"Лавра будет служить народу Украины, а не будет монастырем ФСБ": директор заповедника "Киево-Печерская лавра", ч. І

Киево-Печерская лавра должна наконец отойти от пророссийского прошлого, стать украинской святыней — культурно-исторической и духовной. Вокруг этого Национального заповедника очень много слухов, и там сейчас происходят серьезные изменения. О реформировании и будущем заповедника, программе реабилитации военных и манипуляциях вокруг судьбы монахов в Лавре "Телеграф" решил напрямую поговорить с его директором Максимом Остапенко в первой части большого интервью.

Духовная реабилитация

— Вас забрали с фронта и направили руководить заповедником "Киево-Печерская лавра". Где сложнее – выкуривать россиян с линии фронта или выветривать "русский дух" из Лавры?

— Моя служба была обычной армейской рутиной: либо на второй линии, либо занимался штабной работой — до 70% военных не находятся на передовой… Готовился стать боевым медиком, но меня на фронт так и не отпустили. Я уже собирался ехать в другое место, но после звонка Ткаченко (Александр Ткаченко, эксминистр культуры Украины. — Ред .), приехал в Киево-Печерскую лавру — действительно на другой фронт.

Но благодаря военному опыту, я сейчас ставлю в приоритет для Лавры именно помощь военным, то есть любые программы, которые могут стабилизировать военных, помочь им восстановиться морально и духовно.

— А можно подробнее об этом направлении, что это за программы?

— Когда меня пригласили в Киево-Печерскую лавру, попросили список направлений, которые я считаю приоритетными. Я Лавру знаю давно, для меня это не чужая территория. Но в нынешних условиях это совершенно новый вызов. И я понимал, что вопросом номер один должна быть программа, связанная с духовной, психологической реабилитацией военных. Я рад, что у нас была поддержка МКИП, Минобороны, Капелланской службы, коллектива заповедника, монахов монастыря.

Программа называется "Духовное обновление культурой". Она стартовала при поддержке благотворительного фонда "Украинская лавра". Речь идет и о достаточно длительных программах, когда военный находится здесь до недели и работает по разным направлениям — экскурсионные программы, мастер-классы, молитвы и духовные практики. И о коротких программах. Это все Лавра может дать, у нее множество граней. И я вижу, что военным это нужно. За несколько месяцев работы ее прошли около 600 человек.

— Как подбирают участников этих программ?

— Сначала ее "тестировали" военные капелланы в рамках нашего сотрудничества со Службой военных капелланов при Министерстве обороны Украины. Дальше мы плодотворно работаем с МО и привлекаем военных.

Многие наши военные — это вчерашние гражданские, которые, может, и не изучали глубоко культуру, историю, духовность. Но, как говорится, на войне ты атеист до первого обстрела. А потом человек начинает обращаться к тем вещам, которые являются основами христианского общества: вера, святыни, молитва, памятки.

Военные, которые проходят эту программу и через Лавру глубоко знакомятся с историей Украины, говорят: "Мы понимаем, что воюем не только за наши семьи, близких, города… А и за нашу культуру, идентичность, духовность."

Мы показываем современным воинам, на чем основывалась сила наших предков. Не зря гимн Украины содержит строчки: "И покажем, что мы, братья, казацкого рода". Лавра ведь наполовину была отстроена казацкими гетманами, которые становились ее ктиторами (ктитор — лицо, на средства которого построен или заново убран иконами, фресками православный храм или монастырь, а также специальная должность в церквях военного ведомства в XIX в. — начале XX в. — ред. ). Казацкие гетманы Иван Мазепа, Даниил Апостол, Павел Скоропадский и казацкие полковники, община сечевого общества считали честью поддерживать православную церковь, Киево-Печерскую лавру.

— Сейчас Мазепа вернулся в Лавру…

— Да. Мы открыли, например, выставку "Бо ми, браття, козацького роду", чтобы показать, сколько казачество сделало для развития, сохранения и защиты Лавры. Люди, которые сейчас продолжают военную историю Украины, являются и прямыми продолжателями казацкой традиции поддержки и защиты Лавры.

— Придется формировать новое восприятие Лавры.

— К сожалению, в советское время такая важная вещь, как связь человека со святынями своей земли, была разорвана. У людей сформировался образ: есть музеи, в которых хранятся какие-то древности. И само это слово говорит, что это что-то старое, вышедшее из употребления. А на самом деле все эти древние вещи, которые формировали простор Лавры почти 1000 лет, являются фундаментом нашего настоящего и основой нашего будущего. Об этом нужно напоминать обществу: именно защищая свои святыни, реликвии, памятники вы вносите колоссальный вклад в развитие государства. Такого, о котором мечтали люди во времена, когда наша государственность была потеряна.

