и для населения Европы, имеет устрашающий окрас, способно ввести в панику и дестабилизировать общественность, — подытоживает постановление. — Соответственно, использование этого термина в обращении к руководству своего государства влечет неотвратимое восприятие действий военнослужащих Вооруженных сил России как агрессию и придает негативный окрас их службе»» (там же).

Такие словесные сложные конструкции нужны для того, чтобы оправдать «ненорму» демократии. Молчать тяжело, но безопаснее…

Можно объяснить и оправдать все, если государство требует так поступить. И Генпрокуратура «помогла» всем, разъяснив наконец, почему нельзя говорить «война»: «Недостоверное изложение сути проводимой военной операции с одновременным использованием термина «война» представляет повышенную общественную значимость, поскольку участие Российской Федерации в полномасштабных военных действиях будет затрагивать широкий круг общественных интересов как в социальной, так и в экономической сферах», — указал представитель ведомства. Прокурор также подчеркнул, что объявление войны предполагает наступление правовых последствий, таких как мобилизация населения, введение комендантского часа и др.» [2].

Теперь каждый человек должен либо молчать, либо напряженно искать слова, разрешенные для употребления. Любое отклонение становится уголовно наказуемым.

Перед нами по сути требование перехода на цитату как способ выражения своей мысли. Советское время уже было цитатным: от газеты до науки. Так что ничего нового и страшного не произойдет: через все это мы уже проходили.

Власть занялась лингвистикой и в других областях, но, правда, политических. Когда жесткость формулировок растет, проявляется и политика, стоящая за ними.

Татарстану, к примеру, запретили называть своего руководителя президентом [3]. Правда, в самом Татарстане читателям одной из газет больше нравится термин «хан» [4]. В Госдуме президента предложили назвать «правителем», чтобы уйти от иностранного слова [5]. Д. Песков прокомментировал это осторожно: «Это новая идея. Никакой позиции по этому вопросу нет» [6]. Возник и определенный страх, который всегда сопутствует слабо объяснимым ситуациям: «Правители» не избираются всеобщим тайным голосованием, о вот президенты только так и избираются. Конечно, если речь идет об отмене выборов — значит, «правитель» [7]. Но поскольку это инициатива ЛДПР [8], то на этом все может и остановиться.

Весь мир строит будущее. Россия строит прошлое, поскольку свое будущее выводит прямиком из прошлого. Отсюда и Александр Невский как живой и как аргумент в сегодняшнем дне в борьбе с Западом. Отсюда отсчитывается и война с Украиной.

Пропаганда опирается на старые причины и следствия, которые пытается возродить, причем с помощью закона. Советская пропаганда хорошо вбила в мозги Запад как врага, теперь все это лишь активируется. Страны в прошлом всегда имели врагов, поскольку без врагов, настоящих или мнимых, трудно держать в повиновении население.

А. Колесников видит ситуацию следующим образом: «историческая миссия сегодняшнего президента России — правильным образом перечертить карту мира в границах того, что он и его идеологи называют «исторической Россией». В терминах Путина — «возвратить и укрепить» утраченные территории империи: именно так он определил миссию Петра Великого, не столько модернизатора, сколько императора и собирателя земель. Путин видит себя в истории вторым Петром. Историческая справедливость восстанавливается силой русского оружия, которое заряжено ещё и идеологической энергией» [9].

И еще: «Спецоперация» — это и активная идеологическая операция, практическое применение фактически сложившейся и даже закреплённой в Конституции в виде «традиционных ценностей» государственной идеологии. Собственно, зафиксированный в 2020 году отказ от ротации высшей власти в России (обнуление президентских сроков) — не просто политический или технический инструмент её сохранения, но и идеологический. Просто потому, что возможность ротации власти — основа любой либеральной и демократической идеологии. Несменяемость власти, возведённая в принцип, — это категория идеологии ультраконсервативной и сознательно архаичной» (там же).

И вновь о роли исторического нарратива: «История — едва ли не главное поле битвы Путина с Западом, атаковавшим Россию. Угрозы, исходящие оттуда, носят культурный и исторический характер. Поэтому история, культура, информация и образование — поле битвы с Западом. А разные придворные «исторические общества», Министерство культуры, Роскомнадзор, Министерство науки и Министерство просвещения, не говоря уже о Московском патриархате РПЦ, — в полном смысле слова силовые ведомства, чья задача — купировать угрозы и повергать внутренних и внешних врагов в сферах своей ответственности. Об этом, например, незадолго до «военной операции», получая награду от Путина, прямо сказал митрополит Иларион: «В последние годы мы всё больше ощущаем себя неким подобием оборонного ведомства, потому что нам приходится оборонять священные рубежи нашей церкви»» (там же).

