В Украине сейчас идет битва мирового масштаба, которая изменит все - боец ВСУ "Тоха"/Мы - поколение убийц, уничтожающее извечного врага

Именно его мы видим на билбордах по всей Украине. Это человек, заработавший славу отбитого штурмовика. В его крови течет смесь национализма и нерушимой веры в победу. Боец третьей штурмовой АНТОН РАДЬКО, позывной "Тоха", в проекте "Сила воли" на Апостроф TV рассказал, как прошел путь от добровольца до заместителя командира третьей штурмовой роты первого штурмового батальона в Третьей отдельной штурмовой бригаде ВСУ.

– Начнем с жизни до войны. Кем ты был и чем занимался?

– Был тренером и профессиональным спортсменом. Выступал в смешанных единоборствах в октагоне, по бразильскому джиу-джитсу. Последний год выступал в кулачных боях. Мне это очень нравилось. За год провел семь поединков. Не без травм, потому что голыми руками бьешь по лицу. Но мне очень нравилось из-за атмосферы. Так был мешкогон – мешки были по кругу и мы выходили и голыми кулаками дрались в джинсах.

Мне это напомнило Первую мировую. Тыловой город и солдаты где-то в пабе расставили столы и развлекаются. Я еще тогда не знал, что потом это приведет меня на войну и все будет наяву. Сейчас в бригаде мы тоже проводим вечера бокса. Даже был турнир по боксу.

- Находятся храбрецы, которые выходят против тебя?

- Я же не являюсь каким-то супербойцом, а во-вторых, у меня в руке имплант после ранения. Поэтому в полную силу выступать я вряд ли смогу. Но для себя тренироваться, когда есть время… Мы практикуем и бокс, и джуц-джитсу, и кроссфит. Физическая подготовка у нас постоянно присутствует.

Хотим делать масштабные турниры, но из-за активности боевых действий пока нет возможности.

- Правда ли, что разрешаются конфликты во время таких поединков?

– Бывает, но надо различать. Одна вещь – это спортивные мероприятия, вроде вечера бокса, где мы собираемся и боксуем. Другое дело, когда у кого-то конфликт. Хотя я уже давно не присутствовал на таком, потому что мы много воюем без смены и ротации – и на какие-то конфликты времени вообще нет. Но раньше на полигоне, иногда возникали разногласия. Подходят и говорят "Тоха, сделай нам сегодня вечер бокса...". Вопросов нет, перчатки одели, побоксировали, выплеснули эмоции, плюс физическая нагрузка. Потом пожали руки и все хорошо.

- Были ли люди, с кого ты брал примеры и какие?

– Я начал брать пример с двух близких друзей. Это командир 1-го механизированного батальона "Бот" и мой собрат, сержант "Хмурый". Он в мехбатальоне "Бота". Это люди, с которыми я познакомился в начале полномасштабного вторжения в Киеве. Сначала мне было тяжело осознать, что такие люди вообще есть, как они говорят о войне, бое и т.д. Я это почувствовал буквально по первому диалогу.

Я постоянно что-то искал в жизни. И в свое время я пришел в спорт, где выступал 12 лет, потом тренировал. Но время от времени я задавался вопросом: "Тем ли я занимаюсь?" И вроде бы все нормально - и результаты были, и ученики чемпионы мира, и профессиональные бои. Но были мысли, что делаю что-то не то. И когда я попал на войну, я пообщался с ними, когда я увидел, что люди такие существуют и чем они занимаются, какая у них философия и вообще взгляд на жизнь, смерть и в целом – я понял, что это мои учителя по войне. Я их так называю и всегда беру с них пример. Это мои братья-братья.

Вообще, в бригаде много таких людей. И наш командир бригады, Андрей Белецкий, это – легендарная личность. Мой командир батальона "Ролло" – это очень мощный человек и очень умный. Он историк. В свое время был студентом, ушел на войну.

У меня есть еще такой собрат "Лимон". Он вообще ресторатор и открыл в Киеве кучу каких-то крутых ресторанов. И он сидит вместе с тобой, мивину запаривает и затем идет на штурм. Очень храбрый воин. И таких людей – крутых, интересных – очень много.

- А много ли таких, кто не мог найти свою роль?

– Да, и нас это объединяет. Мы иногда собираемся, о чем-то говорим и многие ребята так и говорят: "Я будто занимался чем-то, у меня успешно получалось, но попав на войну, в наше подразделение, на штурм, в эту энергетику - я понял, что на своем месте". Я не могу говорить за всю бригаду, но в нашей роте таких большинство. Особенно среди моих близких друзей и собратьев. Если бы не было войны, все эти люди просто жили бы где-то отдельно, возможно, мы бы никогда не встретились.

