Примут ли украинцы узурпацию власти?

Сначала немного исторических аналогий, ибо как без них.

Когда-то у уличных фотографов были такие рисованные фанерные декорации с вырезанными для лица дырками. Они и до сих пор есть. Вставляешь туда свою счастливую рожицу, глуповато улыбаешься по требованию фотографа, и опля — ты уже принцесса, принц или конь в сферическом вакууме.

Так, с глуповатыми улыбками или трагическими гримасами, мы постоянно вставляем себя и своих политических лидеров в какие-то исторические аналогии. Хотя писаная история — это еще те фанерные разрисовки. Чья власть на дворе, того и декорации.

9 ноября 1799 года (18 брюмера по революционному календарю) небольшой отряд гренадеров под барабанный грохот промаршировал в парижский дом «Люксембург», где заседали депутаты двух палат Легислативного совета. Соратник Наполеона генерал Мюрат приказал войскам очистить помещение и разогнать парламент Директории.

Минуту назад толпа стремилась растерзать корсиканского наглеца. Но в присутствии солдат таких отчаянных осталось лишь несколько. Лояльным зачитали «Декрет о публичной безопасности и конституционности». Сказали, что своевременно, поскольку недобитые якобинцы готовят реванш, и республика в опасности. Тем временем недобитые французские монархисты с любопытством созерцали этот революционный цирк, но уже с противоположной, безопасной стороны Ла-Манша.

Было в декрете три требования, вполне понятные нам, приемлемые и сегодня:

1. роспуск парламента из-за коррупции и бездарности;
2. создание принципиально нового исполнительного органа;
3. восстановление порядка и стабильности.

Около двух часов ночи совет старейшин и некоторые специально приглашенные члены парламента приняли необходимые изменения в Конституцию. Было сформировано новое правительство, которое возглавили три консула — Наполеон Бонапарт, Жозеф Сьейес и Роже Дюко.

За пять лет и шесть месяцев первый консул Наполеон станет императором.

На момент разгона парламента прошло 10 лет с начала Великой французской революции (на фанерные идеалы которой до сих пор молятся леваки всего мира).

Революционная французская власть в формате Директории за это время превратилась в отвратительную коррумпированную и алчную структуру, поглощенную карьерными интригами.

За пять лет и 13 дней после штурма Бастилии революционеры совершили (конечно же, исключительно под революционными лозунгами) свой первый, Термидорианский, переворот. Отправили на гильотину Робеспьера, Марата, Сен-Жюста, Дантона, Бабёфа и других романтических упырей, певцов террора и прав человека и гражданина (16 тысяч казненных аристократов и священников не считались людьми и гражданами). Кстати, Декларацию прав человека и гражданина приняли еще при короле Людовике XVI. Это у них был такой короткий апофеоз национального единства — короля казнили через четыре года.

Узурпаторами этих старинных французских «дзержинских» никто не называл. Ибо в революции каждый гражданин сам себе вождь, герой и палач.

Ярлык узурпатора прицепили Наполеону монархические режимы того времени. И не сказать, что совсем незаслуженно. Его личность не была уж такой лучезарно величественной и безупречной. Но политическое окружение Наполеона за 10 лет весьма помельчало и опаскудилось.

Талантливый человек с сильным характером и, главное, хорошим знанием артиллерии на этом фоне выглядел гением и избранником судьбы.

Когда говорят об исторических персонажах-узурпаторах, по этой наполеоновской традиции, чрезмерное внимание уделяют их личным качествам. Это создает культ, но не объясняет феномен.

Ведь если уделять внимание тому, что и почему происходило с другой страной, к власти в которой пришел узурпатор, то можно вследствие анализа причин выйти на самих себя в собственной стране.

Поэтому рассказывают романтические басни. Вот родился узурпатор, и в колыбели тяжелую думу думает: как бы прийти к власти незаконным путем. Ни сиську, ни пустышку не берет, а жаждет крови врагов так, что прямо плачет. А когда уже ползает, то неудержимо лезет с полным подгузником узурпации в сторону избирательных органов власти.

