Глава САП Александр Клименко: "Никакого давления с моей стороны на Омельченко не было и этому есть подтверждение"

Через год после назначения главой САП Александр Клименко столкнулся с серьезным вызовом. Скандал, просочившийся в прессу на прошлой неделе, поставил под сомнение репутацию не только Клименко, но и всей возглавляемой им институции.

На фоне расследования самого громкого коррупционного кейса о взятке в три миллиона долларов главе Верховного суда Князеву руководителя САП, за назначение которого отчаянно боролась общественность, обвинил в давлении коллега — процессуальный прокурор в деле Князева Александр Омельченко. Камнем преткновения, по словам журналистов, опубликовавших материал на эту тему, стал телефон Князева, который Омельченко якобы отправил в Польшу на независимую экспертизу, опасаясь уничтожения информации, содержавшейся в нем, в Украине. В то время как Клименко вроде бы был против. За это Омельченко будто бы поплатился своей должностью.

Журналисты, освещавшие ситуацию с Омельченко, также опубликовали несанкционированные аудиозаписи материалов следствия, где в разговорах с сообщником Князева адвокатом Олегом Горецким фигурирует заместитель Клименко Андрей Синюк. Он когда-то был соперником Клименко на конкурсе на должность главы САП, а также имел репутацию протеже офиса президента. Синюк конкурс проиграл и автоматически стал заместителем Клименко, а теперь бросил тень на своего шефа.

 

Что ответит на этот вызов глава САП Александр Клименко? Какие аргументы противопоставит тем, кто, не выслушав вторую сторону, занял разоблачительную позицию и начал, не задумываясь, бить по тому, что сами так долго строили? Повлияют ли произошедшие события на результаты расследования дела Князева?

Наше интервью было запланировано до утечки информации и заявлений прокурора Омельченко. Поэтому всю первую часть разговора пришлось посвятить делу Князева и позиции главы САП. Оставив назревшую реформу САП и прогнозы в отношении других топовых расследований на вторую часть интервью, которую мы опубликуем вскоре.

 

Блиц

— Чем Александр Клименко образца 2022 года на старте в САП отличается от Александра Клименко сегодня?

— Я остался таким, каким и был.

— Что для вас тяжелее всего в работе?

— Объем информации, которую нужно обрабатывать за короткий промежуток времени.

— С чем вы впервые профессионально столкнулись на должности главы САП?

— Нужно было в кратчайший срок изучить и принять решения по делам, где заканчивались сроки следствия. Например, так называемые дела «Роттердам+» и «Укрнафты». Здесь, в моем кабинете, все было заставлено ящиками с материалами уголовных производств.

— У вас есть друзья?

— Вообще есть, но в САП — нет.

— А враги?

— Думаю, что есть.

— Вы верите в то, что коррупцию можно преодолеть?

— Преодолеть полностью — нет. Но ее можно определенным образом уменьшить. Примеров стран, где коррупцию победили целиком и полностью, нет.

— От кого или от чего это зависит?

— Мы расследуем, определяем причины и условия совершения преступления. А органы законодательной и исполнительной власти должны принимать решения, чтобы их устранить. Иначе не работает.

— В антикоррблоке НАПК—НАБУ—САП—ВАКС где самое слабое звено?

— Нет такого. Каждый делает свою работу.

— Вы всегда говорите правду?

— Всегда говорю то, во что верю сам.

— Скандал, попавший в прессу на прошлой неделе, — это для вас что?

— Событие, произошедшее в публичном пространстве. Но я не вижу для себя чего-то экстраординарного. Это один из неотъемлемых рисков в моей работе, которые иногда случаются.

 

О телефоне Князева, надлежащих доказательствах и конфликте с Омельченко

— Речь идет, Александр Васильевич, не только о вас, а прежде всего о ключевой институции антикоррупционного блока, которую долго и тяжело выстраивали и по которой нанесен прямой удар. Но именно вам просто сейчас придется пройти между Сциллой и Харибдой, чтобы попытаться защитить честь мундира, не нанеся вреда расследованию дела Князева. Телефон Князева, заявления прокурора САП Александра Омельченко о давлении на него в рамках дела и появление на пленках НСРД, выложенных в публичное пространство, вашего заместителя Андрея Синюка — три основные вопроса, которые следует максимально прояснить. Так в чем ценность телефона Князева?