К сожалению, националисты собираются только тогда, когда война. Ибо кто будет воевать? Националист. И, к сожалению, до войны националистов часто путают с какими-то непонятными людьми, радикалами и т.д. Но нет – это просто люди, которые любят свою землю и нацию больше своей жизни. Но люди почему-то этого не понимают.

Я ни в коем случае не против любой нации. Каждая нация – это отдельная культура, история и т.д. К примеру, мы можем восстановить язык. Сейчас многие из тех, кто говорил по-русски, переходят на украинский. Также мы можем возобновить традиции. Но мы не можем восстановить кровь. И это очень важно. Казацкую кровь мы должны продлевать.

И Западу это дико. Но главное, что есть понимание того, что россия – это зло. Понятно, что помощи Запада нужно гораздо больше. И уехавшим за границу украинцам нужно активнее работать над тем, чтобы западные партнеры это понимали, потому что кацапская пропаганда очень работает по миру. Их очень много по миру. И мы видим, что многие уже меняются взгляды - не в нашу сторону. Поэтому нужно, чтобы люди включались.

И, конечно, чтобы Запад нам больше помогал. Ибо так или иначе мы не забыли Будапештский меморандум и они обязаны его выполнять. Ведь были подписаны документы, соглашения, и их нужно выполнять.

- Правда ли, что тебе отказывали в военкомате?

– Да, еще в 2014 году. Была аннексия Крыма и мы с другом пришли в военкомат. Говорим: "Война, отправляйте нас". А нам: "Нет, войны нет, можем на контракт". А я в свое время служил срочную службу и был злобным нарушителем дисциплины. Не мог я мириться с совковщиной и дибилизмом. Думал, что пойду в армию, стану мужчиной, научусь военному делу. Но нет. Миллион отжиманий, надеваний противогазов, ползания, всякой ерунды. Точнее, противогазы, отжимания и ползания – это не ерунда. Но так, как это подавалось – это было, чтобы просто задолбать.

И у меня не сложилось с военной службой – я отбывал наказание в дисциплинарном батальоне еще один год. Не жалею об этом, но и не хвастаюсь этим. Но это отбило у меня желание военной службы.

К тому же это были времена, когда продавались танки, ракеты и все что можно было. Недавно я посмотрел статистику по поводу того, сколько списывали техники в 2008-2009 годах. Там были такие цифры – 500 танков, 300 самолетов. То есть за год списывали и разворовывали столько техники, сколько у нас не было техники вообще на 24 февраля 2022 года.

Возвращаясь к 2014 году мне говорят, что войны нет, но можно на контракт. А потом смотрят в мое личное дело и говорят: "Нет, тебе дорога закрыта"... А вот уже 24 февраля вообще не было никаких проблем. У меня были знакомые, ехавшие на войну. Говорю: "Возьмете с собой? Да, возьмем". И мы поехали в Киев в подразделение, сформированное из ветеранов "Азова". Я тогда не понимал, что это вообще.

– Как-то готовился или нет?

– К сожалению нет, никак не готовился. Но уже приблизительно за месяц до полномасштабной войны я понял, что она будет, и просто искал знакомых, к кому присоединиться в случае полномасштабного конфликта. В то время у меня были друзья в полку "Азов" в Мариуполе. Они мне писали, что обострился конфликт и начались боевые действия. Это было где-то за месяц до 24 февраля. Тогда мне человек говорил, что что-то будет, но масштаба никто, разумеется, не мог знать.

Когда я спрашивал, можно ли к ним попасть, мне отказали, потому что у них все по контракту. А полк "Азов" – это элита.

И параллельно у меня был еще один знакомый с опытом АТО. Когда мы общались и он сказал, что скоро будет война, я ответил, что буду воевать. Спустя месяц я уже понимал, что будет война, но я не делал лишних движений, чтобы жена не сходила с ума. Она меня очень любит. Мы десять лет женаты и сейчас она беременна. Очень переживает за меня. И тогда, чтобы не создавать ей лишнего стресса, я просто ждал, когда начнется война.

Потом я еще 2-3 дня ждал, пока друзья вывезут свою семью за границу, потому что моя семья не захотела уезжать. Сказали, или все вместе едем, или мы остаемся здесь. И через три дня меня набирают, чтобы я выехал в Ровно (я из города Сарны). Мы ехали с товарищем через блокпосты ночью и на каждом на меня направляли оружие. Каждый спрашивает: "Куда ты едешь?" Говорю: "На войну". В Ровно встретился с друзьями и началось наше путешествие на войну. На Киев мы ехали два или три дня. Это был реальный ужас, тогда все заправки были забиты.

