Почему Иран такой могущественный? Возможно, дело в слабости другой страны

Ответ на этот вопрос достаточно прост. Это не Иран вдруг стал таким сильным, а США стали более чувствительны к глобальным изменениям, включая трансформацию природы конфликтов. Все происходящее на Ближнем Востоке между Ираном и США/Израилем имеет конкретные причины, тесно переплетенные с американской политикой в регионе.

Если упрощать, истоки иранского "могущества" заключаются в нескольких ключевых событиях:

1. Вторжение США в Ирак в 2003 году.
2. "Арабская весна" 2010—2012 годов.
3. Провал американо-иранских переговоров о нормализации в 2000-х и 2010-х.
4. Постепенный развал ближневосточного мирного процесса между израильтянами и палестинскими арабами.
5. Изменение регионального баланса сил и эрозия традиционных государственных проектов.

Вторжение США в Ирак в 2003 году и демонтаж вертикали Саддама Хусейна привел к образованию вакуума власти, который частично заполнили проиранские шиитские партии.

Соединенные Штаты нуждались в помощи региональных государств, даже Ирана, чтобы быстро обновить политическую систему и провести новые выборы. Но когда Ирак погрузился в многочисленные внутренние конфликты, стало ясно, что Вашингтон не знает, что с ними делать, и не имел четкого плана на такой случай. Это еще больше размыло влияние Штатов, и, что важнее, дало трещину в их образе всемогущего государства, способного на все.

Окончательным трамплином для цементирования иранского влияния в Ираке стал подъем террористов "Исламского государства", которые собрались на базе "Аль-Каиды" в 2013 году.

Проиранские ополчения сыграли ключевую роль в битве за Багдад и не дали боевикам дойти до столицы, чем спасли центральное правительство. Фактически во время войны с террористами между США и Ираном действовал ситуативный союз, позволивший нанести поражение боевикам и лишить их контроля над большей частью Ирака до конца 2018 года.

В то же время война с "ИГ" позволила Ирану создать на территории Ирака собственные парамилитарные группировки, которые позже станут его "мышцами на земле" и дополнят политическую инфраструктуру Тегерана в иракской постсаддамовской политической системе. Военизированные формирования, собранные в коалицию "Силы народной мобилизации" ("Хашд аш-Шааби"), станут одними из сильнейших военно-политических фракций в Ираке и позже будут инкорпорированы в ряды вооруженных сил, а Иран получит существенное влияние на процессы формирования власти в Багдаде.

"Арабская весна" 2010—2012 годов привела к резкому ослаблению целого ряда государств, придерживавшихся либо относительно прозападной (Египет, Тунис, Йемен), либо прагматичной сбалансированной внешней политики (Ливан, Сирия, Ирак, Алжир).

Смена правительств в этих странах или начало гражданской войны фактически выбило их из регионального баланса сил, обострив соперничество за контроль над ними между ключевыми крупными игроками Ближнего Востока: Турцией, Ираном, Саудовской Аравией, Катаром и ОАЭ. Это подтолкнуло иранцев к более активному проникновению в эти страны и вовлечению в региональные конфликты или на базе старых прокси-связей ("Хезболла" в Ливане, межгосударственные связи в Сирии, ХАМАС на палестинских территориях), или путем создания новых партнерств (хуситы в Йемене, шиитские парамилитарные формирования в Ираке, собственные военизированные отряды в Сирии).

Неспособность США и Ирана договориться также влияла на активизацию Тегерана в региональной политике.

Такая "паранойя" иранских чиновников, связанная с их уверенностью в намерениях внешних врагов (прежде всего, США, Британии и Израиля) их уничтожить, сформированная после травмы 1953 года (ознакомьтесь здесь), усилилась после того, как США и их союзники ввели против Ирана санкции за его ракетно-ядерную программу.

Попытка администрации Обамы договориться об этом в 2015 году провалилась после прихода к власти Дональда Трампа, развернувшего кампанию максимального давления на Иран, которая едва не привела к войне между двумя странами. Вторжение РФ в Украину в феврале 2022 года и ситуативное партнерство с Москвой, на которое пошел Иран, еще больше отдалило перспективу американо-иранских договоренностей.

Неурегулированность израильско-палестинского конфликта и фактическая смерть мирных переговоров между сторонами, запущенных в 1990-х годах, дала Ирану повод и возможности для дальнейшей экспансии в регионе, в том числе ситуативного партнерства с исламистским движением ХАМАС.