— Если говорить о содержимом телефона, то в нем, во-первых, могут быть доказательства причастности других лиц к преступлению, которое уже инкриминируют экс-главе Верховного суда, а, во-вторых, доказательства совершения других преступлений. На сегодняшний день информацию с телефона, которую успешно скопировали, исследуют детективы НАБУ. И только по результатам исследования мы будем принимать решение, будет ли иметь телефон Князева какое-то резонансное значение для производства. Более того, нужно понимать: на тот факт и то производство, в котором Князеву уже сообщено о подозрении, это доказательство никак не повлияет.

По известному эпизоду в отношении бывшего главы Верховного суда и адвоката (дело Князева/Горецкого. — И.В.) следствие фактически находится на финишной прямой. Мы уже дорабатываем определенные детали и будем выходить на завершение своей работы и открытие материалов производства стороне защиты. Относительно причастности к этому эпизоду других лиц — здесь надо еще работать и собирать доказательства, поскольку на сегодняшний день их недостаточно. В частности и в отношении других судей Верховного суда. Работа здесь продолжается. По другим возможным эпизодам преступной деятельности этой группировки также еще много работы.

— Какие были варианты разблокирования телефона, и кто принимает решение, как из него изъять информацию? Судя по заявлениям Омельченко, проблема была в том, как и где разблокировать телефон: своими силами в Украине или обращаться за помощью к международным партнерам в Польше.

— Вопрос не в том, какие есть варианты, а в порядке оформления любого из вариантов. Экспертные исследования обычно организовывают детективы, а задача прокурора — проследить, чтобы был соблюден порядок. Ведь есть перечень оснований, когда доказательство могут признать ненадлежащим или недопустимым в суде. Если допущены нарушения, и эти нарушения имели последствия вмешательства в права человека, мы не сможем использовать такое доказательство в суде. Поэтому наша основная задача — проследить, чтобы это доказательство надлежащим образом изъяли, осмотрели, оформили и направили на экспертизу. Есть порядок назначения экспертиз, привлечение специалистов и обращение за международной правовой помощью.

— То есть можно разблокировать телефон, но он не будет являться доказательством.

— Да. Или будет являться доказательством, которое суд признает ненадлежащим. А это, со своей стороны, повлияет на окончательный приговор: насколько суровым он будет, попадет ли человек за решетку и так далее. Поэтому главная особенность этого процесса — именно процессуально оформить так, чтобы оно было надлежащим и допустимым доказательством в суде. Это главное, что нужно сделать детективам и прокурору в этой ситуации.

Проблема еще и в том, что в законодательстве есть пробелы по урегулированию вопросов международного компонента в экспертизе, и практику назначения экспертиз за границей довольно редко применяют. Поэтому нужно взвешивать все нюансы. И это моя главная задача, поскольку именно я как глава САП буду нести ответственность за это дело, потому что все ключевые процессуальные решения в ней, согласно закону, принимаю я.

— Тогда объясните, пожалуйста, вашу версию конфликта с Омельченко в вашем кабинете. Потому что когда читаешь комментарии, опубликованные медиа, создается впечатление, что вы неадекватно отреагировали на решение процессуального прокурора в деле топ-коррупционера Князева обратиться именно к независимым международным партнерам-полякам.

— Во-первых, не было конфликта с Омельченко. Есть рабочая ситуация. Если я провожу совещания о том или ином уголовном производстве, это не значит, что у меня конфликтная ситуация с кем-то из участников этого производства. Это рабочий процесс. Мы дискутируем всегда с детективами, прокурорами о том, как лучше выполнить то или другое процессуальное действие. Или как квалифицировать те или иные действия. Но это не конфликты, а обычные рабочие моменты, поскольку где два юриста — там три разных взгляда.