Узурпация дословно — «увлечение, овладение». Как Нигер или Габон сейчас. Как то, что в прошлом веке часто происходило в Латинской Америке. Настоящая узурпация не предполагает даже переходного периода к демократическим процедурам.

Но узурпация в современном понимании слова предполагает ряд сложных интриг и заговоров, которые законные руководители государства проморгали. Потому что не могут или не хотят видеть. И часто сами являются участниками этих заговоров. Например, Пиночет был министром внутренних дел в правительстве Альенде и даже подавлял предыдущий, сентябрьский, «танковый» путч.

Если заговоры удаются, то под них быстро подводят политологическое обоснование, которое придает им черты законности и справедливости.

Здесь ключевое слово «быстро», что всегда выгодно отличало Наполеона от его конкурентов внутри страны и врагов извне.

На видной политической должности законным путем оказывается человек, который создает под себя такую систему законодательства, где монополизация власти выглядит вполне законной. Либо уже приползает с таким готовым предложением «под ключ».

Ну и эта главная гусеница обещает, что сама вот-вот превратится в бабочку. И всех превратит. Только сейчас несвоевременно.

Если не называть изменения системы власти какими-то нехорошими словами, а наоборот, называть хорошими и еще лучшими, то народ это будет воспринимать весьма спокойно, дело технологии. Плохие слова будет употреблять политическая оппозиция, потому что проиграла. А бранные нарекания тех, кто проиграл, лишь укрепляют авторитет победителей.

У нас было несколько изменений разных вариантов гибридной демократии с разными последствиями. Например, режим Кучмы трудно было назвать либеральным, но закончилось все образцово-либеральной «Помаранчевой революцией» и соблюдением демократических процедур.

Режим Януковича принципиально отличался от всех предыдущих не только тем, что Янукович был самоуверенным дураком. Его режим принципиально и демонстративно плевал на все ценности, кроме собственной материальной выгоды.

Сейчас задним числом невозможно точно сказать, как развивались бы события, если бы не произошло избиение студентов. Говорят о сценарии «белорусизации» Украины. Но есть принципиальное расхождение в политической истории двух народов.

Белорусов узурпация власти постигла в 1990-х, а украинцы уже пожили и воспитали новое поколение в условиях свободной демократической страны. Со всеми поправками на специфику нашей демократии, у нас уже тогда было и сейчас есть что защищать.

Это о ситуациях, когда какой-либо политический черт влезает в украинскую власть законным путем. Но вскоре начинает внутри нее создавать черт-те что.

Вместе с тем сути власти (советской по своей природе) со всеми ее министерствами, учреждениями, механизмами реализации, торжественно унаследованными в массе своей от УССР, как та железная баба на горбике, эти черти радикально не меняли. Что-то улучшали, что-то ухудшали. Декорации, конечно же, перерисовывали.

А если узурпатор придет не из политической среды, не из логова чиновников- червей или политической гусеницы? А из огня и дыма войны, в заслуженной славе и почестях, как Наполеон после Италии и Египта? Финальные военные результаты генерала к тому времени были такими себе, несмотря на его личный героизм и таланты полководца. Суворов — в Италии, Нельсон — в Египте… Но это ли волновало гражданских парижан и парижанок?

Это такой плохо скрытый медийный кошмар европейских либералов и москволюбов, щедро оплачиваемый из российской казны.

Смотреть на социологию все равно, что смотреть на человека в теле. Если в анфас, то, пожалуй, не в каждые двери пройдет. А если в профиль, то легко, еще и место останется. Социология дает такую предметную выборку показателей, что из нее при необходимости можно накомбинировать любую картину. Чем меньшее количество показателей принимать во внимание, тем драматичнее получается заголовок в медиа.

Социология в Украине действительно показывает стремительный рост национализма и уменьшение количества либеральных настроений. Это один из показателей, но испуганные «розовые пони» драматически размахивают именно им во все стороны.

Второй показатель — это стремительное объединение граждан вокруг идей украинской государственности, европейской перспективы и членства в НАТО, понятий свободы и справедливости. Национальные государства и их ценности тоже для либералов так себе, однако война, не особенно покритикуешь.

Третий менее широко цитируют, ведь суть его в том, что основные настройки украинцев (так называемые паттерны) не изменились по сути за последних несколько лет.

