Пропаганда повествует о героях и врагах, продвигая модели правильного поведения и клеймя поведение неправильное

Главной задачей пропаганды является не столько поиск истины, как порождение в массовом сознании единого понимания происходящего.

Единое, хоть и неправильное не менее важно, чем единое и правильное. Управлять одинаково думающими людьми легче, чем людьми с разными мыслями в голове. Нарушителей такого умственного строя государства не любили во все века. С еретиками всегда боролись религии и идеологии.

С другой стороны, самому индивиду трудно бороться с массовой точкой зрения, легче с ней согласиться. Согласие — процесс тихий и спокойный, а несогласие вызывает и внимание, и последующее наказание. Несогласные всегда под подозрением.

Пропаганда опирается на модель мира с очень четким политическим, временным и географическим разделение, где главная граница пролегает между «мы» и «они». Заранее задав такую модель, в дальнейшем возникает лишь потребность подтверждать ее новыми примерами. Например, отделы пропаганды и агитации советского времени были нацелены именно на это.

Если посмотреть на время, то будущее, например, всегда только за нами. Известна цитата Сталина — «Наше дело правое — победа будет за нами!», хотя первым 22 июня 41 это сказал Молотов: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!». Мы на правильном пути, если у нас правильное будущее и прошлое.

Пропаганда опирается на будущее состояние так, как будто оно уже является достигнутой реальностью. В прошлом также отбираются свои точки отсчета и свои герои позитива, чтобы мы всегда шли правильным путем. Так для СССР — это был 1917 год, и от него даже отсчитывали «будущее всего человечества», а не только свое.

Герои — Павка Корчагин или Павлик Морозов — являются живыми моделями правильного поведения. Кстати, враги тоже иллюстрируют поведение, только неправильное, повторение которого опасно. Сталинские враги народа держали в напряжение все общество, путинские иноагенты сегодня взяты из тех, кто влияет на информационное пространство. Причем если раньше иноагент должен был иметь иностранное финансирование, то теперь он может просто «находиться по иностранным влиянием», а современном мире под это определение подпадают все. Кстати, все, кто сегодня управляет, читали-изучали в советское время Маркса и Энгельса, так что все они иноагенты.

В настоящем времени негатив носит еще и географический характер. Для СССР — это всегда был Запад. Причем это столкновение носит экзистенциальный характер: мы или они. При этом были периоды временной дружбы, даже между Сталиным и Гитлером, о чем быстро забывают, когда эта страница истории оказываются перевернутой.

Пропаганда пользуется долговременными (пример: книга, кино, образование) или кратковременными «подсказками» (ТВ, газета, соцмедиа). Часто именно ради такой информации читаются газеты, как это было в советское время. Все политические кампании начинаются отдельных статей, идеи которых потом начинают реализоваться.

С. Кургинян еще в 1997 г. описал этот феномен как «управление по тенденциям»: «мгновенность в переходе симпатий и союзничества в антипатию и вражду порождает у официозных аналитиков, опирающихся на поддержку тех или иных ФПГ, чувство неуверенности. Одно дело — лихо и имея стопроцентные гарантии, “наезжать” на Сосковца и даже в этом “наезде” вдруг оказаться в двусмысленном положении. Другое дело — работать на свой страх и риск на нестабильном и начиненном политическими минами аналитическом поле. Еще в годы позднего застоя один близкий к тогдашнему Кремлю и не чуждый аналитике в тогдашнем ее понимании политический журналист пояснял автору этой статьи: “У нас нет директив. Их место занимает УПРАВЛЕНИЕ ПО ТЕНДЕНЦИЯМ”» [1].

Точно так в советское время следовало улавливать будущие изменения, чтобы не попасть впросак. Все наперед было известно только наверху, поэтому внизу иерархии и надо было быть осторожнее.