Во-вторых, детективы НАБУ сообщили мне, что видят риск неправильного оформления порядка направления для исследования именно этого вещественного доказательства. Очевидно, я должен был обсудить это с прокурором: какова его позиция по этому вопросу и почему, по его мнению, у НАБУ могли возникнуть такие опасения. Сначала я задал соответствующие вопросы другому прокурору, который тоже занимается этим делом, и тот сообщил, что ему ничего не известно о судьбе телефона. Старший детектив группы детективов на тот момент также не знал подробностей, поэтому в конце концов у нас был разговор с Омельченко. Вот вся суть ситуации с ним. На этом этапе моей главной задачей было сделать так, чтобы избежать рисков для дела. И это, согласитесь, адекватная позиция для руководителя моего уровня ответственности. Насколько же в конце концов все правильно сделано, увидим, когда это доказательство будет исследовать Высший антикоррупционный суд.

— То есть телефон уже был в Польше, а вы об этом узнали только после? Поэтому у вас и был жесткий разговор с паном Омельченко?

— Именно здесь самое узкое место того пути, который вы обозначили в начале разговора. Я не могу вам описывать подробно процедуру и последовательность действий по направлению и исследованию вещественного доказательства в этом деле, поскольку это повредит самому делу. Но, повторяю, с моей стороны не было никаких возражений о направлении телефона в Польшу, речь идет только о необходимости соблюдения порядка его оформления, предусмотренного законодательством.

Главное для нас сейчас, что мы уже получили это вещественное доказательство: телефон разблокирован, его исследуют детективы. Даже больше, никто ни в САП, ни в НАБУ вообще не рассматривал вопрос о назначении экспертизы телефона в Украине за стенами НАБУ. В случаях технической возможности и уверенности, что будет результат, детективы НАБУ всегда разблокируют телефоны сами. Попытка разблокирования телефона специалистами НАБУ не приводит к уничтожению информации или другим негативным последствиям. Иначе это уже разговор о доверии к НАБУ. Но если у детективов недостаточно ресурсов и возможностей, нужно привлекать другую сторону, альтернативные возможности. И в этом случае был вариант с Польшей.

— То есть о «помощи» условного Рувина, на котором клейма негде ставить, речь не шла?

— Да. Вариантов было два: разблокирование телефона в Польше и разблокирование его в стенах НАБУ.

— Еще один важный нюанс в истории с телефоном — позиция НАБУ. С кем согласовывал свое решение Омельченко, если не с вами? И с кем в случае необходимости будет делить ответственность?

— Было ли известно руководителям НАБУ об этих действиях? Это лучше спрашивать у них. Но я уже сказал: была возможность допустить процессуальные промахи в этой конкретной ситуации, о чем мне сообщили детективы НАБУ, расследующие это уголовное производство. Детективы и руководители НАБУ часто обращаются ко мне с просьбами разобраться в ситуациях, которые могут угрожать уголовным производствам.

 

О сокращении Омельченко, субординации и возможных манипуляциях

— Но прокурор Омельченко непосредственно и публично связывает свое увольнение или сокращение (?) с независимой позицией в деле Князева по эпизоду с телефоном. И если о сути позиций сторон в эпизоде с телефоном вы уже высказались, то об одновременном сокращении должности — нет.

— То, что в САП происходят структурные изменения, и то, что там расследуют любое уголовное производство, — совсем не взаимосвязанные вещи. Да, мы реорганизуем структуру антикоррупционной прокуратуры. То же недавно происходило в НАБУ с приходом нового директора. В рамках действующего законодательства расширяем штат и усиливаем направления, которые проседают. Например, по досудебным расследованиям мы уже работу активизировали.

У нас лучшие результаты за весь период работы антикоррупционной инфраструктуры в целом, и сейчас мы фактически вдвое увеличили свою эффективность. За шесть месяцев 2023 года направили в суд больше дел, чем за весь 2022 год. Но на некоторых направлениях до сих пор проседаем. Речь идет в первую очередь о рассмотрении дел в ВАКС, где залежались больше 250 производств, в частности о самых громких делах за весь период деятельности институций.

Заслушав состояние рассмотрения дел в суде, мы пришли к выводу, что прокуроры часто занимают наблюдательную позицию, не используют все предусмотренные законом возможности для быстрого рассмотрения дела и привлечения виновных лиц к ответственности. У нас есть дела, где подготовительное судебное заседание не происходит больше 2,5 и даже больше 3,5 лет. А стоит отметить, что результат работы и НАБУ, и САП, а также главный критерий нашей эффективности — именно количество приговоров виновным лицам и суммы возвращенных в бюджет средств.

