"Если вас кормят д*рьмом — не ешьте": глава комитета по свободе слова о "солдатах" Медведчука, запрете Telegram и закрытые кулуары Рады

В начале осени Печерский суд закрыл в СИЗО Нестора Шуфрича. Нардепу от запрещенной ОПЗЖ "прилетело" подозрение в государственной измене. Но дело в том, что в парламенте скандальный народный избранник занимался деятельностью комитета по вопросам свободы слова. В демократических странах этот пост традиционно закреплен за оппозицией, а Шуфрич, как известно, еще тот известный "оппозиционер".

Не без политической борьбы новым главой комитета стал нардеп от фракции "Голос" Ярослав Юрчишин. В интервью "Телеграфу" он рассказал, когда же парламент созреет до открытия кулуаров для журналистов, удачна ли идея запретить Telegram и почему нардепы не идут на контакт с представителями СМИ.

— Ярослав, в этот момент, как мы с вами общаемся, проходит пресс-конференция президента (разговор состоялся 21 декабря. — Ред.). И удивительные вещи происходят: на пресс-конференцию аккредитуют Telegram-канал "Труха" и не аккредитуют некоторые украинские СМИ. Это как? Кажется, это не очень-то о свободе слова.

— Я вижу здесь очень недальновидный подход информационной команды Офиса президента, потому что в попытке привлечь максимально большую аудиторию не происходит верификации источников, с которыми ведется работа. Происходит легализация каналов, при том, что отдельные анонимные Telegram-каналы уже вызывали вопросы у СБУ, ведь через них российская пропаганда может запускать свои информационные кампании, и мы как государство фактически не имеем никакой возможности влияния, чтобы это предотвратить.

Например, у нас нет никаких механизмов проверки, что люди, которые выдают себя за бенефициаров "Трухи", на самом деле ими являются. И выходит так, что мы, борясь с российскими фейками, создаем механизм распространения фейков, легализуя каналы, которые государство никак проверить не может.

Я не влияю на информационную политику Офиса президента, но, как мне кажется, они делают очень недальновидно. И эта политика у них еще со времен [Андрея] Богдана, когда тогдашний глава ОП заявил: "Нам не нужны журналисты для общения с обществом. Мы сами создадим каналы".

— Сейчас мы слышим инициативы об ограничении и запрете месседжера Telegram в Украине. Как вы к этому относитесь?

— Здесь важна позиция СБУ. В настоящее время претензий самому мессенджеру Telegram Служба не высказывала. Высказывала претензии к анонимным каналам. А специфика работы самой сети не предполагает верификации канала. То есть у них таких требований нет. И здесь можно идти двумя путями. Первое – коммуницировать с Telegram о том, что давайте вы введете какой-то элемент верификации. Если сеть не согласится (а скорее всего, так и будет), можно идти через юридические процедуры. И сейчас многие европейские страны так и работают с соцсетями: есть прецеденты исков к бывшему Twitter (теперь Х) за распространение манипуляций.

Если же угроза действительно высока и у СБУ есть все основания об этом говорить, то могут быть инициированы запреты Telegram. Но здесь большая проблема: Telegram сейчас часто выполняет задачу оперативного информирования там, где государство не очень справляется. Те же сообщения об опасностях, оперативное реагирование прессслужб и т.д. Поэтому мы можем пойти либо путем запрета, и война к этому подталкивает, либо здесь вопрос к повышению стандартов медиа – мы не берем неверифицированные источники. Ну и плюс вопрос медиаграмотности.

Быстрый путь запрета даст определенный результат, но мы потеряем тогда очень много оперативных механизмов, которые уже сейчас предоставляет Telegram.

— Запрет выглядит обоснованным, когда есть альтернатива. К примеру, когда запрещали "ВК" и "Одноклассники" пользователи мигрировали в Facebook. А в случае с Telegram? Мигрировать условно в Viber?

— Здесь еще вопрос, что хуже: Telegram или Viber. Но соглашусь, что простых решений нет. Что касается верификации бенефициарных владельцев, сейчас это стало гораздо легче, чем лет пять назад. Особенно по отношению к тем, кто находится в стабильных юрисдикциях, например, в Великобритании. Имея экономические отношения с правительствами, налоговыми органами этих стран, работать намного легче, тем более есть санкционный подход и если доказано, что они работают в интересах страны-агрессора, то о персональных санкциях говорить легче.

— А органы власти сейчас ведут дискуссию по поводу такого запрета?

— Мы должны понимать способность наших органов власти. Все же мы страна на переходном этапе демократии во время войны, имеем целый каскад проблем. И вопрос о том, как убедить наших международных партнеров дать нам оружие, явно в разы более актуален для многих во власти, чем вопрос с Telegram.

Но и на базе нашего комитета и в спецслужбах ведется дискуссия. Конечно, спецслужбы всегда за более простой вариант: давайте запретим и вопросы исчезнут. Но наша функция – коммуницировать, что и как мы можем сделать, чтобы добиться более качественной подачи информации.