Или такой факт. Курчатов мог давать как бы мудрые подсказки в создании первой атомной бомбы, на самом деле опираясь на данные технической разведки, раскрывающей техническое данные американской бомбы. В наше время появилась информация Ю. Харитона, что с данными разведки знакомились лишь четыре человека: Алиханов, Курчатов, Кикоин и сам Харитон. Он говорит еще так: «круг людей, участвовавших в семинарах, был небольшим. Это происходило в основном после того, как была испытана американская бомба. На этих семинарах американские данные обсуждались очень подробно, но, разумеется, мы выдавали эти данные за собственные идеи. Когда мы реализовали первый проект (воспроизвели американское устройство и испытали его), дышать стало легче. Атмосфера изменилась, и люди начали выдвигать свои версии, свои идеи. Поймите, ведь мы жили в атмосфере гонки, в условиях, когда мы не могли исключить, что американцы могут применить бомбу против нас в попытке навязывания нам политических условий, да я и сейчас не уверен, что американцы не сделали бы этого, если бы мы быстро не показали им, что на самом деле они не являются единственными владельцами такого вида вооружений. Когда эта цель была достигнута, положение изменилось, и теперь на первый план вышла новая задача – показать американцам, что мы и сами в состоянии придумать свою бомбу, которая была бы не хуже их бомбы, была бы более совершенной в научно-техническом плане и более мощной» [2].

Государство может все спрятать и засекретить. Его защита в секретности. Это как смерть сказочного Кащея, спрятанная в яйце. Так называемым «иноагентам» в России запрещено, к примеру, преподавать, тем самым уничтожается источник неправильных с точки зрения государства мыслей для молодых поколений.

Однако советский опыт показал, что западную философию желающие изучали по книгам, которые громили эту западную философию. По выловленной там информации выстраивалась целая система. Этим занимались люди, сознательно выпавшие из системы. Сегодня их условно именуют поколением кочегаров и дворников. К ним принадлежал, к примеру, Г. Павловский, освоивший профессию плотника.

Пропаганда создает иерархии поведения и людей. В сталинские времена «врагов» создавали с избытком. Этот метод управления не дает возможности людям поднять голову. Люди получали сроки даже за анекдоты. Это была жесткая схема управления поведением людей, максимально поддержанная пропагандой. Оттуда пришли «враги народа», получив в России мягкий вариант «иноагентов». При этом 70 процентов населения России по опросам Левада-центра в 2019 году оценили фигуру Сталина положительно. То есть дела против иноагентов могут опираться на общественную поддержку.

И. Сажин, председатель Коми «Мемориала» объясняет это так: «Для меня причина довольно простая. Я уже давно ее для себя открыл, поэтому даже не удивляюсь, натыкаясь на людей, которые тянутся к Сталину. Он стал мифическим символом полного порядка. То есть некий идеальный политический порядок, и он в представлении огромной массы людей рисуется как правление Сталина. Как это выглядит в их головах? Просто так никого не наказывают, преступлений почти нет, все чиновники и взяточники сидят либо расстреляны, все думают только о стране. Это идеальный порядок в голове у современного человека, созерцающего реальность, и который каждый день читает об очередном коррупционере. Каждый день сообщают, что опять произошла какая-то авария и опять какая-то халатность, кругом несправедливость, никого наказать невозможно — это самое главное. Наказать невозможно, потому что механизм «наказывания» не работает, потому что он работает только на определенных людей, на плохих людей» [3].

Сажин видит причины таких подходов уже в школе: «В школе изначально заложена концепция правильного и неправильного ответа. Правильный ответ — в учебнике, неправильный — то, как мы думаем. Любое любопытство, любая попытка оспорить «правильное» не приветствуется. Это считается отходом в сторону, однозначной ошибкой. Поэтому все знают очень простой вопрос: «Какой же правильный ответ?» Все задают, всегда. В такой конструкции, когда человек натыкается на нечто, где нет правильного ответа — а интернет это именно то, где нет правильного ответа, один ответ противоречит другому — нужно приложить колоссальные усилия на то, чтобы все это собрать и проанализировать. Этому надо учиться. У нас люди не научены».