Есть направление рассмотрения материалов по подготовке исков о гражданской конфискации активов, — здесь нас часто критикует НАПК за то, что они шлют десятки материалов, а мы готовим единицы исков. За прошлый год мы передали в ВАКС всего три иска о гражданской конфискации, за этот год — тоже три. Поэтому назрело решение расширить управленческие возможности должности руководителя подразделения, которым руководит Омельченко. Что мы собственно и сделали. Также назначены и.о. руководителей отделов в тех подразделениях, где руководители мобилизованы и находятся в рядах ВСУ. То есть Омельченко может быть недоволен будущим сокращением и иметь свою версию по эпизоду с телефоном. Но связывать это в одну историю, мягко говоря, неэтично.

— Но все же они довольно неэтично совпали.

— Прокурор Омельченко сделал свои заявления на фоне планового процесса реорганизации.

— То есть вы хотите сказать, что прокурор Омельченко объединил эти две истории и манипулировал этим, чтобы сохранить свои позиции в САП, вместе с тем ослабив ваши?

— Мотивы действий Омельченко мне неизвестны, поэтому я их не буду комментировать. Но не стоит забывать, что каждый прокурор обязан соблюдать правила прокурорской этики и не допускать поведения, которое дискредитирует его самого и может навредить авторитету прокуратуры.

— Тогда, пожалуйста, проясните еще раз нынешний статус прокурора Омельченко. В приказе нового управления его нет, но на заседании по делу Князева в ВАКС — есть.

— Во-первых, все заявления Омельченко об увольнении или сокращении не соответствуют действительности. На сегодняшний день Омельченко ознакомился только с приказом об изменении структуры САП. С настоящим приказом ознакомились все, и я в частности. А о сокращении его должности отдел кадров ОГП официально его еще даже не информировал. То есть формального сообщения о сокращении еще вообще не было. Хотя он почему-то об этом заявляет. Но когда это действительно произойдет, Александр Омельченко пройдет всю установленную законом процедуру: его проинформируют о сокращении должности и вместо этого предложат все вакантные должности, в частности в САП.

Во-вторых, руководитель САП не имеет права отстранить ни одного прокурора САП. То есть Омельченко остается прокурором САП со всеми процессуальными полномочиями. Группы прокуроров в уголовных производствах, где он был старшим, не менялись. Поэтому он и был на заседании суда.

— Омельченко знал о своей нерадужной перспективе в рамках плановой реорганизации?

— Я не докладываю Омельченко. Но прошел почти год, чтобы руководитель САП мог оценить работу структурных подразделений, сделать какие-то выводы и принять решение. Если говорить о результатах, то, согласно статистике с 2015-го по 2022 год, у первого отдела самые плохие показатели. В общем в суд он направил 30 производств. Для сравнения: шестой отдел направил почти вдвое больше — 55 производств.

Свое видение изменений в структуре я инициировал перед генеральным прокурором, он меня поддержал, также этот шаг согласовал директор НАБУ, поскольку у меня нет таких дискреционных полномочий.

— Александр Васильевич, дело в том, что любой чиновник вам скажет: часто реорганизация — это законный способ руководителя избавиться от неугодных или балласта. Так Омельченко — неугодный или балласт? Я очень внимательно читала комментарии по этому поводу. У главы правления ЦПК Виталия Шабунина по отношению к Омельченко была очень конкретная фраза: «Не надо рисовать героя, потому что господин Омельченко сливал дела «Привата». Источники говорят, есть целый список дел, которые якобы сливал Омельченко. У вас были какие-то официальные претензии к работе Омельченко по таким серьезным поводам?

— Когда расследовали эти производства, меня не было в САП.

— А разве вы не интересовались, когда пришли, с какими людьми вам придется работать?

— Я не могу административно отреагировать на дисциплинарные проступки, совершенные до моего назначения. Срок привлечения к ответственности — год. Поймите меня, пожалуйста. Именно поэтому я принципиально не говорю о прошлых дисциплинарных проступках и действиях Омельченко или кого-либо другого. Я мыслю в масштабе всей институции. И как руководитель вижу, где нужно усилить институцию и как это сделать эффективнее. И уже найдена формула, в рамках которой можно будет увеличить КПД и усилить определенные направления работы САП.

