Заместитель командира одной из самых известных бригад в армии — 3-й ОШБр, майор Максим Жорин известен своим участием в боях на востоке Украины. Боец рассказал Фокусу, как бои в Украине изменили представление о войне, и что нужно для победы над врагом.
Заместитель командира 3-й ОШБр, майор ВСУ Максим Жорин с позывным "Мосе" начал свою военную карьеру с 2014 года, когда добровольцем присоединился к "Азову". За три года боец прошел путь от рядового бойца до командира полка.
С 2017 года Жорин занимался политической деятельностью, однако с началом полномасштабного вторжения присоединился к формированию киевского добровольческого отряда ТрО "Азов — Киев", который позже был расширен до Отдельного полка специального назначения ВСУ. Боец был сокомандиром, а с 2023 года стал заместителем командира 3-й штурмовой.
В октябре Максим Жорин победил в рейтинге Фокуса "Топ 50 блогеров Украины-2024", в список кандидатов которого вошли более 200 инфлюенсеров. Майор занял первое место в общем рейтинге и категории "Милитари".
Военнослужащий Максим Жорин дал большое интервью Фокусу, в котором не только оценил возможность реализации военной части "плана победы", переговоров с врагом, вступление Украины в НАТО до окончания войны, но и рассказал о мотивации новобранцев и мобилизации, которая не может быть только мотивирующей.
"План победы" Зеленского: возможны ли переговоры с РФ
Как вы оцениваете возможность реализации военной части "плана победы"? Видите ли вы проблемы в поставках оружия и боеприпасов, в частности, дальнобойных ракет?
Эта проблема, безусловно, есть. Вообще, что касается "плана победы", здесь мое личное мнение, что, опять же, мы не имеем права сейчас для себя создать очередную иллюзию, что просто существование плана как плана может что-то решить для нас без каких-то усилий. Так не будет, какой бы план детальный ни был, какой бы он хороший ни был и все остальное. Но надо понимать, что все равно эту войну так или иначе придется заканчивать исключительно украинцам своими украинскими силами.
Что касается вооружения, техники и всего остального — есть проблемы с их поставками. Безусловно, его не хватает, и мы должны работать над тем, чтобы Запад интенсивнее помогал, и объяснять ему, что это, в том числе, входит в его интересы. Но параллельно с этим мы тоже должны откровенно для себя понимать и говорить о том, что всегда Запад нам помогать не будет, и техника у него заканчивается, и снаряды тоже, их производство ограничено. Мы должны сконцентрироваться не только на просьбах Запада, но и на создании своего собственного мощного ВПК, где мы сможем производить свою технику, свои снаряды, свои дроны, и в таком случае уже сможем планировать, исходя из своих собственных сил.
Как вы видите возможные переговоры с Россией после реализации "плана победы"? Или вообще вы их видите?
Не вижу. Честно, я вообще не вижу, как, о чем и вообще, как бы это были возможны сейчас любые переговоры с Россией. Опять же, откуда-то есть впечатление, что у России будет вообще желание с нами на данный момент вести переговоры, но я не вижу таких условий. Для чего россиянам сегодня останавливаться и садиться с нами за стол переговоров, только если это не будет разговор о полной капитуляции Украины?
Нравится нам или нет, но реальность такова, что на фронте ситуация у нас не очень хорошая. Россиянам, хоть и большой ценой, но удается реализовывать свои планы. Поэтому сейчас, на данном этапе, учитывая всю сложность ситуации на востоке, я не вижу условий для переговоров за столом. Мы можем, конечно, надеяться на все, что угодно, но россияне всегда останавливаются исключительно там, где их останавливают. И пока они смогут двигаться, они будут продвигаться вглубь нашей территории.
Любая война все равно заканчивается переговорами. Что нам нужно сделать на фронте, чтобы подойти к ним с более сильной позиции?
Во-первых, нам надо изучить свои ошибки. Это очень важно. Украинская армия прошла достаточно динамичный путь развития за достаточно короткий период. И на сегодняшний день это одна из самых сильных, самых опытных армий в мире. Ни одна армия в мире на данный момент не имеет такого опыта, который есть у украинской армии, и в том числе и российской. Так как все современные средства ведения боя, все современные технологии испытываются и реализуются именно у нас на поле боя с украинскими бойцами, сержантами, офицерами. Поэтому это хорошая часть.