— После своего назначения на должность главы комитета вы заявляли, что сделаете все, что в ваших силах для открытия кулуаров Верховной Рады для журналистов. А кто против? Какое сопротивление?

— Немножко исправлю: я говорил о более эффективной коммуникации, большей открытости Верховной Рады, потому что вопрос открытия кулуаров – это не вопрос только желания парламента. Дело в том, что помещения Верховной Рады обладают определенной пропускной способностью, в том числе, способностью укрытий принять то количество людей, которые работают в данном помещении.

Есть константа – 400 мест для народных депутатов, несколько десятков человек аппарата ВР и остается вопрос о торжественных делегациях. А очень многие наши партнеры хотят быть на заседаниях Верховной Рады, особенно, если они инвестируют в нашу победу. И журналисты. Это категории людей, которых мы должны спрятать в случае подлета "Кинжала", который из Брянской области в Киев долетает за считанные минуты. Время спрятаться есть, но это укрытие должно быть в пятиминутной доступности. То есть в помещении.

Сейчас мы вместе с руководителем аппарата направили запрос ГСЧС о том, сколько людей может находиться в помещении, в соответствии с возможностями укрытия. Честно говоря, ожидаю негативного ответа, что мы можем еще кого приглашать. Но есть пресс-центр Верховной Рады на улице Липской…

— Но кто туда придет…

— Как только появятся парламентские журналисты, туда будут приходить и политики. Особенно те, которые стремятся к публичности.

— Но ведь далеко не все к ней стремятся, в том-то и дело.

— Здесь есть проблема. Они, скорее всего, спрячутся за требованиями безопасности. Как только мы решим вопрос безопасности, мы обязательно будем поднимать вопрос о постепенном возвращении журналистов к более тесной работе с депутатами. Но физическое пребывание журналистов в кулуарах Верховной Рады сейчас под большим вопросом, ввиду вопроса безопасности.

— Неужели нет возможности расширить укрытие парламента?

— Есть. Но такие решения стоят достаточно дорого. А в нашей стране верный тренд на то, что все свободные средства отправляем на армию.

— "Довольно дорого" — это сколько?

— Речь идет о десятках миллионов гривен. Вопрос, готовы ли мы сейчас их потратить? Если руководитель аппарата получит такое поручение, то вопрос решается около полугода. Но что будут писать ваши коллеги, когда увидят увеличение финансирования аппарата в десятки раз?

Нет желания, кроме некоторых депутатов, которым действительно комфортно не общаться с журналистами, ни у аппарата, ни у руководства Верховной Рады закрываться от журналистов.

— Есть ли в планах переаккредитация работавших в ВРУ журналистов?

— Да есть. Сейчас на аккредитации Верховной Рады почти 4 тысячи журналистов, включая представителей каналов Медведчука. Но с ними легче: каналы ликвидированы, аккредитации аннулированы. Но есть очень много людей, и СБУ требует проверки, учитывая их работу, не говоря уже о том, что были какие-то охранники с "удостоверениями" [журналистов] и тому подобное. Один из элементов эффективной переаккредитации — это работа с пресс-центром Верховной Рады. Но журналисты, привыкшие работать в кулуарах, туда не идут. Они там, где политики. А политики там не появляются, потому что там нет журналистов.

— Аккредитации журналистов каналов Медведчука аннулированы. И все? Возможны ли для них какие-либо санкции?

— Я общался с работниками СБУ, которые ведут дела по угрозам национальной безопасности, и есть определенная проблема. Факт, действие, например, коммуникация со страной-агрессором, передача информации или получение информации – это то, что можно принести в суд в качестве доказательства и получить приговор. Оценочное суждение типа: "Я думаю, нам надо пообщаться с Путиным, посмотреть ему в глаза", это то, с чем можно пойти в суд, но, скорее всего, проиграть.

Почему? Потому что это личная позиция человека, на которую он имеет право в демократическом обществе. Привязать это с последствиями, то есть "призвали-пришли" – довольно сложно.

Поэтому здесь вопрос двух параметров: уголовная ответственность и нравственная. Уголовная ответственность – нужны факты. И я подавал в СБУ заявление о преступлении Дианы Панченко (пророссийская пропагандистка, ведущая на телеканалах Медведчука. — Ред. ), потому что она на своем YouTube-канале конкретно отрабатывала российскую пропаганду, притом физически с контактами там.

Если есть только оценочные суждения, то есть следующий нравственный вопрос: а кто берет их на работу? Вопросы могут возникнуть к владельцам каналов, на которых они работают. Но подавляющее большинство из них сейчас ушли в сферу "каждый сам себе СМИ". У них свои YouTube-каналы. И тут вопрос уже к нашим зрителям: если вас кормят д*рьмом, а вы его едите, то, извините, это не проблема кормящих вас, это проблема ваша.

*Как парламентская оппозиция делила руководство в комитетах, стоит ли вводить цензуру в условиях военного положения и почему власти падают "на мороз" в коммуникации с украинскими СМИ? — Читайте во второй части интервью с Ярославом Юрчишиным, которое выйдет в среду, 27 декабря, утром.