И вот приехали мы в Киев на место дислокации, где формировалось наше подразделение. Сначала ТРО "АЗОВ", потом ССО "Азов Киев", потом знаменитая Третья отдельная штурмовая бригада, где меня познакомили с "Ботом" и "Хмурым". И там я понял, вот оно. Дальше последовал первый боевой выезд. Вражеская пехота лезла на Мощун. И если бы мы не устояли там, то от Мощуна до Оболони 15 километров по прямой. То есть враг был бы уже в столице.

И только тогда я жене после первого своего боя – когда понял, что следующий день может не наступить – позвонил по телефону и сказал, что я не дома. Я ей не сказал, что уехал на войну. Я старался регулярно набирать ее, когда ехал на задание, говорил о каких-то учениях и что надо быть без связи. И только после первого боя набрал и говорю: "Прости, что я соврал, я на войне. Я не мог иначе поступить и я тебя очень люблю. Все ок и здесь очень прекрасное место". Я не говорил жене, что мы уже воюем. Сказал, что мы что-то охраняем.

– В какой род войск тебя отправили?

– Мы все штурмовая пехота, но мы с самого начала делали все, что нужно. Хорошо то, что у нас большая часть людей уже имела боевой опыт, выучку "Азова", поэтому передавали нам эти знания.

Я поначалу был гранатометчиком. Это сейчас у нас каждый имеет военную личную специальность. А тогда был пиратский движ и никто не рассчитывал, что все это долго будет продолжаться. Никто не собирался умирать. Никто вообще не умирает за страну. За страну убивают врагов. Но это война.

В начале враг приехал на танках, а мы на желтых "Богданах" с табличками "Азов" едем, и я впервые в жизни держу гранатомет. Учиться приходилось на ходу. Сейчас ситуация гораздо иная. У нас есть свой центр рекрутинга, где мы набираем людей.

Как это происходит: в рекрутинговом центре человек месяц проходит базовую военную подготовку, тренируется. Затем его отправляют на месяц на КМБ – за границу или в Украину. И потом человек попадает в подразделение, где еще от месяца до двух тренируется. Всё зависит от обстановки на фронте.

Сейчас мы становимся и продолжаем становиться профессиональным подразделением, где воспитываются свои офицеры и специалисты. То есть мы строим новую украинскую армию.

А сильная армия может быть когда? Когда она мотивирована. А мотивация – это что? Идеологическая составляющая. Когда каждый будет понимать, зачем он это делает. Не просто забрал военкомат и сказал "на войну". Нет. Но чтобы это понимать, нужно этим интересоваться и готовиться. А для этого есть патриотически молодежные организации, такие как "Центурия". Можно поступить, бесплатно участвовать, тренироваться, проходить военную подготовку. Есть неделя штурмовика и можно пройти какую-нибудь минимальную подготовку и посмотреть. А люди боятся того, что они не понимают.

– Что ты можешь порекомендовать гражданским людям? Возможно куда-нибудь направить именно для подготовки. Если "Центурия", то там учат только на штурмовика?

– Там учат всех. Спортивные мероприятия проводятся и иногда легионеры приезжают и дают курсы по БПЛА, по огневой подготовке. Мы выделяем определенное количество боекомплектов и учим. Но, конечно, если тебе уже 18 лет.

Такие организации как "Центурия" показывают свою эффективность. 90 процентов "Центурии" ушло на войну. И даже были несовершеннолетние. С нами на Мощуне были ребята по 16 лет. Сейчас они в "Центурии" и уже не могут дождаться, чтобы пойти к нам в подразделение. Вот это и есть цвет нации. И я горд тем, что мы прилагаем усилия для воспитания этого цвета нации.

- У "Центурии" есть центры по многим городам Украины?

– Да, во многих городах и областных центрах. В Киеве и области, Житомире, Херсоне. Кстати, херсонская "Центурия" очень активно помогает, в том числе разбирать завалы, оказывать помощь, завозить гуманитарку. Это молодые ребята, у которых куча жизненной энергии, которую нужно направлять в такое русло.

По факту "Центурия" – это самоорганизация. Раненые бойцы во время лечения проводят подготовку, молодежь объединяется. Кто-то становится сотником, кто десятником.