И последнее — от времен «Взгляда» к современному типу телевизионной пропаганды: «Я помню, как я бегал в пятницу к ларьку с газетами и требовал, чтобы мне выдали пятничный номер «Правды». Потому что там было очередное разоблачение советской власти. Мы тогда были заряжены на другое. Нам вдруг сказали, что ориентир, который у нас был до этого, неправильный, и мы вам сейчас расскажем, какой ориентир правильный. Ничего не изменилось. Тогда у нас просто направленность была другой. «Взгляд» тоже ведь в определенной степени занимался разоблачениями. Он тоже определенным образом конструировал вещи, но наряду с этим «Взгляд» начинал приучать нас видеть и другую сторону. Эта культура про другую точку зрения не исчезла, она просто по-другому стала выглядеть. Сейчас очень классные манипуляторы, они раскручивают классные схемы игры. Я уже начал бояться их — в какой момент понимаешь, что тебя начинают разогревать, [искусственно появляется] какая-то ненависть. Сейчас ситуация с разными точками зрения выглядит следующим образом. Тебе подают разные точки зрения, но только одну как классную, а другую как изначально слабую, уродливую. То есть она есть, но чтобы ты сразу ее ненавидел, чтобы ты ее вообще не принимал. Это не тупо советская конструкция, когда все об этом говорится, а о другом вообще не говорится. Нет, сейчас все намного хитрей».

Пропаганда не вещает просто так, она нацелена на дом каждого из нас. Кстати, по этой причине пропаганда идет по разным типам медиа, поскольку у них разные читатели или зрители. А пропаганда никого не хочет оставить в одиночестве со своими собственными мыслями. Зрители старшего возраста сидят у телеэкранов, молодые — в соцсетях. И каждый должен получить свой информационный продукт, несущий пропагандистский посыл.

Любая страна — это множество информационных потоков: от дома до улицы. Домашние потоки могут контролироваться государством только косвенно, не давая хода во внешней среде «опасной» информации, которая в противном случае будет активно распространятся в пространстве с меньшим контролем государства.

По этой причине та или иная борьба с так называемыми иноагентами направлена на сокращение/подавление такой информации в принципе. В соответствии с законом у иноагентов есть такие ограничения: «иноагенты не могут получать средства от российского государства, даже материнский капитал или пособие;

иноагентам запрещается работать учителями и преподавать в государственных университетах; иноагенты не могут быть членами избирательных комиссий, участвовать государственных консультативных, совещательных и экспертных органах; иноагенты не имеют права проводить независимую антикоррупционную экспертизу; иноагенты даже просто публичных мероприятий проводить не могут!» ([4], см. также [5]).

Обсуждается еще одна мера воздействия — конфискация имущества у уехавших: «Такие идеи «социальной справедливости» в стиле «отнять и поделить» наверняка оценят и поддержат миллионы россиян, которые не хотят или просто не могут в силу тяжёлого финансового положения покинуть Россию. Да и просто те, кто привык мыслить в привычной советской ментальности с ее образом «врага-кулака». Всё это проходили ещё 100 лет назад, когда национализированные загородные усадьбы превращали в дома отдыха и сплошь туберкулезные санатории для пролетариев и не только. Например, подмосковная усадьба «Архангельское» стала Домом отдыха для старшего и начальствующего состава Красной армии (до сих пор на ее территории есть действующий клинический санаторий Минобороны России). Городские же усадьбы просто заселяли рабочими. Такая участь постигла многие московские дома, включая усадьбу Матвеевых в Волховском переулке, в усадьбе Царицыно организовали коммунальные квартиры, заселили рабочими и вотчину Романовых в Измайлове. С каким энтузиазмом люди осваивали новое жильё в красках описал свидетель тех событий Михаил Булгаков в «Собачьем сердце». Но как в правительстве будут решать, кому из детей-сирот достанется, например, дворец Аллы Пугачёвой? Желающих осиротеть может сильно прибавиться» ([6], см. также [7]).