Вторая часть заключается в том, что параллельно с этим, имея весь этот опыт, все эти инструменты, иногда мы все же забываем о том, что мы отличаемся от россиян и должны воевать иначе. У нас есть целый ряд ошибок на стратегическом и иногда на тактическом уровне по применению собственных сил. И так может быть, и так бывает. Но очень важно, чтобы это не повторялось. Очень важно, чтобы ответственность командования была за те или иные решения, которые были ими приняты, потому что это важно и для внутреннего состояния армии, и для дальнейших действий.
Сегодня у нас с этим есть определенная проблема, и она в первую очередь связана с тем, что сейчас до сих пор остается достаточно большое количество, например, генералов, которые вообще в своей жизни не видели фронта. Они взрывы в лучшем случае слышали за много-много километров от себя. И этот человек просто иногда не понимает каких-то обычных вещей, которые происходят на поле боя.
Если говорить о том, что нам нужно сделать на фронте, то надо привести в порядок свою армию, потому что нам уже сложно. Нам надо подойти нормально к мобилизации общества, стабилизировать линию фронта и получить инструменты для победы. Они должны быть и на поле боя, и в дипломатически-экономической плоскости.
Если мы говорим о полноценном ядерном комплексе, то, конечно, на это надо много лет. Но если о тактическом ядерном оружии, то это абсолютно реально сделать сегодня.
Вступление Украины в НАТО или появление ядерного оружия?
Возможно ли перемирие на условиях обмена территорий на вступление Украины в НАТО?
Я не думаю, что это реально. Опять же, кто будет решать, какими территориями мы будем обмениваться? Если посмотреть на карту DeepState, то территория, которая оккупирована сегодня, и которая будет завтра, может быть абсолютно разной.
Во-первых, это достаточно сложный вопрос, как это можно сделать? Но есть еще полное понимание того, что как только мы отдадим какую-то часть своей территории, даже в обмен на какое-то временное перемирие, все равно аппетиты нашего врага нацелены на абсолютно всю нашу территорию. Я не верю в то, что отдав какую-то часть, россияне остановятся.
Во-вторых, я не вижу прям такого горячего желания у НАТО брать нас хоть с территориями, хоть без этих территорий. К сожалению, Запад сегодня достаточно пассивен в своей позиции. Он даже определенную трусость проявляет в том плане, что постоянно дрожит перед тем, а как же отреагирует на это Россия, как отреагирует еще кто-то?
В то время наш противник уже сформировал полноценную мировую корпорацию зла, в которую входят такие страны, как Россия, Китай или Корея. Они в своих действиях гораздо более решительны и по применению своих сил, и по поддержке друг друга. Чего, к сожалению, сегодня не наблюдается на Западе. Я пока не вижу желания у НАТО, у нас может оно и есть. А есть ли такое желание сегодня в НАТО? Если об этом и будет речь, реально ли это произойдет в ближайшее время? Пока же все указывает на то, что мы будем сами выгребать ту проблему, которая у нас есть.
Зеленский заявил, что Украину стоит взять в НАТО, или вернуть ей ядерное оружие. По вашему мнению, что будет более эффективным?
Ядерное оружие. Ядерное оружие всегда было, есть и будет самым эффективным инструментом для собственной безопасности. Никакие другие гарантии никогда не заменят наличия собственных сил. Мы уже видели, как это было, когда у нас забрали ядерное оружие, нам пообещали безопасность, и где она? Ни одна из стран подписантов, которые гарантировали нам безопасность… Одна из этих стран вообще на нас напала, а другие делают вид, что это ненастоящее нападение, конфликт, "СВО" и так далее. Никаких гарантий безопасности у нас нет. Чем будут отличаться следующие гарантии, которые нам будут давать? А вот наличие собственного ядерного оружия — это уже определенные инструменты в наших руках, которые точно гарантируют безопасность.
Еще до начала даже полномасштабной войны я был за восстановление ядерного статуса, это возможно. Это не просто, но этот потенциал можно реализовать в Украине. Мы же не страна, которая угрожает миру или еще что-то. Мы страна, которая столкнулась с тем, что у нее забрали ядерное оружие, а гарантии не сработали. Я считаю, что на этом этапе мы имеем право сами его возвращать. Безусловно, это надо обсуждать с другими мировыми лидерами. Но даже существование хотя бы тактического ядерного оружия, мне кажется, было бы существенным инструментом и в любых переговорах, и в вопросе национальной безопасности.