— Но Омельченко решил бороться и подал в Совет прокуроров жалобу, что на него оказывают давление. Возможно, этот пресловутый разговор в вашем кабинете был зафиксирован? Как вы вообще собираетесь оппонировать в этой дисциплинарной истории, за которой будет наблюдать вся страна?

— Я уже оппонирую, разговаривая с вами. Но каждый прокурор имеет право направить такую жалобу, если считает, что есть угроза его независимости. Он ее подал, и ее должны рассмотреть согласно закону. Я не могу прогнозировать результаты рассмотрения. Но для себя не вижу угрозы, поскольку никакого давления с моей стороны не было и этому действительно есть подтверждения.

 

О казусе заместителя Синюка, сливе материалов НСРД и кампании по дискредитации

— Вы знали о существовании аудиофайлов до того, как они появились в медиа?

— Нет.

— Следовательно, люди, занимающиеся этим делом, не докладывают вам, что ваш заместитель фигурирует на пленках Князева, а отдают эти записи журналистам? Как такое вообще возможно?

— Обычно, когда происходит документирование специальных субъектов, которое, кстати, согласовывает руководитель САП, детективы и прокуроры докладывают мне не весь массив информации, а только то, что касается самой сути дела или документирования другого преступления, или же, наоборот, свидетельствует о непричастности определенного лица. Остальная информации, которая не касается сути дел, меня не интересует. Поскольку документирование в рамках и оперативно-розыскных мероприятий, и уголовного производства продолжается довольно долго, объем информации — огромен. Сам я все не проверяю, поскольку физически не смогу обработать и десяти процентов таких материалов по всем делам.

Но в этом случае руководитель НАБУ, его первый заместитель или детективы группы были обязаны сразу сообщить мне об этих записях, и не может быть никаких оправданий, почему это не было сделано. Я не должен узнавать об этом из СМИ.

Возможно, детективы сделали еще какие-то интересные записи в этом деле, не знаю, будем следить вместе за публикациями в СМИ.

— То есть вы не считаете нормальным то, что ваш заместитель появляется в деле о топ-коррупции, а вам об этом неизвестно?

— Ситуация прежде всего ненормальная с точки зрения того, что происходит разглашение в медиа материалов досудебного расследования, конкретных следственных действий. И это уже второй случай, когда разглашают данные досудебного расследования. Относительно первого — мы зарегистрировали уголовное производство и поручили его расследование Управлению внутреннего контроля НАБУ. Речь идет об обнародованных в СМИ документах с места обыска. На это нужно реагировать, устанавливать, кто допустил утечку информации, кто сообщил, какую часть сообщили. Здесь много вопросов. Возможно, это вообще определенные нерассекреченные материалы негласных розыскных действий. Поэтому виновных в этом лиц нужно привлечь к ответственности.

— Это может быть дисциплинарное расследование? Заместитель исполнительного директора ЦПК Елена Щербан подала соответствующие заявления в Квалификационно-дисциплинарную комиссию прокуроров и ГБР. И в отношении возможных действий Омельченко, и об отстранении Синюка на период расследования.

— Может быть дисциплинарное производство, а может быть и уголовное.

— Что касается Синюка. Само появление на пленках вместе с пособником Князева адвокатом Горецким бывшего протеже ОПУ и лично Татарова на конкурсе САП — вопиющий сигнал. Поэтому архиважна ваша реакция.

— Как доложил мне Синюк об общении с адвокатом Горецким, первая встреча у них была якобы случайной, другая — по инициативе адвоката и касалась представительства им интересов одной из компаний, фигурирующей в расследованиях НАБУ и САП. Синюк докладывал, что во время встречи Горецкий интересовался работой САП, и поэтому он прекратил общаться с этим лицом. В дальнейшем в этой ситуации все вопросы, в частности о том, не нарушил ли он этические стандарты, должен выяснять дисциплинарный орган. Но главное другое: мой заместитель не входил в очень узкий круг лиц, которые были в курсе операции и того, что происходит документирование дела бывшего главы ВС. То есть он не знал, что такое дело есть, до момента, когда мы сообщили об этом официально.