История по сути хороша тем, что иные ситуации, оторванные от своего контекста, легко вставляются в современный нарратив. И он от этого получает большую убедительность, хотя сегодняшняя реальность абсолютно иная.

Все это процессы унификации мышления, которые пропаганда делает очень интенсивно. Понятно, что изменить то, что думают активные люди невозможно. Но такая информационная политика позволяет не пустить в головы пассивных людей ненужные мысли, заставив думать в унисон. Активные будут думать то, что они хотят, зато пассивные, а их подавляющее большинство, не попадут в неприятные информационные контексты, которые могут привести к неконтролируемому мышлению.

При этом под запрет попали не только высказывания политиков, то есть действия в информационном пространстве, но и действия в пространстве виртуальном. Многим артистам и коллективам запретили выступать в принципе за их антивоенные слова [10]. А что касается тех, кто еще может выходить на сцену в договоры с артистами вписывается запрет политических выступлений на будущее [11].

И постоянное пополнение «врагов народа». Это как свежие новости — появление новых иноагентов. В него добавили на днях:

сторонника Навального Руслана Шаведдинова, политика Илью Яшина, политика Максима Каца, актрису Татьяну Лазареву и блогера Веронику Белоцерковскую [12].

Государство — сложная система. По этой причине любое действие наверху начинает повторяться внизу. В школы спустили методичку по проведению урока истории на тему военной операции. Вот то, что теперь требуется [13]:

— «ученикам 6–8-х классов предлагают изучить речь Путина и поговорить о том, почему соседи становятся врагами»;

— «Согласно сценарию, с учениками 7–8-х классов следует подискутировать о том, что такое «война за историю», «информационная война» и почему соседи могут стать врагами. В качестве возможных вариантов ответа предлагают следующие: «В. Путин: «Наш ответ на ложь — это правда… в истории нет и не может быть «невыгодных» или «неудобных» страниц»; «войны за историю» в современном мире ведутся не ради утверждения истины о том или другом историческом событии. Они являются частью общей информационной войны и ведутся за те жизненно важные смыслы, которые обеспечивают духовную самоорганизацию общества, служат инструментом социализации, сохранения и развития личной и социальной идентичности; в основе этого мифотворчества не просто ошибки и искажения отдельных исторических фактов, а системно организованный механизм по перекодировке сознания прежде всего молодежи; попытки переписать историю имеют непосредственное отношение к сегодняшнему дню. Они являются средством решения внутриполитических вопросов для некоторых стран и связаны с желанием зарубежных сил создать условия для изменения того миропорядка, который возник после Второй мировой войны».

И это еще не все. Следующий этап — это изучения обращения В. Путина

Это все множество шагов, продвигающих правильный нарратив в массовое сознание. Наша война всегда должна быть справедливой. Чужое нападение — только вероломным. Все это ожидаемо поддерживают люди вроде А. Дугина, заявляющие: «Я полагаю, что надо начинать с главного. С идеологии. Все остальное вторично. Что-то мне подсказывает, что те, кто у нас во власти по-настоящему несут ответственность за судьбы страны и народа, считают точно также» [14].

И еще: «Мы безвозвратно и радикально порвали с Западом. Но этого пока ещё не осмыслили. Вторая фаза кончилась, третья не началась. Что это за третья фаза, которую категорически не хотят воспринимать глаза и уши российской элиты? Она представляет собой неопределенно долгий период существования России в изоляции от Запада и под его жестким и чисто негативным давлением. Если принять как свершившийся факт, что это направление навсегда для нас отрезано, горизонты будущего станут довольно ясными. Но чтобы перейти в это будущее, надо сделать усилие. Точно также советские люди не могли поверить, что СССР и коммунизм рухнули, а либералы 90-х полагали, что Путин это временно, несерьёзно и всё вернется назад. Трудно поверить в новое. Всегда. В том числе и сейчас» (там же).

