"Я вынужден задуматься о введении военной цензуры": нардеп Потураев о мобилизации, кризисе в Раде и блокировании Telegram

Президентская фракция "Слуга народа" продолжает оставаться монокоалицией. Хотя ядро ее основных голосов составляет 160-170 депутатов. Но внутри существуют разные группы, которые иногда влияют на настроения фракции, рассказывает народный депутат от "Слуги народа" и председатель парламентского комитета по вопросам гуманитарной и информационной политики Никита Потураев.

В интервью "Телеграфу" он также рассказал, будет ли назначен в ближайшее время министр культуры и информационной политики, будет ли до конца лета запрещена УПЦ МП, а также почему бывшие пророссийские депутаты голосовали за мобилизационный закон.

*Полную версию интервью смотрите в видео "Телеграф".

О новом министре культуры

— Меньше года у Украины нет министра культуры и информационной политики. По вашему личному мнению, почему так?

— Очевидно, продолжаются поиски. В принципе, я считаю, что эффективность министерства сейчас высока. Мне кажется, что Ростислав Карандеев (и.о. министра культуры. — Ред .) абсолютно способен справиться с теми задачами, которые стоят перед министерством.

Кроме того, есть некоторые недоразумения внутри Верховной Рады. Поэтому даже при условии, что кандидатура господина Карандеева будет внесена в сессионный зал, я думаю будут определенные споры именно политического характера. Он человек известен, его знают абсолютно во всех фракциях и группах. Я думаю, что как раз у него очень неплохие шансы набрать необходимое количество голосов для назначения.

Кроме того, не секрет, что сейчас в общественной среде поднимают вопрос эффективности информационной политики, особенно за последнее время. И есть определенные идеи по созданию отдельного Министерства информационной политики, как было когда-то при каденции президента Петра Порошенко. Я считаю, что это не самое лучшее решение.

Это для нас будет излишняя бюрократия. Это отдельное бюджетирование. Такие изменения в бюджет, я убежден, вызовут оживленные обсуждения в социальных сетях.

— Правильно ли я вас понимаю, что вы положительно оцениваете работу исполняющего обязанности министра Карандеева?

— Не только я как председатель комитета, а думаю, что и большинство, если не все, мои коллеги в комитете положительно воспринимаем то, что сейчас делает Министерство. Ясно, что там всегда есть на что обратить внимание и указать на недоработку, здесь можно было бы улучшить. Но в целом я считаю, что министерство сейчас работает совсем неплохо. Я бы даже сказал, что оно сейчас работает хорошо.

— Но политика мешает его назначить именно на должность министра, верно?

— В том числе и политика внутри Верховной Рады.

– Можете объяснить? Нет голосов? Или есть какие-нибудь еще кандидаты из парламента, которые хотели бы возглавить министерство?

— Скажу вам по секрету — я не знаю кандидатов из Верховной Рады, которые хотели бы сейчас возглавить министерство. Здесь дело даже не в том, что кто-то боится ответственности. Дело в том, я сам бы сегодня с учетом стоящих перед комитетом задач не пошел бы и никого коллег из комитета не отпустил бы. Как минимум просил бы остаться.

Поэтому мне кажется, что это должен быть [назначен] либо специалист, либо специалистка с весомой репутацией. Это неважно абсолютно. И среди таких специалистов, безусловно, есть Карандаев.

Что касается голосов, то их никто не считал. Если бы премьер-министр задал вопрос, что он собирается внести кандидатуру, то тогда бы начали считать. И тогда стали бы выяснять, готовы ли фракции, будут ли какие-то условия, или кто-то скажет, что принципиально не будет голосовать. Потому что у нас часто происходит в парламенте так, что та или иная фракция не голосует по несогласию с совсем другими вопросами.

— Могу ли я сказать, что и назначение Карандеева, и другие кадровые вопросы не выносятся на повестку дня, чтобы не входить в дискуссию требований от других депутатских групп или фракций?

— Может, часть их требований и уместна, но, на мой взгляд, часть точно неуместна.