Или вот обсуждение этого же инструментария: «Имеющийся исторический опыт советской эпохи показывает, насколько быстро размываются критерии определения «врагов народа». Последовательные итерации приводят к конфискации имущества сначала террористов, затем — иноагентов, затем — всех, переставших быть налоговыми резидентами в 2023 году, затем — всех, кто поставил лайк под критикой чиновника любого уровня. Причем одной из наиболее подверженных рискам страт становятся именно чиновники всех уровней. Если недавно результатом неудачно размещенных фотографий в сети могло стать партийное порицание, то на следующим этапе им может стать конфискация имущества» [8].

Пропагандисты — это те же люди войны, только в гражданском. То есть они ведут войну с гражданским населением, чаще всего со своим собственным. Аксиомы поведения вводятся автоматически, иногда приходя к нам через века. Культурная память хранит определенные аксиомы нашего поведения. Вот такие распространенные примера, в цитатном виде известные каждому:

— дореволюционная смерть за царя поменялась на смерть за страну: Б. Окуджава: А нынче нам нужна одна победа. Одна на всех — мы за ценой не постоим,

— психологическая готовность к обману существует у каждого: А. Пушкин: Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад!

— «мы не знаем страны, в которой живем» — приписывается Андропову, хотя это цитата из статьи, написанной спичрайтером для Брежнева, который успел умереть, а авторство перешло следующему генсеку;

— «Мы живём, под собою не чуя страны» — сходная с ней эпиграмма О. Мандельштама, посвященная Сталину, за которую Мандельштам был наказан ссылкой, а потом и лагерем ([9 — 10]).

При этом Сталин понимал реальный статус поэта: «только Мандельштам вступил стихами в открытое противоборство со Сталиным, бросил ему личный вызов; на фоне множества сфабрикованных дел о покушениях на отца народов эти стихи и были настоящим покушением на его образ, его власть. Мандельштам знал силу слова: «“Поэзия — это власть”, — сказал он в Воронеже Анне Андреевне, и она склонила длинную шею» ; такое же знание он предполагал и в Сталине: «Почему Сталин так боится “мастерства”? Это у него вроде суеверия. Думает, что мы можем нашаманить…»; «А стишки, верно, произвели впечатление, если он так раструбил про пересмотр…» — это говорилось уже после того, как Сталин лично смягчил ему приговор» [11].

В связи с арестом Мандельштама у Сталина состоялся интересный разговор с Б. Пастернаком. Вот его изложение: «Б.Л. очень взволновал арест Мандельштама. Помимо тревоги за судьбу человека волновало еще и то, что кто-то может бросить упрек, будто он не сдержал своего слова и кому-то рассказал о стихотворении. Б.Л. метался по городу и всем рассказывал, что он тут ни при чем, что он не виноват, заранее оправдываясь и почему-то думая, что кто-то может возложить на него ответственность за исчезновение Мандельштама. Что сделал Б.Л. для помощи Мандельштаму, я передам словами Ахматовой, а сейчас — как он рассказывал мне сам о своем телефонном разговоре со Сталиным. Когда в коммунальной квартире номер девять четырнадцатого дома Волхонки раздался звонок из Кремля: «С вами будет говорить товарищ Сталин — Б.Л. едва не онемел; он был крайне неподготовлен к такому разговору. Но в трубке зазвучал «его» голос — голос Сталина. Вождь говорил на «ты», грубовато, по-свойски: «Скажи-ка, что говорят в ваших литературных кругах об аресте Мендельштама?». Б.Л., по свойственной ему привычке не сразу подходить к теме конкретно, а расплываться сначала в философских размышлениях, ответил: «Вы знаете, ничего не говорят, потому что есть ли у нас литературные круги, и кругов-то литературных нет, никто ничего не говорит, потому что все не знают, что сказать, боятся» и т.п. Длительное молчание в трубке, и затем: «Ну хорошо, а теперь скажи мне, какого ты сам мнения о Мандельштаме? Каково твое отношение к нему как к поэту?». И тут Б.Л. с захлебами, свойственными ему, сам начал говорить о том, что они с Мандельштамом поэты совершенно различных направлений: «Конечно, он очень большой поэт, но у нас нет никаких точек соприкосновения — мы ломаем стих, а он академической школы», и довольно долго распространялся по этому поводу. А Сталин никак его не поощрял, никакими ни восклицаниями, ни междометиями, ничем. Тогда Б.Л. замолчал. И Сталин сказал насмешливо: «Ну вот, ты и не сумел защитить товарища», и повесил трубку» [12].