Прошлым летом мы проводили турнир по смешанным единоборствам в честь погибших героев. Также там говорилось и упоминалось о пленных, потому что это очень болезненная тема. Очень много наших собратьев и друзей сейчас в плену.

На соревнованиях были люди не только из "Центурии", а разная молодежь и чемпионы мира. То есть получился очень серьезный турнир.

– А неделя штурмовика. Что там происходит?

- Приезжаешь в рекрутинговый центр и говоришь, что хочешь на неделю штурмовика. Тебе дают спальное место. Плюс питание. И проходишь всю базовую подготовку, которую проходят рекруты, но неделю. Живешь с рекрутами, питаешься, делаешь ФИЗО, тактическую подготовку, медицину. То есть учишься военному делу.

И через неделю делаешь для себя какие-то выводы. Если тебе не подходит, идешь к главному и говоришь: "Был на неделе штурмовика, мне не подходит, до свидания". Если человеку подходит, то начинают оформлять документы для вступления в Вооруженные Силы Украины в Третью ОШБР.

– Расскажи, как начинался твой боевой путь?

– Сначала была оборона Киева. Потом, когда мы стали ССО "Азов", отправились на Запорожское направление. Там мы воевали, видимо, где-то полгода. Была попытка деблокады Мариуполя по сухопутному пути.

Это был скорее жест, чтобы показать нашим друзьям и собратьям, что они не одни. Сама идея была утопией, потому что огневых средств и личного состава, чтобы пройти 140 километров в тыл врага – у нас не было.

После Запорожского направления нас вывели для формирования третьей отдельной штурмовой бригады. Мы два месяца были на полигоне, сформировались и в ноябре отправились на Херсонское направление. Это было во время операции по освобождению Херсонской области и Херсона. Тогда враг бежал и мы за ним бежали. Но территории были освобождены, а люди были очень счастливы.

Это было так эмоционально – мы едем на БТРах с флагами. Заходим в деревню, зачищаем ее, едем дальше и нас люди с флагами встречают, дети бегут. Даже мой командир "Ролло", очень жесткий человек, но тогда разрыдался. Это было очень сентиментально. Потому что ты понимаешь, что это наши люди, которые нас ждали.

После Херсона мы сразу отправились на Бахмутское направление, где мое подразделение воюет уже год. Мы на некоторых участках фронта продавили линию обороны врага. Потом Андреевка была и много славных сражений, где мы уничтожали врага и одерживали победы.

– Расскажи о каких-то особенности на фронте?

– Мы делаем дебрифинг операции – смотрим, что пошло так, что не так. Мы все анализируем даже действия врага и стараемся потом что-нибудь хорошее использовать в следующих операциях.

Мы по факту строим новую украинскую армию, которая должна двигаться на основе национализма и развития. Национализм – это постоянное развитие и это основное.

Иногда меня спрашивают, есть ли у нас в подразделении иностранцы. Да есть. Но это маленький процент. Когда они попадают в наши реалии, говорят: You are crazy. Ибо мы воюем так, как никто не воюет.

– А вы как-то проверяете этих людей?

– Конечно. Есть проверка от СБУ и контрразведки. Даже не иностранцы, а люди, приходящие к нам в рекрутинговый центр. По ним также наводятся определенные справки, чтобы хотя бы примерно составить картину о человеке.

- Феномен отбитого штурмовика. Откуда берется эта отбитость? Кто-то рассказывает, что был спокоен в детстве, кто-то хулиганом. Кого-то щемили в детстве родители, кому-то наоборот давали свободу. От чего это зависит?

- От атмосферы и понимания ситуации в целом. Мы понимаем, что это историческая битва мирового масштаба, меняющая геополитику, экономику и отношения между странами.

Если мы вспомним, то с началом полномасштабной войны многие страны игнорировали тот факт, что у нас реально война. Когда они увидели, что мы за три дня не умерли, они уже решили помогать. А сейчас все открыто говорят, что россия – это агрессор. И это уже победа, потому что их реально боялись и все списывали на какие-то внутренние конфликты.

Куда бы русские не двигались, всюду война. И Карабах, и Чечня, и Афганистан. А теперь весь мир гласит, что у нас в стране война. Поэтому мы понимаем, что это очень значимый момент и друг друга заряжаем.

У нас очень много знающих и начитанных людей. Перед штурмом выстроились, молитву украинского националиста прочитали. Все заряжены. Я закрываю глаза и у меня муравьи по коже. Я чувствую, что все делаю правильно и нахожусь в том месте, где я должен быть.

– Как это ощущение можно назвать?