Кроме того, Сирия и Ливан все больше становились "серыми зонами" для регионального противостояния между Израилем и Ираном, тем самым заставляя обе стороны усиливать свои позиции в этих "фронтирных зонах". Когда же в октябре 2023 года дошло до полномасштабной войны Израиля и ХАМАС, Иран просто использовал те прокси-силы, в которые он вкладывал средства так много лет.

Наконец, одна более глобальная причина "мощности" Ирана и "слабости" США кроется в трансформации регионального баланса сил. С одной стороны, это неизбежный процесс. Соединенные Штаты потеряли интерес к Ближнему Востоку и к роли глобального полицейского, а региональные государства достигли такого уровня развития и амбиций, которые могут бросать вызов американскому доминированию.

С другой — ряд стратегических ошибок, допущенных США, ускорил этот процесс, и в конце концов создал основу для усиления Ирана и обострения региональной конкуренции, на перекрестке которой часто оказывался Вашингтон как все еще мощное и влиятельное государство, имеющее тесные связи с почти всеми заинтересованными сторонами, а также немалое военное присутствие.

Ряд стран, так и не оправившихся от событий "арабской весны", переживают кризис своего политического проекта.

В Сирии ослабление централизованной вертикали власти привело к распаду страны на несколько враждующих анклавов, в которых ощутимую роль играют не государственные структуры, а парамилитарные группировки: проиранские на востоке и западе, проамериканские курдские — на северо-востоке, протурецкие исламисты — на севере.

В Ливане страшный финансовый и социально-экономический кризис привел к параличу государства, на фоне которого "Хезболла" размывает монопольное право государства на насилие, а отдельные политические фракции и кланы оказывают большее влияние в своих регионах, чем центральная власть, которую они сами и формируют.

Ирак также стал ареной противостояния различных кланово-политических проектов, каждый из которых имеет свою карманную армию, тогда как центральное правительство пытается выживать и функционировать в условиях постоянных внутренних распрей.

Наконец, наиболее населенная часть Йемена вновь распалась на два формирования – северное, в котором доминируют шиитские отряды хуситов, и раздробленное между разными проправительственными силами южное.

Все эти негосударственные группировки получили влияние и вес не меньше целого государства, а потому с ними очень трудно воевать. Более того, практически все они были созданы на базе собственных социальных, этнорелигиозных групп, то есть являются частью общества, из которого они происходят, и говорят от его имени.

Иными словами, это не просто подпольные террористические группы, живущие отдельно от местного населения, а наоборот: военизированные отряды, которые являются частью этого населения и оказывают на него влияние, что делает их субъектом переговоров. Это, в свою очередь, меняет природу конфликта с ними и накладывает свои ограничения на США, не имеющие ни возможности, ни желания вторгаться в страну и уничтожать часть населения, поддерживающего эти организации.

Трансформация войны, к которой не привыкли в США, ярко проявилась на примере Афганистана, откуда Вашингтон был вынужден вывести свои войска в 2021 году. Ни технологическое преимущество, ни высокоточное оружие, ни низкий уровень потерь по сравнению с противником не помогли США победить в войне против талибов с огромной социальной базой поддержки, мотивацией и внутренней легитимностью. В Иране прекрасно изучали этот пример и потому знали об ограничениях, существующих у США и союзников на Западе по поводу таких конфликтов.

То, что мы наблюдаем, не является свидетельством чрезмерного могущества Ирана. Даже наоборот: их экономика за эти годы стала еще более уязвимой и слабой, а политическая система переживает свою "горбачевскую перестройку".

Более того, нынешние события показывают, что Тегеран не стремится к прямому столкновению с США, европейцами и Израилем, поскольку прекрасно знает риски и цену такой войны для себя, даже если в ней не будет победителей. Поэтому он либо действует косвенно через свои прокси-группы, потому что это дешево, просто и эффективно, либо плывет по течению, пытаясь в этом моменте соответствовать образу "лидера оси сопротивления", который он создавал на протяжении многих десятилетий.

В пользу Ирана работает тот факт, что и сами страны Запада оказались не готовы к таким вызовам, а их общества не желают втягивания своих правительств в новые войны на Ближнем Востоке. Кроме того, США, долго считавшиеся всемогущей страной, способной формировать повестку дня по всему миру, уже давно отказались от этой роли, поскольку находятся перед необходимостью внутренней перестройки. Посмотрите только на то, какие темы поднимаются на нынешних президентских выборах в США, и все станет ясно.

Вернуть старые времена невозможно, а значит, и нам в Украине стоит смотреть в будущее, а не воспринимать мир эпохой 1970—1980-х годов.