Это может быть реальностью в ближайшей перспективе?
Если мы говорим о полноценном ядерном комплексе, то, конечно, на это надо много лет. Но если о тактическом ядерном оружии, то это абсолютно реально сделать сегодня. Тем более, что часть из этого у нас есть. Самое главное, у нас есть сохраненные интеллектуальные возможности и потенциал. У нас есть частичная инфраструктура, которая тоже сохранилась, и ее надо восстанавливать. Конечно, современное ядерное оружие, современные ядерные исследования отличаются от тех, на которых мы остановились. Но все это можно восстановить, отстроить, и это станет по-настоящему нашей сильной точкой опоры.
Как вы считаете, наши партнеры могут пойти на это, чтобы вернуть нам ядерное оружие?
Я думаю, что они не хотят этого. Это очевидно, потому что они тоже понимают, что с появлением ядерного оружия у нас на мировой карте появляется еще одна сильная страна. Этого вряд ли хотят наши партнеры, но есть же собственные национальные интересы. Мы должны опираться на свои национальные интересы, а не на национальные интересы других стран. Очень важно изменить этот взгляд и стать национальными, немного эгоистичными в этом плане. Мы должны всегда отталкиваться и в построении собственных планов на будущее, и в плане собственной безопасности, в первую очередь, от своих национальных интересов. Конечно, это, скорее всего, не очень будет им нравиться, но нас это и не должно интересовать. Мы должны работать, если мы принимаем для себя решение, что это для нас как для нации, как для страны необходимая вещь, то должны начинать над этим работать и реализовывать, а не просто бояться, что кому-то это не понравится.
Принуждение, рейды ТЦК: почему мобилизация не может быть только мотивирующей
Недавние рейды ТЦК вызвали возмущение, в том числе и у военных. Как вы относитесь к таким мероприятиям ТЦК?
Я считаю, что мы сами виноваты в том, что такие события происходят. Нравится ли мне этот хаос и цирк, которые периодически происходят? Нет, не нравятся. Конечно, я хотел бы, чтобы это выглядело иначе. Но мы, как общество, сами создали эту ситуацию, сами ее организовали, мы сами кузнецы своего счастья.
Нравится? Нет, не нравится. Есть другой вариант? На данный момент, который бы я видел, короткого нет вообще. Однако в перспективе есть — это изменение работы с населением, иные подходы к подготовке людей. Это работа с репутацией военных, армий и т.д., информационно-агитационная работа и адекватный государственный рекрутинг. Все это могло бы изменить эту ситуацию. Но мы всего этого не сделали раньше, и теперь пожинаем плоды, когда наблюдаем такие явления, как рейды ТЦК.
Мы можем это исправить, чтобы мобилизация была не принудительной, а, например, мотивирующей?
Она не может быть полностью мотивирующей, это нереально. Ни одна масштабная война никогда не держалась исключительно на добровольцах. Так или иначе нам все равно придется прибегать к мобилизации. Но вопрос в том, как к этой мобилизации относятся, как с мобилизованными себя ведут, поэтому изменить это можно.
Самое главное — это изменить само общественное отношение. Для этого необходимо на государственном уровне, во-первых, начинать с работы с гражданским населением. Именно подготовка гражданского населения, начиная со школ, университетов, любой работы, человек должен пройти первую базовую подготовку. Это сразу снимет множество вопросов у каждого гражданского, который сегодня просто этого боится. Речь не идет о том, что все украинцы после обучения попадут в армию. Ни в коем случае, так тоже не может быть. Но все украинцы должны быть готовы к тем реалиям, которые сегодня происходят.
На сегодняшний день по стране существуют учебные центры, которые готовят гражданское население. Я лично до начала полномасштабного вторжения тоже организовывал курсы по подготовке гражданского населения. Те курсы, которые мы проводили до начала полномасштабной войны, по большому счету и дали нам почти весь тот личный состав в первые же дни полномасштабной войны, который к нам пришел. Это просто люди, которые прошли эту подготовку, которые знали, что делать, которые внутренне, морально уже иначе к этому относились. То же самое сейчас происходит на каждом курсе или занятии, которые происходят по регионам. Почти из каждого этого выпуска всегда есть несколько человек, которые потом идут в армию. Они приходят, получают знания, теряют страхи, находят ответы, меняется их мотивация, отношение к тому, что происходит. У них появляется понимание, почему, как и зачем это делать.