— Возможно, еще какие-то куски появятся… Есть информация, что генпрокурор Костин — на очереди.

— Таких записей я тоже не слышал. В деле есть сотни часов аудиоинформации, и какая именно часть была передана журналистам, должно выяснить расследование. Но несанкционированные обнародования материалов НСРД в СМИ очень сильно бьют по репутации и НАБУ, и САП.

На записи, касающиеся дела, составляют соответствующие протоколы, и они есть в материалах этого дела.

— Но как так получилось, что Горецкого задержали именно после того, как он почистил свой телефон?

— Здесь не очень эффективно сработали детективы НАБУ и не смогли его вовремя задержать. Все планировали вообще иначе, но всегда есть определенный процент вероятности, что что-то пойдет не так.

— Это большая потеря для следствия — телефон Горецкого?

— В зависимости от того, что там было, — мы этого, к сожалению, не узнаем. Но важно: это не влияет на сам эпизод, по которому уже выдвинуто подозрение.

— Но влияет на возможность расширить круг соучастников, которые и дальше занимают высокие должности.

— К сожалению.

— И все же, для превенции возможных рисков в таком важном деле, отстранят ли вашего заместителя Синюка от обязанностей на время дисциплинарного расследования, которого требует общественность?

— Руководитель САП не может отстранить ни одного прокурора в САП. Это возможно в рамках или дисциплинарного, или уголовного производства. И это делает генеральный прокурор. Будет ли дана оценка действиям Синюка в рамках этого случая? Да, будет. Я уверен, что будут проведены расследования и возможных действий Синюка, и обнародованных записей, и сливов информации в рамках расследования. На все это нужно безотлагательно реагировать и предпринимать шаги.

Вопросом дисциплинарной ответственности занимается соответствующий орган, который должен рассматривать жалобы на действия прокуроров и допущенные промахи. В отношении регистрации уголовного производства по всем этим фактам, сейчас мы изучаем вопрос, как лучше всего это сделать.

— Какие у вас отношения с новым руководителем НАБУ? Вам вообще удается общаться с паном Кривоносом без присутствия его заместителя Гизо Углавы, который, как утверждают наши источники, и посадил его в кресло директора с молчаливого согласия Банковой? Кстати, по моей информации, именно Углава привел Омельченко на резонансный брифинг после задержания Князева и Горецкого, о чем вас тоже не предупредили. У меня такое впечатление, что мы сейчас — внутри борьбы за влияние не только в НАБУ, а в антикоррблоке в целом. И вы — человек для старой/новой гвардии не очень удобный. Еще в момент вашего назначения звучала фраза: одна дисциплинарка — и несовершенный закон, который не имеет гарантий независимости главы САП, дает возможность его снять. Не чувствуете ли вы, что это тот самый удар, чтобы вас дискредитировать и отстранить от должности главы САП? Или это все же в большей степени внутренняя история, которая касается формирования центров влияния в самой САП? Или то и другое вместе.

— Не думаю, что это именно такой удар. Что же касается взаимодействия с НАБУ, главное — делать правильные выводы по тем проблемам, которые возникают в нашей работе и коммуникации. Другого пути к успеху я не вижу. И кейс Князева это подтверждает. То есть до сих пор результат побеждал амбиции и, надеюсь, так будет и в дальнейшем. Но устоять должно не только САП, но и НАБУ. Поэтому я бы здесь был аккуратнее с формулировками. Действительно, у нас есть определенные естественные рабочие ситуации, когда мы дискутируем, спорим о порядке документирования того или иного преступления. Но это больше рабочие вопросы. Главное на сегодняшний день — не утратить доверия между институциями, потому что это сведет на нет все наши наработки.

Я уверен в юридической стороне этого вопроса. Как такового давления на прокурора нет и быть не могло, потому что все равно все ключевые решения в этом процессуальном деле, согласно закону, принимаю я.

— Почему вы в таком случае не прокомментировали ситуацию, когда к вам обратилась журналистка с вопросами о сокращении Омельченко и телефоне Князева, а «отправили ее в пресс-службу»?