Когда у нас сейчас проходят согласительные советы, то это настоящие согласительные советы. Когда под председательством либо спикера, либо первого вицеспикера абсолютно все представители или главы фракций и групп, все главы комитетов четко проходят закон по закону. Председательствующий спрашивает, есть ли голоса, кто будет голосовать "за" [законопроект], кто не будет голосовать "за", кто будет ставить поправки, сколько поправок. Если кто-то там против закона, то всегда нормальная дискуссия, почему можно ли преодолеть такое решение тем, что внести еще какие-то дополнительные изменения в закон, или если это принципиальная позиция по другим вопросам.

Так же и с кадровыми. Если будет представление, то ясно, что на согласительном совете будет обсуждаться кто готов поддержать, кто будет против любой кандидатуры. Это же такой миф, что что-то решается только на Банковой.

О создании Министерства пропаганды

— Вы сказали, что якобы у общественности есть мнение о создании отдельного Министерства информационной политики, то есть отсоединения от Министерства культуры. Но, как нам известно, у президента Владимира Зеленского есть даже идея создать Министерство пропаганды. Вам что-то известно об этом и является ли это тем же Министерством информационной политики?

– Мне об этом ничего не известно. Я такого от президента не слыхал.

В самом слове "пропаганда" на самом деле ничего отрицательного нет. Отрицательная коннотация нам осталась с советских времен. Собственно, потому что в свое время на Западе было принято такое решение о разделении объективной информации и того, что транслировал Советский Союз и его сателлитарные государства. И соответственно решили, что то, что исходит из тоталитарных коммунистических стран — это мы будем называть пропаганда.

С учетом того, какой специфический вкус приобрел термин, мы его употребляем для того, чтобы снова охарактеризовать то, что происходит из Москвы. Со всеми нашими проблемами у нас есть свободные медиа и верифицированная информация, а из Москвы идет кремлевская пропаганда. Поэтому уже такой традиции, мне кажется, стоило бы придерживаться.

О политическом кризисе в парламенте

— Теперь хочу поговорить с вами о парламенте. Вы уже упомянули о нем и интересные вещи рассказали. Но около месяца назад неоднократно звучали заявления от самих же депутатов, что якобы в парламенте сейчас бушует политический кризис. Вы с этим согласны или нет?

— Смотрите, политический кризис был только вокруг одного закона. Это был закон о мобилизации. Это был как раз наглядный пример политического кризиса. Потому что это закон, в котором нуждалась страна, от которого зависит выживание украинского государства, украинской нации.

Он недопустимо долго шел через парламент. Об этом и президент не раз говорил. И, наконец, заговорило общество. Я даже сказал об этом некоторым коллегам в зале, которые начали громко кричать, а что здесь делают командиры боевых бригад [приехавших в парламент в день голосования за закон], то я вынужден был дать ответ. Они приехали посмотреть на тех, кто тянул с этим законом четыре месяца, и сейчас за него голосовать не собираются.

— Но ведь им не дали особо выступить. Почему так?

– Они не хотели выступать, насколько мне известно. Они хотели посмотреть в глаза тем людям, из-за которых у них четыре месяца не было пополнения. А в то время депутаты подали 4 тысячи правок. Происходили совершенно позорные вещи. Начиная с голосования в первом чтении, когда за него голосовали мы, обломки "Оппозиционной платформы — За жизнь" (ОПЗЖ). Слава Богу, голосовали люди достойные, понимавшие свою ответственность украинские политикы, не только мы и наши бывшие ОПЗЖ.

— Можете объяснить, как самая большая фракция в парламенте "Слуга народа", ищет голоса за мобилизационный законопроект и находит только поддержку в депутатах бывшей запрещенной ОПЗЖ?

— Во время первого чтения голосовали не только мы и бывшие ОПЗЖ, были и другие голоса за этот закон.