Дугин — известный консерватор. Он не хочет, чтобы его время уходило в неизвестность. И он представляет свой вполне конкретный сегмент общества.

Но даже Г. Малинецкий, а он как представитель точных наук должен быть более внимателен к непропагандистским факторам развития, оказывается на консервативной позиции: «Происходящее впору назвать Специальной Отечественной операцией. Кроме того, судя по расчётам, нас ждут очень напряжённые годы в период с 2025 по 2028-й… Войны выигрывают молодые. Мои беседы со школьниками, студентами, преподавателями показывают, что они не понимают масштабов происходящего. В школе сейчас не проходят такие книги как «Разгром», «Как закалялась сталь», «Живые и мёртвые», «Батальоны просят огня»; урезаны Горький и Маяковский, зато Солженицын и Бунин налицо. Все наши писатели-нобелиаты писали либо о том, как плоха революция, либо о том, как плохи её последствия. Война — большая, тяжёлая работа, от успеха в которой зависят жизни молодых людей, судьба их будущих детей и само существование России. Школьники должны это ясно понимать. Бисмарк говорил, что войны выигрывают школьный учитель и приходской священник. Средняя школа страны нуждается в реанимации. В вузах необходимо открыть больше военных кафедр — страну ждут нелёгкие годы. И конечно, без всяких «бакалавров» и «магистров» — надо готовить полноценных специалистов» [15].

И Дугин, и Малинецкий стоят на очень правильной с точки зрения государства платформе. Но государственная логика особая, она может не соответствовать реальности, а быть просто желаемой для правителей. И если молодежь в отличие от старшего поколения не жаждет поддерживать эту войну, которую государство даже побоялась назвать войной, то возникает разрыв между молодыми и государством, который привел в свое время к развалу СССР. Старшее поколение хочет, чтобы воевали как раз молодые, которые не хотят воевать.

Появляется война, говоря на новоязе «специальная военная операция», которую пропаганда подает как решение многих проблем, но молчит о том, что одновременно из-за санкций исчезает нечто уже привычное. У молодежи пропадает западное кино и соцсети, у взрослых популярные приложения, поскольку все они покидают страну. Большая часть новых технологий станет вообще недоступной. С началом военной операции на Украине жизнь россиян во многом изменилась: «После начала спецоперации Россию покинули привычные иностранные онлайн-сервисы, которые существенно облегчали нам жизнь. Россияне в одночасье лишились онлайн-кинотеатров, соцсетей, банковских приложений, сервисов бронирования и других популярных и удобных ресурсов [16].

Государство всегда работает не только с текущим видением мира, что активно делают Соловьев и др., но и созданием под него своей онтологии. По этой причине историки в советское время были «бойцами партии». Основу такой онтологии и описывают нарративы, на базе которых ведется пропаганда. Пропаганда — это нарративы, а нарративы — это пропаганда.

Сегодня снова вводятся стандарты даже в сфере научного описания [17]. Как «сотрясалось» в советском прошлом историческое образование можно понять из множества исследований (см., например, [18]).

Гуманитарная наука в принципе «страшит» государство, ведь там могут другим языком говорить о том, о чем нельзя говорить. По этой причине гуманитарии всегда были опасны.

СССР, кстати, сотрясали перетряски гуманитариев: «В результате реорганизаций 1920-х – 1931 гг. из состава университетов были выведены гуманитарные специальности, что фактически превращало их в учебные заведения технического профиля. В период 1931–1934 гг. университеты, в том числе Московский, не имели в своем составе исторических факультетов» [19].

Пропаганда сама же создает доказательства своей модели мира, а не просто произносит слова. Для этого доказательства активно изготавливаются на глазах у изумленной публики. Этот список почти бесконечен: тут и кокаин Зеленского, и эсэсовский дедушка Шольца, и бандеровский дед Дуды. И даже такое — Украина заранее сделала медали за взятие Крыма [20].

Сила пропаганды в ее вездесущности и доступности. В норме человек не будет искать доказательств он берет то, что ему приносит на блюдечке пропаганда. Пропаганда — это готовое блюдо. Все остальное надо готовить самому. А это не всегда хочется…

Пропаганда пытается сохранить старый уклад жизни с новыми бодрящими песнями и словами. Она «лечит», но не исцеляет. Нельзя отменить мир за окном, как это пытается сделать пропаганда, он все равно будет напоминать о своем существовании.