Любая система управления массовым сознанием имеет своей целью послушание. Часто одинаковость поведения приходит через те же фильмы, газеты, образование, бестселлеры — сегодня, сказки — в прошлом. Мы послушны с самого детства… И это залог нашего выживания. Наказание тем сильнее, чем ближе к тоталитарному типу управления приближается государство.

В. Пастухов смотрит в будущее России с изрядной долей пессимизма: «Незаметно, но неуклонно власть отпускала общество с культурных тормозов, блокируя все сколько-нибудь значимые защитные механизмы, созданные историей. В конечном счете, к исходу второго десятилетия путинизма Россия стала представлять из себя первобытное в социокультурном отношении общество, слегка декорированное внешними атрибутами современной цивилизации. В таком виде общество было легкой добычей. Не представляло никакого труда с помощью наспех скроенного по советским лекалам аппарата пропаганды завладеть его подсознанием. Управление обществом сегодня осуществляется в первую очередь и даже почти исключительно через манипуляции с «коллективным бессознательным», которым Кремль завладел, проведя несколько успешных рейдерских атак. Именно поэтому я испытываю большой скепсис по поводу того, что российское общество сможет оказать какое-то сопротивление режиму (восстать или даже продемонстрировать интенцию к серьезному протесту)» [13].

Власть наказывает и вознаграждает, подталкивая всех к единственно правильному поведению, соответствующему представлениям власти. Особую опасность для нее представляет любая критика. Именно отсюда нелюбовь к «иноагентам», позволяющим себе не те мысли. И найдена легкая объясняющая связь: они поступают так, поскольку связаны с Западом. А это давно существующая причина: весь советский период строился на ней. От борьбы со стилягами, джинсами, Битлз… Все «зло» первоначально приходило с Запада, с ним ожесточенно боролись, а потом оно становилось мейнстримом и в самом СССР.

Власть хочет дотянуться и до своих критиков, убежавших за границу. А. Солдатов пишет: «Власти рассматривают не только конфискацию имущества и прекращение гражданства. Дмитрий Медведев, к примеру, не только назвал изгнанников «предателями, переметнувшимися к врагу и желающими гибели своему Отечеству» и «ошметками, до недавнего времени причислявших себя к так называемой интеллектуальной элите». В сообщении в Telegram он также предложил действовать «по правилам военного времени», сославшись на опыт Великой Отечественной войны. Он не постеснялся уточнить: «Во времена войн всегда были такие специальные правила. И тихие группы безукоризненно незаметных людей, их результативно исполняющие». Этот язык понятен любому русскому. Заместитель главы Совбеза призвал к использованию эскадронов смерти против тех россиян, которые покинули страну, но остались политически активными» [14].