– Это можно просто почувствовать. А назвать? Не знаю, как. Это какая-то воинская доблесть.

– Еще казаки писали, что есть некий внутренний огонь во время битвы.

– Он как раз и разгорается, когда идет освободительная борьба. И у нас сейчас как раз освободительная борьба. Предыдущая была в УПА. Теперь мы - поколение убийц, уничтожающее врага.

А огонь разгорается в тебе, потому что ты понимаешь, что это не просто какой-нибудь конфликт, а это освободительная война с извечным врагом, со злом, с мордором.

- Может ли идеология убедить человека, у которого упал боевой дух? Возможно, какие-то другие вещи?

- Суть в том, что идеологию следует расценивать как пример и действие, а не слова. Вот скажу, что надо стоять за свою землю. Ну, окей, человек это понимает, но он устал, ему тяжело, он ранен. Поэтому это действие.

Вот, например, случай в Бахмуте. Когда шли бои в городе, то была ситуация, что было очень тяжело. Наше подразделение поставили закрывать какой-то прорыв. И людей не хватало. И наш командир батальона зашел в штаб и говорит: "Господа офицеры, нужно 10 добровольцев. Едем на позиции". Десять человек встают и выезжают. И командир батальона стреляет и уничтожает врага. Вот вам и пример. Это и есть идеология.

– Как вы воспитываете то, что так много людей готовы друг за друга отдать жизнь?

– В начале войны я около четырех месяцев воевал, не будучи оформленным. И не только я. У нас была зарплата в 20 тысяч гривен. Мы сражались, но боевые нам не платили. И понятно, что не оформленные не могли получать зарплату. Но те, кто был оформлен, со своих зарплат сбрасывались тем, кто не был оформлен. Чтобы люди могли хоть как-то существовать. Часть домой, а часть ребятам на зарплату. Плюс, если у кого-то случается что-нибудь, например, в семье, у нас есть общие чаты. Какие-то пару минут и деньги есть.

- Как труднее воевать – с должностью или без?

– На поле боя, конечно, управлять легче. Ты видишь всю обстановку, оцениваешь ее. Плюс ты знаешь, что ты со своими ребятами во что бы то ни стало. Но после ранения мне дали третью группу инвалидности, и сейчас физически я не могу выполнять задачи на поле боя.

И в самом деле логика тоже в этом есть. Сейчас выполняю задания в пункте управления. У меня есть опыт и я должен передавать его. Ведь если погибнут или будут ранены все опытные командиры, то некому будет передать этот опыт дальше.

Вот человек в институте пять лет отучился и ему дают подразделение. Но как можно управлять подразделением, если не воевал? Человек не знает вообще, как это работает. Поэтому именно люди, которые прошли путь от пехотинца и до командирского звена - должны становиться офицерами.

Мне с одной стороны тяжело, потому что я физически не с ребятами. Но я себя успокаиваю тем, что максимально стараюсь сделать какую-нибудь коммуникацию. Ведь на пункте управления куча подразделений и с каждым нужно коммуницировать – огневые средства и т.д. Потому что вот нормальная погода, ты ее как бы учел, а потом что-то пошло не так и пошел снег, хотя на "Синоптике" писали, что все нормально. Соответственно обстановка меняется и уже что-то надо придумывать.

Вот в книге написано, что на бронированной технике нужно за столько-то метров до линии столкновения высадить десант. Далее десант уступом движется вперед. Но это ерунда. Ибо надо высаживать десант там, где тебя не будет поражать стрелковое оружие, либо прямо на головы врагу.

И вот ты анализируешь все обстоятельства и придумываешь, как обмануть врага. Эта вещь в уставе хорошо написана, что нужно ввести в заблуждение врага.

– Это какой-то шахматный бой.

– Бывает и так. Шахматное сражение, но очень быстрое. Ибо если ты будешь медлить, это может привести к роковым последствиям.

– Были какие-то новаторские методы от россиян по ведению боя?

– У них основная тактика, если там идут штурмы, то это классические действия. Либо волна за волной – мясные штурмы. Непосредственно перед штурмами враг осуществляет мощную артподготовку, потому что у них много огневых средств и бронированной техники.

Если у них работа малых групп, то они копают не привычную линию обороны, а скорее норы. И когда ты захватываешь нору, то там нет ничего больше – только нора. Это такое, что мы у них позаимствовали. И эти норы так размещены, что каждая огнем перекрывает другую. Это круто.

Смотрите: Штурм не удался: "Черные запорожцы" показали, как жгут вражескую бронетехнику, видео