Во всех этих базовых настройках ключевым является понятие справедливости. Но такой, которая должна прийти откуда-то извне, и быстро. В виде того же Евросоюза или НАТО.

«Чи діждемося Вашингтона з новим і праведним законом?» — риторически спрашивал классик. Фамилии в течение десятилетий менялись, но запрос на сказочного вождя, который все, наконец, изменит радикально, остался.

Собственно, на этом ожидании выиграл свою избирательную кампанию нынешний президент Украины.

Это был такой развернутый косплей лозунга «Бандитам — тюрьмы!», и люди в который раз поверили, потому что запрос на ликвидатора текущего состояния дел никуда не делся, а лишь заострился. И в который раз убедились, что жизнь — это не кино. И даже не сериал.

Теперь рассмотрим, кроме этой прекрасной картины прихода нового Спасителя, менее эстетичные, но не менее реальные варианты. Они между собой функционально переплетаются, но посмотрим на них в упрощенном виде.

Вариант первый. Власть узурпирует ставленник организованной преступности. Организованная преступность — это устойчивая система экономических связей высокого уровня и квалификации, завязанных на сверхприбылях. Из которых они легко могут получать своих людей на официальных должностях во власти. Организованная преступность всегда активно участвовала в выборах, и далеко не только в виде хулиганов на избирательных участках. Более того, организованная преступность не просто финансирует своих кандидатов, но и в дальнейшем сопровождает экономически в их парламентской деятельности или исполнительной власти.

Кстати, организованная преступность во всем мире действительно очень эффективно борется со стихийной, уличной преступностью на территориях своей ответственности, потому что «Техас должны грабить только техасцы».

Вариант второй. Власть узурпирует ставленник Кремля. Не спешите отрицательно махать руками. А вспомните, например, Ангелу Меркель или Милоша Земана. Можно и Виктора Орбана. О Папе Римском вообще промолчу. У России колоссальный опыт агентурного проникновения в высшие эшелоны политической власти во всем мире.

Кстати, о феминитивах. Ставленницы упомянутых выше сил в принципе имеют значительно больше шансов у сегодняшнего электората, если вырезать правильную дырку в правильной фанере. Слово «электорат» в этом случае вовсе не означает, что могут быть какие-то выборы узурпатора. Это может быть просто эмоциональное одобрение большинством, как на старинных казацких советах, когда чьи-то избиратели громче кричали и выше бросали шапки вверх.

Отличие узурпации власти от традиционного политического мошенничества в том, что узурпатор в своих лозунгах говорит такую правду, которую действующие политики боятся озвучить. Обманом занимается его свита или участники заговора, которые выполняют технические функции. Благодаря этому узурпатор выглядит вполне харизматично и отвечает запросам масс на радикальные чудотворные изменения в стране.

Один из таких запросов — на репрессии и революционное насилие относительно тех, кого общество считает своими непосредственными врагами или виновными в текущем состоянии дел. «Революция пожирает своих детей», — сказал Дантон перед смертной казнью на гильотине. Однако на самом деле она пожирает не только «детей», но и вообще всех родственников и друзей революции. Это понимание приходит со временем, вместе с запоздалым вопросом: «А нас-то за что?».

Пока государство реализует монополию на насилие в приближении к представлениям граждан о справедливости, они лишь будут сплетничать о самостоятельном наведении порядка.

Второй запрос — это стилистическое отличие образа узурпатора от всех, кто был раньше и кого он или она призваны сменить. Здесь есть два момента: молодость и особенности. Наполеон стал первым консулом в 30 лет, императором — в 35. Его армию назвали «армией двадцатилетних». Специфичность, которая запоминается: Буонапарте, как правильнее было бы его называть, долго говорил с сильным корсиканским акцентом, был худым и длинноволосым брюнетом, даже в свои генеральские времена довольно скромно одетым.

Здесь возможно появление разных колоритных персонажей, но все-таки у украинцев уже выработался определенный нюх на аферистов, хотя и несовершенный. Подлинность политического лидера является его удельной приметой, врожденной характеристикой личности. А не актерским мастерством, приобретенным на разных тренингах.

