"Пили воду на обед и слушали крики от пыток": медик рассказала об ужасах российского плена

Пленных били, если они общались по-украински, говорит Руслана.

Руслана Нуца – боевой медик 36-й отдельной бригады морской пехоты. Она прошла российский плен в Оленовке и Таганроге.

О том, как пили только воду на обед, берегли каждую крошку хлеба, как 40 девушек спали на четырех койко-местах и круглосуточно слушали крики украинцев, которых пытали, она рассказала в интервью для TSN.UA.

По словам Русланы, общаться можно было только шепотом и на русском языке. Если охранники слышали украинский — били.

“Если общаться, то только шепотом мы говорили, и не дай Бог они услышат украинский язык. Это всюду так было, не только в Таганроге. В каждом новом месте нельзя было говорить по-украински. Если они слышали какое-нибудь украинское слово, то за это могло тебе и прилететь нормально. Я была свидетелем такой картины, когда девочка сказала украинское слово, охранник услышал, пришел и ударил. Она сказала "быльце". Они тогда к нам прикопались из-за того, что у нас неправильно висели полотенца на кроватях. Они должны быть в определенном направлении, все одинаково”, – говорит медикиня.

Охранники могли ударить рукой, ногой или деревянным молотком, рассказала Руслана. Каждый день она, говорит, просто терпела.

“Мы терпели. Каждый день я просто терпела. И помнится, что до полномасштабки я случайно наткнулась на стихотворение Василия Стуса: “Терпи, терпи, терпение тебя шлифует…" Ну и он стал для меня пророческим. Действительно, я терпела, терпела и терпела”, – рассказала Руслана.

Она говорит, что худшее питание было в Таганроге. На обед могла быть просто вода.

"200 грамм холодной водички. Может, тебе повезет, и там плавает кусочек картофеля, может несколько штучек гороха, или какую кашу они туда бросят. А на второе – ложки три каши. Очень часто она была испорчена. Но что делать – мы ели. Наиболее ценным был хлеб. Эти два кусочка хлеба, этого нельзя забыть, когда ты каждую крошку берег”, — рассказала медик.

Каждый день в плену это самое тяжелое, говорит Руслана, каждый день ты думаешь, а может завтра домой.

“И каждый день ты понимаешь, что нет. Ты дальше здесь остаешься, не знаешь, что там с твоей семьей, вообще живы ли, может уже кого-то и нет. Не знаешь что с твоей страной. Когда были моменты, я спрашивала, что там. К примеру, я спрашивала о Николаеве, я сама из Николаевской области, там у меня мама. Они всегда отвечали, что Николаев – это уже Россия. Там уже у всех российские паспорта, и ты возьмешь, и поедешь обратно к себе домой. То есть они предлагали российские паспорта и не раз. Ну и, конечно, врали, что всюду уже Россия, что Украина очень быстро сдалась и осталась только западная Украина и то ненадолго, поскольку ее заберет Польша. Конечно, я не верила, что такое может произойти. Я была уверена, что там все хорошо, что мы боремся", – рассказала Руслана.

Она говорит, что все, кто был в плену, мечтали об одном: вернуться домой, к своим детям, родителям, мужчинам.

“Я мечтала к маме вернуться. Мечтала наконец-то ступить на украинскую землю. Наконец-то, чтобы я была дома, а не на чужбине. Лучше я погибну у себя на земле, чем я буду гнить здесь, непонятно где. Мы говорили об этом с девчонками. И время быстрее проходило, когда мы о чем-то общались, мы только познакомились, друг о друге рассказывали какие-то смешные истории. Или кто как был в Мариуполе, кто через что прошел. Надежду давала мне мама, я даже стихотворение ей написала, находясь в плену. И Бог, я верю в Бога, я верующий человек. Каждый день я с ним говорила и с матерью. Когда были самые тяжелые моменты, даже были мысли о суициде, то меня останавливало то, что суицид – это самый большой грех и ты попадешь в ад. А я хочу в рай, там мои друзья и побратимы, и поэтому я этого не делала, потому что я хотела увидеть Ярослава и своего отца. А они в лучшем месте", – рассказала Руслана.

По ее словам, каждый день в Таганроге они постоянно слышали крики украинцев, с которыми проводили допросы.

"Ребята кричали, плакали. Крики не прекращались. И это тяжелее всего. От этих криков никуда не деться. Я уже и уши закрывала себе, я уже хотела, чтобы я оглохла, чтобы ничего не слышала. Я думала, что я там сойду с ума. Потому что я понимала, что с ними там делают, что это мои люди, это украинцы, и я ничего не могу сделать. Никто не может им помочь", – говорит медик.