При этом развернутая борьба с Западом является чисто политическим мероприятием, поскольку все главные действующие лица выросли в другой парадигме, имеют счета, квартиры и виллы за рубежом, учат там своих детей, ежегодно отдыхают на курортах. Сегодня они вынужденно громят то, что сами по сути обожают. Идеология — штука коварная. Ее смена может проходить быстрее, чем смена быта. Правда, всегда верхушка и СССР, и соцстран жила в западном уровне комфорта. Например, спецслужба ГДР ездила в Западный Берлин и покупала вещи, требуемые для верхушки. В Кремле то же самое. Повар, например, вспоминает: «с появлением Владимира Владимировича пошли хорошие вина – французские, чилийские, испанские, южноафриканские» [15]. А Медведев «засветил» свои трусы Кевин Клейн, которые просвечивались сквозь рубашку [16]. Это было сразу растиражировано в десятках изданий, видимо, специально.

Повсюду верхи стремятся иметь уровень комфорта — западный, но уровень управления — советский. Трусы Медведева почему-то всплыли в соцсетях и в 2022 г. [17]. Но это уже было чистой антипропагандой. Одежду Путина тоже обсуждают и подсчитывают ее стоимость [18 — 21]. Цены умопомрачительные… Но это не влияет на снижение его популярности.

Верхи всегда в глубине души любили Запад. Отсюда следует возможность изменения этой критики Запада в случае смены политического режима. Это такая работа — критиковать то, что неугодно власти. Мнение экспертов таково: «У Маргариты Симоньян и Владимира Соловьева нет своего голоса. Если представить, что завтра к власти придут либералы, мы увидим, что уже к вечеру Симоньян будет транслировать либеральную повестку. Политолог Илья Матвеев считает, что в России нельзя критиковать Владимира Путина. Выпад в его сторону со стороны Игоря Гиркина — исключение. Матвеев сравнил ситуацию в РФ с публичной критикой в СССР, когда она существовала в формате сатирического киножурнала «Фитиль». Юмористические выпуски «Фитиля» помогали гражданам спускать пар, а власти — делать вид, что в стране есть самокритика: При общей лояльности точечная критика в стиле «Фитиля» возможна. При общей нелояльности почти любая критика оборачивается репрессиями» [22].

Госуправление всегда сталкивалось и сталкивается со сложностью в виде разнородных устремлений масс. Причем часто эти головы направлены вообще в никуда, например, в сторону конспирологии. Социологи видят опасность этого: «Согласно опросу ВЦИОМ, самые популярные конспирологии среди россиян — теории о вреде ГМО (в нее верят 66% опрошенных), о существовании организации, переписывающей историю России (60%), и группы лиц, стремящейся разрушить традиционные ценности (54%). Половина россиян (49%) верит в фальсификацию высадки американцев на Луну. В США, по опросам 2019 года, популярны теории, связанные с убийством Кеннеди (47%), существованием тайного правительства (29%) и пришельцами в «Зоне 51» (27%). В фальсификацию высадки на Луну верит только 11% опрошенных» [23].

Вот из этого же опроса мая 2023: здесь «в очередной раз противостоят взгляды телезрителей (старшее поколение) и пользователей соцсетей (молодое поколение). За 30 лет баланс взглядов на то, что управляет поведением и жизнью человека, изменился. Сегодня в обществе доминирует отрицание существования тайных организаций, которые определяют положение дел в стране или мире (51%). Чаще так думает молодежь 18–34 лет (62–64%) и активные пользователи интернета (63%). Склоняются к существованию таких организаций 37%. Эта точка зрения ближе людям старшего (65+) возраста (49%) и активным телезрителям (48%). В большей степени мнение по данному вопросу определяют возраст и медиапотребление» [24].

То есть население особо и не ищет правды. Истина — удел богатых. Просто люди скорее хотят присоединиться в доминирующему мнению. А пропаганда в свою очередь может подвести под доминирующее мнение то, что нужно власти, поскольку в руках у пропаганды находится ее главное оружие — максимальное тиражирование нужных мыслей и замалчивание опасных… Власть помогает этим процессом, высылая, как это было в 1922, или выталкивая, как это происходит сегодня, несогласных за границы страны.