В адрес людей, живущих в тылу, поступает много обвинений в том, что они забыли думать о войне. На самом деле, пишет журналист Павел Казарин, замеры настроения населения показывают: люди здесь готовы страдать и терпеть
"Тыл забыл о войне"
Чем ближе человек к фронту, тем легче ему поверить в этот тезис. Слишком велик контраст между реальностью окопов и тыловым бытом. На фоне передовой любой мирный город выглядит вызывающе расслабленным — и возникает соблазн упрекнуть его жителей в равнодушии. Назвать иждивенцами всех, кто не носит пиксель. Заявить, что они не только проживают свою жизнь за чужой счет, но также забыли, за чей именно.
Так уж получилось, что самый уязвимый перед "зрадой" человек в стране — это солдат "на нуле". Та реальность, в которой он существует, категорически не похожа на быт других его сограждан. Совершенно другие риски. Совсем другая ответственность. Слишком велика цена ошибки. "На нуле" ты готов считать равными тех, кто проживает это все вместе с тобой. И перестаешь считать равными всех, кто продолжает жить свою жизнь за твоей спиной.
В такой ситуации очень легко поверить в чужое равнодушие. Подтверждением своих выводов ты будешь считать все, что угодно. Рестораны, работающие в тылу. Уличное освещение. Чистые туалеты и горячий душ. Все перечисленное слишком дефицитное для окопов и слишком нормативное для тыла, чтобы эта разница не бросалась в глаза. И потому так легко заподозрить сограждан в забывчивости, равнодушии и лицемерии.
Но весь этот контраст вовсе не должен подтверждать тезис об "усталости".
И дело даже не в том, что тыловой город обречен отличаться от прифронтового. Так или иначе, но Львов не может быть похожим на Дружковку, а Киев — на Краматорск. В конце концов, если город в тылу может позволить себе жить мирно — это еще одно подтверждение, что украинская армия делает все правильно. Гораздо важнее не то, как тыл выглядит, а то, как он себя ведет.
Мы составляем наши представления о реальности, опираясь на новости. Но природа новостей устроена так, что они сообщают не о норме, а о ее нарушении. Нам не говорят о том, сколько поездов без проблем добрались до пункта назначения — мы услышим лишь о том единственном, сошедшем с рельсов. Новости не рассказывают об уважительном отношении к ветеранам в тылу — но сообщат историю о негодяе, который оскорбляет бойцов на камеру. Во время войны некоторые новости совсем недоступны из-за закономерных ограничений — а потому вместо статистики о том, сколько людей ежемесячно присоединяется к Силам обороны, мы смотрим видео о тех, кто убегает от сотрудников военкомата.
В итоге происходит противоречие. С одной стороны, ты имеешь персональный опыт и наблюдения, которые ты не всегда готов считать универсальными. С другой стороны — скандальные случаи, которые видят все сограждане без исключения. Ты не всегда можешь провозгласить тенденцией то, с чем столкнулся сам. Но тебе нетрудно провозгласить тенденцией увиденное в соцсетях, хотя этот кейс вполне может быть единичным случаем в масштабах страны. Потому что нарушения имеют медийный фундамент. А норма — далеко не всегда.
Из этого противоречия легко рождаются обобщения. О плохих переселенцах и о равнодушном "мирняке", о неадекватных ветеранах и о циничных бизнесменах. Мы делаем выводы из новостей, которые призваны сообщать нам о нарушении нормы — чтобы потом почувствовать досаду, злость и одиночество.
К тому же, в какой-то момент мы становимся заложниками выводов, сделанных однажды, и потом подгоняем под них последующие наблюдения. В конце концов, человек — существо не рациональное, а рационализирующее: он сначала формирует картину мира, а потом начинает ее защищать. И, при необходимости, готов считать критерием равнодушия тыла тот факт, что в тылу носят разноцветную одежду.
Но в том-то и дело, что рестораны, свидания и вечеринки — недостаточное основание для обобщения тыла. Куда более качественным фактором настроений служит социология.
93% украинцев доверяют Вооруженным силам. 51% ждет появления новых политиков из числа военных.
93% украинцев верят в победу и 84% не готовы к территориальным уступкам — даже если это будет означать, что война продлится дольше.
72% не верят в перспективы переговоров с Россией и примерно столько же выступают за НАТО. 47% будут считать победой выход на границы 91-го года, но еще для 31% этого недостаточно, и они готовы считать победой только дезинтеграцию РФ.
Все это совсем не похоже на диагноз "уставшего от войны общества". Нам есть с чем сравнивать — мы проходили через этап "усталости" пять лет назад. Когда респонденты говорили о необходимости "компромиссов", ставили на первое место в списке угроз рост тарифов и коррупцию, а еще были готовы голосовать на выборах за сборную "повестку мира". Как только мы нынешние станем напоминать себя пятилетней давности, вот тогда разговоры об усталости тыла от войны приобретут смысл. Но не сейчас.
Украинское общество сохраняет невиданный для себя уровень единства. Несмотря на полтора года большой войны, ракетные удары и неизбежное обеднение из-за разрушенной экономики. Полномасштабное вторжение стало для страны универсальным знаменателем, и говорить о критической массе внутренних противоречий имеет право лишь тот, кто не помнит нашего недавнего прошлого.
Если наши сограждане решат устать от войны, мы очень быстро это почувствуем. Увидим дробление на "повестку суверенитета" и "повестку холодильника". Выявим политиков, которые будут продавать идеи, не связанные с фронтовой темой. Начнем спорить в соцсетях не о скульптурах во львовских парках и не о календарях с элементами эротики, а о сценариях и сроках завершения боевых действий.
Всего этого, кстати, добивается Москва — с первого дня войны. Россия и ее ботофермы последние полтора года пытаются вбивать клин между тылом и фронтом. Между политиками и военными. Между украинским востоком и украинским западом. Судя по социологии — не очень успешно. Но, как известно, реальность — это то, что люди о ней думают.
Поэтому нет смысла облегчать нашему врагу его задачу.
Важно Единственный политик в Украине — ВСУ. От чего зависит победа и дальнейшая судьба страны