Можно даже пошутить по этому поводу: возможно, они голосовали за закон о мобилизации в первом чтении, потому что как самая пророссийская в прошлом фракция лучше других понимают, что будет означать здесь российская оккупация. Что они даже не будут бенефициарами разрушения украинского государства и оккупации Украины. Но это шутка.

Что касается других законов, то очевидно: мы договариваемся в соответствии с политической позицией тех или иных фракций. И это видно опять-таки по голосованию. У нас бывают законы, объединяющие весь парламент, хотя есть и более скромные цифры. Но это опять-таки абсолютно нормальный процесс демократической политической договоренности.

О ядре "Слуги народа" в Раде

— Чем сейчас является сама "Слуга народа" в парламенте? Вы еще единая команда?

— Безусловно, в подавляющем большинстве — да. И это доказывают наши голосования.

— Ваши голосования доказывают обратное.

— Во-первых, с точки зрения регламента мы являемся монокоалицией и остаемся ею. Опять же, мы не единственная фракция. Мы представители одной партии, кстати, не все же наши депутаты являются членами партии. Мы выдвиженцы одной партии. Но внутри есть разные группы. И наше ядро на сегодняшний день — это где-то 160-170 человек. Ибо все приобрели ту политическую субъектность. То есть у всех есть совершенно новая экспертиза, опыт, политическая позиция.

Если взять голосование в последние наши пленарные заседания, то у нас там было 200 голосов. Это где то количество, которое мы можем конкретно в отдельный день выдать максимально.

- Вы до этого сказали, что в "Слуге народа" есть несколько групп внутри фракции. Можете назвать, что это за группы?

— Во-первых, есть группа, которая сложилась вокруг [экспикера] Дмитрия Разумкова, она наиболее конституирована. Хотя депутаты этой группы неоднородны, они не всегда голосуют против того, что мы предлагаем. И таких формализованных групп больше нет.

- Группа Ахметова, группа Коломойского?

– Это все уже в прошлом.

О демобилизации

— Вы упоминали о государственных коммуникациях. Когда я готовилась к интервью, нашла одну вашу интересную фразу: "Нужно общаться честно, нужно общаться открыто". Насколько это возможно в военное положение. Как вы оцениваете коммуникацию государства по мобилизационному закону? И особенно момент с демобилизацией, когда Генштаб, Минобороны и все политико-военное руководство обещало, что она будет, а в последний момент это убирается из законопроекта, и начинается недоразумение, критика. То есть с обществом об этом никто не разговаривал. Потому какова ваша оценка этой коммуникации?

— Проблема в том, насколько я помню, что никто из военно-политического руководства не обещал демобилизацию.

– Но она была в первоочередном тексте законопроекта.

— То, что она была, не значит, что ее кто-то обещал. Это, очевидно, была ошибочная норма, она была оттуда убрана. А почему она была ошибочна, это совершенно понятно. Чтобы кого-то демобилизовать, ты должен кого-то мобилизовать. Оно не бывает иным способом. И потому, пока ты не знаешь наверняка, что у тебя армия снабжена личным составом, ты никаких обещаний по демобилизации давать права не имеешь. И то, что туда пытались завести норму о 36 или 48 месяцах, это совершенно недопустимая (очень мягко скажу) ошибка. Потому что совершенно неважно, что вы там написали о дополнительной нормативке от Кабмина, от Министерства обороны, от Генерального штаба, людям это все равно. Люди увидели бы 36 или 48 месяцев и потребовали бы реализацию своего права.

Да, безусловно, вопросы ротации должны быть решены. И я знаю, что сейчас командование эти вопросы уже начало решать.

— А что касается догосударственных коммуникаций? Они честны и открыты?

— Я считаю, что государство по этому поводу коммуникировало много. Медийщики делали то, что могли сделать. Вы, ваши коллеги, большое вам спасибо за это. Но вы могли сделать не так много, равно как и государство. Потому что это количество поправок — с этим нельзя работать. Доносилась одна, простая истина — без мобилизации на стране можно ставить крест.