И возвращаясь к теме военных. Когда они после месяцев в инвалидной коляске или на больничной койке сюда приходят, это такой уровень эмоций! И ты понимаешь: как важно, чтобы наши военные почувствовали, что это их святыня, что они и ее защищали, чтобы у них кроме Родины и родного города было еще богатейшее культурное наследие, за которое они сражались.

Тем более, что это многовековая борьба. Несмотря на все попытки, им не удалось за века растворить наш народ в имперских форматах. И они решили идти по пути геноцида, физического уничтожения. И очень важно поддерживать наших военных в борьбе против этой орды, еще и духовно.

— Вы планируете такие программы запускать в других местах истории, местах сил, заповедниках?

— Мы мечтаем масштабировать опыт Лавры и реализовать такие программы по всей Украине — у нас есть множество исторических памятников и сакральных мест, которые могли бы таким же образом поддерживать наших бойцов.

— Что это будут за места? Можете привести пример?

– Например, Хортица. Я работал предыдущие десятилетия на Хортице и понимаю, что она может очень многое дать военным. Действительно восстанавливающее душу место.

Сегодня каждый должен принять участие в защите Украины. Есть очень хорошее выражение "ты или в ВСУ, или для ВСУ". Мы все должны стать войском и помогать друг другу, помогать нашим военным, которые на фронте. И только таким образом мы сможем победить или нас физически просто уничтожат, это важно осознавать.

Монахи должны остаться

— Как монахи воспринимают военных в Лавре? Вы говорили, что настроения 50 на 50 – проукраинские и пророссийские.

— Церковь построена по армейскому принципу. Мы знаем, что у руководителей УПЦ МП есть официальная позиция, практически игнорирующая российскую агрессию. Они не могут откреститься от бесноватого Кирилла (главы РПЦ, патриарха Московского Кирилла. — Ред .), являющегося идеологом путина. Не могут отделиться от русской церкви, пытающейся захватить все, до чего может дотянуться в Украине.

Но на низовом уровне, мне кажется, достаточно монахов, которые уважают украинские святыни и готовы дальше их защищать. Это уже неплохо. И есть определенный процент тех, кто точно поддерживает Украину и готов готов содействовать нашему воинству, нашему народу в обороне. Но они не получили от иерархов четкого сигнала или команды так поступать. В этом, по моему мнению, большая проблема. По сути они до сих пор остаются экзархатом русской церкви и не могут от этого отмежеваться.

Естественно, повлияла и агентура ФСБ. Но значительная часть монахов, священников, я уверен — это украинцы, которым просто нужно время и определенное давление общества, которое донесло бы до них, что их иерархи ошибаются.

Это жесткая иерархическая структура, и сейчас нам нужно искать механизмы и слова, чтобы напоминать и объяснять священникам УПЦ, украинцам по происхождению и, я надеюсь, по духу, что россия — страна-агрессор, и все, что от нее происходит, несет зло украинскому народу.

— То есть вы за диалог, а не ампутацию?

— Возвращаясь к предыдущему вопросу: я видел, какую помощь монахи оказывали военнослужащим, особенно раненым, которые обращались к святыням, мощам, пещерам. Все пытались им помочь, в том числе — часть монахов УПЦ.

Что касается способности к диалогу. Сейчас происходит уникальный исторический процесс: разорваны предыдущие отношения заповедника с монастырем и создается новый формат отношений между монахами, священниками, служащими православным святыням, и владельцем имущества, которым является государство в лице заповедника.

Сегодня в Лавре мы формируем новую ценностную систему: государство с уважением относится к православным таинствам и обрядам, но категорически не допускает связи служителей церкви со страной-агрессором.

Мы выстроим этот механизм в ближайшее время, когда завершатся судебные истории и заработает недавно принятый пока в первом чтении закон. И поставим точку над этим "и".

Каждому монаху и священнику нужно принять решение: или ты служишь стране-агрессору и точно не имеешь никакого отношения к тем святыням и объектам, которые находятся под защитой государства, или ты являешься украинцем, носителем национальной православной культурной традиции Киево-Печерской лавры. Тогда ты продолжаешь свое служение, и у государства нет претензий к тебе. Мы надеемся, что они продолжат сотрудничество с заповедником и будут помогать хранить святыни Лавры и дальше.

