Дальше будет маленькое объяснение, потому что заголовки СМИ могут выглядеть оптимистично. Например, вот так: «В Иране в первом туре президентских выборов лидирует реформатор Масуд Пезешкиан». Вместе с Пезешкианом во второй тур вышел консерватор Саид Джалили.
Пезешкиан публично выступает за возобновление «ядерного соглашения» с США, выступает за сокращение ограничений Интернета и относительную либерализацию политики в отношении женщин. Одновременно с этим поддерживает КСИР (Корпус стражей исламской революции), выступает с жестких антиамериканских и антиизраильских позиций.
Но это было бы хорошо, если бы не суть иранского режима.
Слово «реформатор» по отношению к кандидату в президенты или любому религиозно-политическому деятелю в Иране нужно понимать не так, как мы привыкли. Иран – исламская республика, основанная на очень четкой идеологической концепции – вилаят аль-факих аль-мутлак. Основная власть в этой системе принадлежит исламскому духовенству.
Главный из них – рахбар, или Высший руководитель Ирана. Конкретно он описывает главные аспекты внутренней и наружной политики, законодательной, исполнительной и судебной власти. При этом он опирается на сложную систему консультативных органов и организаций, обеспечивающих его авторитет духовного лидера. При власти текущего рахбара – Хаменеи – Высший руководитель взял на себя значительную часть полномочий президента. Сделав светскую власть еще более зависимой от духовной.
Вся политическая дискуссия в руководстве Ирана идет вокруг дуализма «реформистов» и «традиционалистов». Да, там есть отличия в радикализме применения идеологии. Но все они признают, разделяют и внедряют ценности Исламской революции.
Роль президента, как и других светских институтов в такой системе власти – брать на себя руководство политическим курсом, а также «корректировать» его в соответствии с общественными настроениями, внешней и внутренней конъюнктурой. Иногда даже выступая инструментом канализации общественных настроений. Все кандидаты в президенты (и «реформаторы», и «консерваторы») одобряются рахбаром и Советом часовых конституции, который тоже контролирует рахбар.
Пространство для людей, у которых есть взгляды, отличные от взглядов высшего лидера и его окружения, ограничено. Поэтому новый президент, даже при выявлении адекватности, очень скоро будет ограничен текущими властными институтами.
Сейчас в Иране идет борьба за то, кто будет следующим рахбаром. Она гораздо важнее выборов президента. Потому что Хаменеи почти 90. В этой борьбе выделяются три главных актера:
№1. Священнослужители из Ассамблеи экспертов, высшего религиозного органа, избирающего рахбара. Там доминируют «консерваторы»
№2. Светские институты и группировки, важные для жизни общества и экономики – нефтяники, банкиры и т.д. Старый добрый олигархический феодализм, рост властных институтов с влиятельными кланами.
№3. КСИР, превратившийся из личной гвардии Хаменеи в важного игрока в военных, социальных и внешних вопросах. Сейчас это своеобразное «государство в государстве».
Между этими группами – жесткое соперничество. Экономические группировки хотят возобновления ядерного соглашения с США из-за его экономической целесообразности. Но это противоречило бы интересам КСИР и радикалов. При этом молодое поколение радикалов пытается сдвинуть старое. Наиболее вероятным преемником сейчас сын Хаменеи, Моджтаб. Он тесно связан с КСИР.
Президентские выборы выступают этапом этой борьбы за власть. Кроме того, участие относительно адекватного (номинально) и при этом подконтрольного властям (реально) кандидата может несколько снизить напряжение внутри Ирана. Ибо самой большой угрозой для режима остаются не США или Израиль, а простые иранцы, регулярно и системно протестующие и восстающие.
Но пока власть в стране снова не примет народ Ирана, никаких существенных изменений в политике ждать не стоит. Даже если победит президент – реформатор. Не так этот режим работает.