Поэтому чрезвычайно важным в этом плане я считаю именно работу с гражданским населением, которую мы все это время игнорируем, хотя она во многом может стать фундаментальной в вопросе состояния общества. Далее уже иже правильная информационная работа с людьми, в частности, в учебных центрах. Мы же понимаем, что многие видели, как работают учебные центры Вооруженных сил, не очень хорошее впечатление остается, но мы должны это менять. На каждом этом этапе мы должны принять ряд изменений, которые повлияют на то, что украинское общество будет иначе относиться к вопросу мобилизации.
Даже у тарологов, к которым я с иронией отношусь, будет больше фактов, на которые они будут опираться, чем у современных военных экспертов.
Некоторые прогнозы указывают на возможное завершение активных боевых действий в 2025 или 2026 году. Как вы относитесь к таким временным рамкам?
Давайте не к временным рамкам, а к таким прогнозам как я отношусь. На что они опираются? Сколько подобных прогнозов мы слышали за все это время? О том, что осенью, через несколько месяцев, недель, в следующем году, что-то из этого вообще хоть как-то близко произошло? Насколько я помню, нет. Сколько раз заканчивались ракеты в России — то в сентябре, то в декабре, но каждый раз что-то они не заканчиваются, их только больше у них становится.
Я в целом очень плохо отношусь ко всем этим экспертным прогнозам, потому что я не понимаю, на что они опираются. Скорее всего, даже у тарологов, к которым я с иронией отношусь, будет больше фактов, на которые они будут опираться, чем у современных военных экспертов, которые об этом говорят. Я не понимаю, как они могут это спрогнозировать.
Если сейчас смотреть на линию фронта, то все указывает на то, что россияне собираются долго с нами воевать и будут до тех пор, пока не впрягутся очень сильно. Они развивают свои ресурсы, они ищут новые ресурсы для продолжения этой войны. Поэтому я не вижу, чтобы наш противник планировал вообще хоть где-то останавливаться. Он наоборот наращивает свои силы и интенсивность боевых действий именно на востоке. Поэтому я с улыбкой отношусь к любым прогнозам и советовал бы людям не жить прогнозами, а жить реальностью.
У Украины хватит ресурсов на длительную войну?
Это же зависит от нас, если мы будем правильно ими пользоваться, правильно подходить к системе управления войсками, если мы будем развивать свою собственную ресурсную базу, то да, у нас хватит. Здесь же самый главный наш ресурс, с которого все начинается, это не снаряды и не техника, это ресурс нашего характера, нашей выносливости. Если у нас хватит, как у государства, выносливости, то мы выстоим. Я в это абсолютно верю. Если мы будем каждый раз жить от прогноза к прогнозу, то мы ждем выборов, то ждем передачи какого-то оружия, то так будет достаточно сложно. Если все включатся, начнут работать, то ресурсов у нас хватит.
"Некомпетентные" командиры и как ослабление ответственности за СОЧ ухудшает дисциплину
Верховная Рада приняла закон об ослаблении ответственности за СОЧ. Вы сказали, что эта инициатива "проблем с не очень умными и некомпетентными командирами не решит". Что не так с этим законом?
То, что он не решает ту проблему, которая была озвучена, вроде бы для чего все это было создано. Он не решает эту проблему вообще, но создает другие. А именно он разрушает дисциплину в армии. Мы уже видели примеры того, как люди откровенно начинают гордиться тем, что пошли в СОЧ, и что за это не будет ответственности. А учитывая то, насколько сложно сегодня украинскому пехотинцу вообще выжить каждый день… Надо понимать, что украинский пехотинец каждый день переживает чрезвычайно сложное и просто нереальное количество проблем, которое вряд ли кто-то может себе даже представить. Находясь там, он получает сигнал: "Друг, да ты можешь не терпеть, можешь сходить в СОЧ, и тебе ничего за это не будет. Вот человеку, который публично это делает, смотри, ему тоже ничего не было".