— С самого начала пребывания на должности руководителя САП я определил приоритет своей работы — непосредственное процессуальное руководство в антикоррупционных делах, где необходимо привлечение руководителя САП, а также помощь другим антикоррупционным прокурорам. Как вам известно, 13 прокуроров, а это 23 процента от общей численности прокуроров САП, мобилизованы, а работы становится все больше, поэтому моя задача — эффективный менеджмент при имеющихся ресурсах. Кроме этого, вы, наверное, заметили, что я нечасто даю интервью или комментарии СМИ. Это происходит не от нелюбви или предубежденности по отношению к медиа, а из-за того, что в моем времени — 24 часа и доступное мне время я в первую очередь уделяю делам.

К сожалению, я физически не успеваю быстро реагировать на запросы журналистов и вынужден просить помощи моей коллеги. У САП на самом деле нет полноценной пресс-службы, есть только один работник, ответственный за все коммуникации. Мы нуждаемся в усилении и этого направления в части штата, но сейчас сверхважной является именно основная прокурорская работа. Надеюсь, с усилением независимости САП мы сможем усовершенствовать процедуры, усилить команду, в частности и коммуникационную, и вовремя и полно реагировать на запросы журналистов.

 

О ходе расследования дела Князева, «меченых» деньгах и неизвестных судьях-взяточниках

— Уже есть много публичных упоминаний о том, что средства, полученные главой Верховного суда, предназначались другим судьям. Мы даже видели фото конвертов. Для вас это — слив в медиа доказательств, а для нас — шок. Когда страна узнает имена четырех судей Большой палаты ВС и будут прекращены инсинуации с вариантами фамилий? В чем проблема? Где подозрения? Это так категорично спрашивают люди.

— Самого факта изъятия меченых денег недостаточно, чтобы сообщить о подозрении. Ведь у следствия должны быть и другие доказательства причастности лица к совершению того или иного уголовного правонарушения. Стандарт доказывания ВАКС — самый высокий, и мы должны ему соответствовать, если хотим собрать надлежащие и допустимые доказательства и победить. На сегодняшний день эти доказательства собирают, все возможные способы их собрать до сих пор не исчерпаны.

— Сколько у вас осталось времени, по закону?

— По разным эпизодам — разные сроки следствия, но времени достаточно. Мы выходим на финишную прямую в делах, где по этому конкретному факту сообщено о подозрении двум лицам. А о причастности других лиц к этому преступлению дело будут расследовать дальше. У нас есть четверо судей, у которых изъяты деньги. Мы их допрашиваем. То есть время для сбора доказательств еще есть. Определенные способы сбора доказательств мы тоже получили.

— А ничего, что судьи не отстранены от работы? Они своими грязными руками вершат правосудие и могут влиять на расследование.

— Отстранить судью от должности или выполнения полномочий возможно только после получения им статуса подозреваемого. Такой вопрос может инициировать перед ВСП только руководитель САП и только после уведомления о подозрении.

— Еще работая над материалом  о задержании Князева, мы зафиксировали многочисленные контакты Горецкого с представителями судейской верхушки. В частности он общался с представителями ВСП Оксаной Блаживской и Юлией Боковой. Плюс есть фото, где он идет мимо здания Верховного суда в компании главы Государственной судебной администрации Алексея Сальникова. Вы отслеживаете сигналы медиа, как-то реагируете?

— Подробно исследуем все контакты и возможные связи. Это тщательная кропотливая работа, то есть документирование происходило очень давно. Мы начали документировать факт наличия определенного бэк-офиса при ВС еще фактически с ноября 2022 года. Сначала это была оперативная работа, потом, в начале 2023 года, она стала уголовным производством.

— То есть я правильно поняла, что дело о подозрении — на финишной прямой, плюс расследуют дела четырех судей ВС, которые брали деньги… И еще по результатам изучения материалов могут появиться новые эпизоды?

— Да, все правильно.

— А что может помешать расследованию?

— Самая большая опасность — сливы информации. И чтобы это преодолеть и стать стопроцентно эффективным антикоррупционным органом, САП нужны новые инструменты и независимость.

 

О назревшей реформе САП, реальном включении антикоррупционного блока, факторе власти, а также основных кейсах топ-коррупционеров читайте во второй части интервью с Александром Клименко.