Другой вопрос, что происходило вокруг этого? А вокруг этого происходили абсолютно показательные и, на мой взгляд, страшные вещи в социальных сетях, с которыми справиться практически невозможно. И государство здесь ни при чем. Потому что технологически существует только одно решение – отключать соцсети.

О запрете соцсетей

— Это не самый лучший вариант в нашем случае.

- Отключили [российские соцсети] "ВКонтакте", "Одноклассники". И что? Небо упало на землю? Да нет.

– Поэтому вы предлагаете все отключить?

— Я просто говорю, что технологически только так работает в наших условиях. Но мы видим, что даже в Соединенных Штатах пока еще ничего не смогли [сделать] и вынуждены были писать закон отдельный о TikTok. Можно себе представить масштаб угроз и вызовов, которые они осознали, что написали закон об одной платформе общего доступа к информации.

— Может, нам тоже нужно брать пример? Ибо много дезинформации именно через TikTok распространяется.

— Во-первых, все построено так, что работает во взаимных связях, и во взаимной поддержке: аккаунты TikTok дублируются в Telegram и т.д. То есть, абсолютно понятная для всех специалистов и для нас в комитете схема, как это работает.

Так вот, проблема первая – некоторые соцсети не хотят общаться с нами. Потому что они не хотят вводить никаких контентных ограничений. Ибо если у YouTube контентные ограничения есть, если у Facebook ограничения контентные есть, то у Х (бывший Twitter) их уже почти нет, совсем все изменилось со сменой акционеров.

В Telegram ограничений, я могу сказать, нет, они появляются только когда ФСБ хочет, как было во время протестов в Башкортостане. ФСБ захотело, чтобы заткнули рот каналам, которые объединяли местные общины — им меньше, чем за сутки рот заткнули. ФСБ захотела, чтобы канал, объединяющий матерей и жен мобилизованных, которых гонят в Украину, обозначили как фейковое сообщество — и Telegram выполнил. К ФСБ они прислушиваются, к нашим регуляторам или полномочным органам — нет.

При этом украинцы совершенно не осознают угрозы. Сейчас я вынужден, в том числе как председатель комитета, задумываться: возможно, уже и пора вводить военную цензуру. Потому что военная цензура – это не только контентные ограничения. Это еще и дополнительные возможности.

Найти того, кто целенаправленно (может, даже не за российские деньги), но изо дня в день пишет, что все ТЦК коррумпированы, хватают людей на улице, отправляют людей без подготовки на фронт, что является ложью. Действительно, есть частные случаи, по которым всегда следуют соответствующие выводы. Не все они узнаются командованием или спецслужбами. Иногда и общественность подсказывает. Но писать на основе пяти или семи случаев, что вся система такая, и ТЦК — это ужас, и держитесь подальше от ТЦК, то ты — дурак или российский агент. А для закона не должно быть разницы, ты российский агент или дурак. Ты должен за деятельность, которая подрывает твое государство, сесть в тюрьму. Если ты российский агент, то лет на 15. А если ты просто дурак, то в профилактических целях года на три.

— Я так понимаю, вы уже готовите какую-то основу, законопроект?

— Мы не готовим основу, я просто говорю о моем восприятии этой проблемы. Потому что этот законопроект будет очень непопулярен. Я ведь отлично это осознаю. Но опять же, об этом стоит всем подумать. И решить, а чего ты хочешь – жить под российской оккупацией и с Telegram или жить в свободной Украине, но без Telegram.

О запрете деятельности УПЦ МП

— Что происходит с законопроектом о запрете деятельности УПЦ МП? Кто тормозит процесс и когда уже будет голосование?

– Никто уже не тормозит, он готов. Комитет учел замечания Министерства юстиции, Государственной службы этнополитики и свободы совести. Когда это будет готово, табличка с правками появится на сайте. И это уже будет означать, что Верховная Рада готова официально его рассматривать.

- До начала лета может быть проголосован?

– Я буду это предлагать. Это зависит не только от меня. Я это уже предложу. Но будет как раз согласительный совет. И будет ясно.