Это разрушает дисциплину, на которой в армии все вообще строится. Дисциплина является обязательной и ее соблюдение является чрезвычайно важным, причем критически важным. А что, если на одном из сложных участков просто в один день батальон решил пойти в СОЧ? Что мы тогда будем делать? Кто за это будет ответственен? Солдаты, которые покинули место, или депутаты, которые позволили? Я думаю, что будут судить командиров, солдат, а не депутатов, которые сделали этот закон. Поэтому я в нем вижу больше проблем, чем решения.
Кто такие, по вашему мнению, "некомпетентные" командиры и как с ними бороться?
Они существуют, к сожалению. На самом деле армия сама с ними должна бороться. Сегодня у нас уже есть примеры того, когда слышат о таких проблемах. Безусловно, не обо всех. К сожалению, до сих пор иногда существует такая практика, причем это в основном касается именно командиров высшего руководящего состава и почти никогда не касается командиров взводов, рот, батальонов и даже большинства бригад. На этом уровне уже сформировалась линейка командиров, выросших с поля боя, и с ними, как правило, нет таких проблем, но есть опыт.
Сегодня существует практика, когда какого-то командира просто назначают из-за того, что он с кем-то знаком или у него есть звание или еще какие-то вещи, а не из-за его авторитета в армии и боевого опыта. С этим есть проблемы. Такие ситуации иногда в армии происходят. Когда они вопиющие, они иногда даже вываливается в публичную плоскость. На это надо реагировать. И самое главное, это то, что не надо бояться в армии решать эти проблемы. Потому что иногда эта проблема существует именно потому, что ее боятся решить как снизу, так и сверху. Снизу боятся жаловаться, чтобы не было потом на солдат атак со стороны старшего командования, а сверху не хотят, чтобы знали о проблеме в армии. Так вот, проблемы в армии умалчиванием все равно не решатся, поэтому главное — не боятся их решать. Они есть, частично они решаются, а иногда нет.
Обучение новобранцев: что самое важное во время БОВП
Вы подчеркиваете важность качественной подготовки новых бойцов. Что является самым важным во время обучения новобранцев?
Непосредственно обучение новобранцев. Дело в том, что сегодня в наших условиях обучение не может быть условным, как это было раньше в учебных центрах, когда ты формально отбыл месяц, полтора, два, все — тебе ВУС выписали. Это означает, что ты базовый боец, ты ничего вообще не знаешь — медицину, современных средств ведения боя. Это формальное обучение чрезвычайно вредно, потому что оно за собой влечет огромное количество проблем, в том числе потерь на поле боя.
Обучение является нашей основой, это база в 3-й штурмовой бригаде. Мы очень много уделяем этому внимания — и обучению солдата, и обучению сержанта, и обучению офицера. Очень важно, чтобы абсолютно все эти звенья проходили обучение и постоянно развивались. Особенно учитывая то, что сегодня война достаточно быстро шагает по своему технологическому направлению, и чрезвычайно важно, чтобы эти учения происходили. Был обмен опытом между подразделениями и командирами, но все начинается все равно с базового начального обучения.
Мы не можем позволить себе быть как россияне. Пленные россияне рассказывают о том, что у них в принципе обучения как такового почти не происходит. У них главная задача — это добежать до наших позиций, все. Из всего обучения, которое они проходят, это тактика работы в группе и инженерные работы. То есть добежал и начинаешь сразу копать. Мы же себе такого позволить не можем. У россиян из роты два человека добегает, и их это устраивает, все остальные погибли. Им подходит, они новую роту отправляют. Мы так не можем воевать.
Мы должны подходить к качественному показателю нашей пехоты. А соответственно, если мы хотим пехоту, которая будет качественно выполнять боевые задачи, нам надо вкладывать свои учения. Делать это надо с самого начала, еще с базовой подготовки до попадания непосредственно в подразделение, это основа, это база. Если у нас будет не обученный солдат в окопе, сколько бы их ни было, и какой бы командир у них ни был, к сожалению, выполнять боевую задачу они качественно не смогут.
На каком сейчас уровне базовая подготовка в Украине?
Если мы говорим в среднем, то большинство учебных центров в Вооруженных силах абсолютно адекватны и нормально подходят к базовой подготовке. Из того, что я слышу дальше от людей, которые проходили обучение в других учебных центрах, то пока существуют еще такие, где халатно относятся к этому процессу. Как правило, это опять же касается тех учебных центров, в которых руководящий состав не был на фронте, и это всегда порождает это последствие. Если командир учебного центра сам воевал, то я абсолютно уверен в том, что он всегда в своем учебном центре будет подходить серьезно к учебному процессу, и он обязательно будет контролировать качество обучения.