Третий запрос — это обещание быстро залечить исторические травмы. Приведу пример Шарля де Голля, который, технически говоря, узурпировал власть во Франции в 1944 году. Зная, что у американцев совсем другие планы относительно будущего его страны, и весьма мрачные, во время освобождения Парижа он немедленно занял военное министерство на улице Сен-Доминик, а на следующий день в ратуше объявил, что Франция обязана своему освобождению большей частью героическим французам. Тотальное коллаборантство осталось за кадром, французы были благодарно растроганы.

В 1958 году де Голль, восстановив свою политическую карьеру, пообещал не отдавать Алжир (где сам до того времени жил), а через четыре года официально отдал, потому что Париж того стоил. За это пережил два покушения со стороны националистов, которые раньше были его основной политической опорой.

Как свидетельствует практика предыдущих лет войны, украинцы болезненно реагируют на фактическую сдачу своих территорий, но не все. И не настолько, чтобы перейти от политических обвинений к физическим попыткам сменить власть. В поисках виновного украинцы немедленно распадаются на разные политические секты. Это малоприятный факт с точки зрения национальной самооценки. Но массовая социальная активность по смене власти, которая действительно была результативной, произошла лишь в 2014 году, когда Янукович, как говорят, конкретно достал каждого.

Что имеем в сухом остатке относительно узурпации? Массовый запрос на такое мессианское пришествие действительно есть. Но он ничем не отличается от таких же настроений на протяжении всех предыдущих десятилетий. Если его техническая реализация связана с определенными индивидуальными рисками для граждан, то они еще подумают, прежде чем это дело одобрить. Ведь комфортность в базовых установках так же важна и значима, как и тяга к свободе.

Радикализация общества действительно есть, но она возникла из-за внешних обстоятельств и направлена в сторону врага. Изменение того, что в психологии называют локусом контроля, на внутреннюю среду нереалистично. Для этого надо изменить ценностные ориентации. А, как уже отмечалось выше, они годами остаются весьма стабильными. К тому же масштабное политическое насилие совсем не является необходимым фактором для узурпации власти. Речь идет о приходе к власти, а не о ее удержании.

Политические заговоры случаются во всех странах без исключения, такова природа политики. В подавляющем большинстве случаев их никогда не реализуют, потому что в конечном итоге воплощают в некотором относительно легитимном проекте. Всякие придворные разборки не нуждаются в формальном переназначении лидера, если над ним можно установить эффективный контроль, не обращаясь за помощью к народным массам.

Украинская политическая традиция последних десятилетий, собственно, пестреет такими примерами контроля над президентами и премьерами изнутри, из их ближайшего окружения. Ну что здесь скажешь: какая республика, такие и Талейраны.

То есть набрать зачетное количество баллов потенциальному узурпатору почти невозможно. Исключением может стать ситуация, когда действующая власть или ее руководитель допускают ошибку либо совершают действие, которое становится для них роковым. Под роком надо понимать не критическую оценку политической оппозиции или просто активистов гражданского общества. Это величины уже существенные, но еще совсем не критически значимые в нынешних условиях войны.

Очерчивать всерьез контуры такой ошибки — дело вовсе неблагодарное и бесперспективное. Все кризисные моменты в экономике, социалке, даже военной сфере, о которых квалифицированные люди говорят как о возможных поворотных событиях, являются триггерами лишь для той части населения, которая может понять их важность. А эта часть количественно точно не является критической.

Ведь для того, чтобы оценить ошибку как чрезвычайно важную, тоже должна быть сумма определенных социально-психологических факторов, а это величины динамичные, они постоянно меняются. Надо, как говорят, чтобы звезды правильно сошлись.

Широко известную фразу «это хуже, чем преступление, — это ошибка» относительно расстрела герцога д’Анжу, члена французской королевской династии, которого обвинили в заговоре против Наполеона, произнес не Фуше и не Талейран, а ныне забытый юрист Антуан де ла Мерт. Заговор был реальным, и это лишь усилило единство антинаполеоновской коалиции.

То есть мем «преступная власть» уже давно не вызывает организованного сопротивления. Дескать, а какая власть не преступная? А вот и ошибка! К ворам у нас снисходительны, а к дуракам — нет.