Никто не вернется в февраль

Меня иногда просят дать комментарий о войне. Спрашивают про обстановку на фронте. Про западное оружие. Про перспективы наступления. Единственное, что мне остается — отвечать "я не знаю". Армия иерархична. И чем меньше звезд на твоих погонах — тем меньше ты знаешь о ситуации. На моих погонах звезд нет вовсе, а потому уровень моего армейского кругозора нередко меньше вашего. Потому что на чтение новостей время остается не всегда.

Вдобавок спрашивают о процессах, а отвечать приходится о людях, которые рядом. Любое шапкозакидательство фонит пренебрежением к их жизням. Отдает бахвальством и высокомерием. Наверное, поэтому я осторожен в оценках и консервативен в прогнозах.

Внутри нашей страны успел сложиться консенсус. Разговор о сценариях победы всегда упирается в параллели со Второй мировой. Когда враг не просто повержен, но еще и переформатирован. Когда не только выход на границы, но еще репарации, не только физическое разоружение, но еще и ментальное. Мы закономерно мечтаем про окончательную победу — ту, по итогам которой агрессор переходит в новое качество и не представляет угрозы в будущем.

Но всегда есть риск стать заложником собственных ожиданий. Даже выход на границы 91-го года не означает однозначного конца войны. Россия может сесть в глухую оборону, отказаться от переговоров и начать зализывать свои военные раны. А тем временем российских детей в школах продолжат учить тому, что "принадлежащие их стране" города Херсон, Донецк, Луганск, Запорожье и Симферополь "оккупированы фашистами". И в этом сценарии у нашей нынешней войны обязательно будет продолжение.

Оптимистом легче быть сегодня, но реалистам легче придется завтра. Войны в Боснии и в Хорватии длились по четыре года. Война в Корее — три. Французы сражались во Вьетнаме восемь лет — столько же, сколько и американцы. Вполне вероятно, что Путин воспринимает итог этой войны как свое политическое наследство, а потому у него нет ни единого резона идти на попятный.

На этом фоне довольно сильно раздражают те, кто пытается торговать надеждой на скорую победу. Все те, кто продают "заговор в Кремле", "онкологию у Путина" и "восстание в российских регионах". Нам очень хочется "Бога из машины" и те, кто зарабатывают себе имиджевый капитал на войне, не особо церемонятся с заголовками. С той лишь разницей, что эффект плацебо в наших условиях не работает. Ваша вера в победу имеет мало смысла, если вы победу никак не приближаете.

"Этот дождь надолго" и к этому лучше привыкнуть. Ставка на спринтерский рывок всегда выходит боком на стайерской дистанции. А потому даже в армии не так уж важен твой первоначальный порыв. Тот самый, что заставляет тебя надеть форму и взять в руки оружие. Потому что после первых недель героических селфи тебя непременно догоняют быт и усталость. И единственное, что обретает смысл в этот момент — это твоя готовность "тянуть".

Твоя готовность тянуть службу и повседневность. Бытовую неустроенность и рутину. Физические нагрузки и выгорание. Неизбежную бюрократию и стресс. Этого всего нет на плакатном изображении войны — да и сами мы тут очень далеки от плакатности. В каждом из нас уйма недостатков и при ближайшем рассмотрении довольно просто разглядеть изъяны. Но если мы не помещаемся в чей-то шаблон, то проблема не в нас, а в шаблоне.

Сосредоточенные и злые на этой войне имеют больше шансов, чем расслабленные и оптимистичные. Поэтому я люблю сосредоточенных и злых.

Я не знаю, когда украинские флаги появятся в Крыму. Не могу оценить степень устойчивости российской экономики. Понятия не имею, какими будут границы России через пять лет. А еще я довольно скептично отношусь к формуле "вернутся ребята — наведут порядок". Вера в подобное отдает инфантильным желанием переложить на нас ответственность, а я по-прежнему не теряю надежду, что война заставит страну повзрослеть.

Нам и так во многом везет. Не нужно придумывать чудеса — достаточно тех, что уже случились. Наша армия сражается так, как не приходилось за последние сорок лет ни одной другой. Наш тыл — несмотря на ракеты — продолжает жить в условиях довоенного быта. "Карточная система", "продуктовый паек" и "гуманитарная катастрофа" не даны абсолютному большинству в ощущениях и остаются чем-то из документальных фильмов на Нетфликсе. А условия западной финансовой помощи дают осторожную надежду на реформы в стране.

Мои знакомые иногда пишут, что на их внутреннем календаре по-прежнему февраль двадцать второго. В этом подходе чудится мечта о возвращении к довоенному. Не уверен, что готов согласиться с подобным. Мы пережили слишком многое, чтобы это можно было обнулить. У нас за спиной — лишь первый год полномасштабной войны и мы не знаем, сколько таких лет будет впереди. Все, что происходит с нами — это не нарушение нормы. Это и есть новая норма. Жизнь становится проще в тот момент, когда ты понимаешь, что проще она не станет.

Источник