— Вы сказали очень важную вещь — "надеемся, они останутся", ведь вокруг судьбы монахов сейчас очень много спекуляций.

— Это принципиальная позиция — и моя, и Министерства культуры, и многих религиоведов, что Лавра как монастырь должна продолжать свою жизнь. Но это точно не должно быть монастырь ФСБ. И это нужно осознать всем, кто рассказывает о выселении монахов.

Речь о том, если монастырь находится в величайшей святыне Украины, он должен служить украинскому народу.

К сожалению, результатом деятельности, которую здесь вели десятилетиями, стало господство "русского мира" в Лавре. И это было очень неприятно видеть. Даже в конце 2022 года общество невидело отсюда стремления помогать бороться против агрессии россии. Здесь не было ни одного украинского символа, ни единого места сбора средств для военных или пострадавших от войны.

— Мы все помним видео из Лавры с пением, прославляющим россию …

— Покажу вам календарь на 2023 год — результат либо подсознательного отношения, либо сознательной антиукраинской деятельности (см. видео).

Как сокровища "Хортицы" эвакуировали

— Вы в свое время смогли сделать то, что не удалось Мариуполю и Херсону, — спасли экспонаты из заповедника "Хортица". Почему вам удалось, а другим нет? Мы слышим, что не было приказов, необходимых документов и т.п.

— Мы не ожидали письменных распоряжений или команд. В первые дни войны у меня были и служба в ВСУ, и обязанности как тогдашнего гендиректора Национального заповедника "Хортица". Я понимал, что захвачены Херсон, Мелитополь, Бердянск, в окружении Мариуполь. И то же самое двинулось на Запорожье — российские войска подошли буквально за 25 км к городу. Существовала очень высокая вероятность, что они прорвутся и могут его окружить или захватить. Тогда я самостоятельно принял решение о необходимости вывоза самых важных экспонатов.

Выдал все необходимые приказы, подписал бумаги, в телефонном режиме согласовывал это с министерством. Сформировали первую группу экспонатов, согласовали место эвакуации, но транспорта не было. Я звонил по телефону всем знакомым — где можно взять транспорт. А он весь либо был вовлечен в военные нужды, либо люди уехали.

Нашел наконец знакомого, который дал грузовик, техпаспорт, ключи – но без водителя. Наконец наши сотрудники сели в машину и четыре дня двигались по украинским дорогам. Тогда очень много помощи оказали коллеги из других музеев – в Днепре, Винницкой, Львовской областях – по всему маршруту им давали возможность остановиться, отдохнуть.

— Что касается Хортицы. Мы понимаем, что после войны нужно будет многое переформатировать. Что именно следует сделать на Хортице, которую вы знаете лучше, чем мы все? Тем более, что тема казачества становится все более важной.

— Для меня Хортица — немного болезненная история, потому что мы не смогли закончить все проекты, запущенные в рамках большой реставрации. А мы должны были завершить реконструкцию Музея истории Запорожского казачества, начать строительство Музея древних кораблей, развивать инфраструктуру и тому подобное. Мне кажется, что эта миссия должна продолжиться.

— Есть пример, что и как менять в музейной сфере?

— Для меня абсолютно позитивный пример того, как подходят к патриотическому воспитанию, к музейному делу в Польше. Там все, начиная от образовательных и культурных художественных проектов и заканчивая элементарными музеями – мощно и ярко.

Если вы зайдете в любой польский музей, то увидите детей — это просто муравейник. В Польше есть государственные программы, стимулирующие детей не просто идти на экскурсию, а становиться частью музейных пространств. Государство стимулирует детей через микрогранты на поездки, экскурсии, какие-либо детские исследования. Их цель — воспитать человека, который будет уважать свою Родину, сформировать полноценного гражданина. Здесь у нас, мне кажется, огромный пробел.

Все программы, которые в свое время запускал Табачник (министр образования и науки и вице-премьер по гуманитарным вопросам. — Ред .) по деукраинизации и декультуризации Украины, к сожалению, во многих местах сработали. Я считаю чудом, что наша генетическая память перед этой страшной угрозой активизировалась на каком-нибудь подсознательном уровне. Больше такого допускать нельзя.

*Почему к Лавре прилип шлейф репутации "Паши Мерседеса", какие острейшие конфликтные точки существуют в отношении имущества и почему финансирование госзаповедника было урезано? Об этом читайте во второй части интервью, которое выйдет в воскресенье, 5 ноября, в 07:00.