В целом у нас достаточно нормальный уровень боевой подготовки, однако надо учитывать, что подготовка не заканчивается на учебном центре, она продолжается всегда, даже после попадания в боевое подразделение. Твое обучение продолжается в течение всей твоей службы, каждую минуту, которую ты не выполняешь боевую задачу и не отдыхаешь от боевой задачи, ты учишься, — такое правило в 3-й штурмовой бригаде. За счет этого мы стараемся, держим высокий уровень качества подготовки нашего бойца.
Ситуация на фронте такова, что нам бы устоять, а не мечтать о возвращении территорий.
Как вы оцениваете перспективы возвращения оккупированных территорий?
Это чрезвычайно сложный процесс. Я, откровенно говоря, не вижу, как это сделать в ближайшее время, учитывая те обстоятельства и тот расклад сил, которые у нас есть. Я считаю, что сегодня мы должны трезво сконцентрироваться все-таки на удерживании тех территорий, которые у нас есть. Мы должны для себя поставить приоритеты. Это все супер, что мы мечтаем о возвращении территорий, и об этом надо думать, мечтать и планировать. Однако надо также реально смотреть на вещи и понимать, что все же сегодня сконцентрироваться мы должны на удержании тех территорий, которые находятся под нашим контролем. Когда мы сможем стабилизировать эту ситуацию, когда мы сможем твердо стоять на тех позициях, которые мы сегодня удерживаем, мы можем говорить о возвращении тех территорий, которые мы временно не контролируем.
Могу вам сказать, что ситуация на фронте такова, что нам бы устоять, а не мечтать о возвращении территорий. Безусловно, это надо будет делать, и в перспективе мы это будем делать. Однако надо быть трезвыми сейчас.
Что, по вашему мнению, является ключевым для успешной реинтеграции этих регионов?
У меня на самом деле есть ответ. Все очень переживают, как мы будем потом с этими территориями, там люди, которые много времени прожили без нас, под контролем Российской Федерации. Но я в этом вообще не вижу никакой проблемы. Был закон о борьбе с коллаборационистами. Вот его адаптация поможет нам провести правильную работу с теми кадрами, которые на той территории работали против Украины. Далее мы эту территорию заселяем украинскими ветеранами, и никаких проблем там больше не будет.
Боевой дух бойцов: как работать с мотивацией
Что, по вашему мнению, больше всего влияет на боевой дух украинских солдат в нынешних условиях, когда война длится уже несколько лет?
С мотивацией у украинского солдата сегодня чрезвычайно сложно. Почти все, что сегодня происходит, демотивирует украинского солдата. И то, что он сегодня вообще держится, это уже нереальная работа каждого солдата над самим собой. Сегодня уже не о мотивации, сегодня уже об обязанности и отсутствии других вариантов. Мотивация должна быть, с ней надо работать, однако сегодня это больше уже об обязанности каждого из нас.
А как нам работать с этой мотивацией? Мы можем ее улучшить?
Можем, постоянно надо работать. Во-первых, нужно перестать играть в несуществующие истории, а жить реально. Надо слышать тех людей, которые непосредственно находятся на фронте, о тех проблемах, о которых говорят. Как в армии, так и в тылу должны оставаться законы справедливости. Все должны видеть, что среда в Украине справедливо одинакова для всех — тех, кто воюет, и тех, кто не воюет, а не выборочно для каких-то категорий.
Сегодня на поле боя уже почти отсутствует любая техника.
Вы принимали активное участие во многих операциях на востоке Украины. Какой, по вашему мнению, ключевой элемент успеха во время штурмовых действий в современных условиях войны?
Ни один успешный штурм не происходит без современных технических средств, это чрезвычайно важно. Сегодня на поле боя уже почти отсутствует какая-либо техника, но присутствует боец или штурмовик и рядом с ним целая куча технических средств, такие как дроны наземные, летающие, плавающие, подвозящие, увозящие и занимающиеся эвакуацией.
Безусловно, это правильное планирование. Авторитетные командиры, которые реализовываются, рядом с которыми бойцы выполняют боевую задачу, которым они доверяют, а те обеспечивают их всем необходимым для выполнения этой задачи — наблюдение, нанесение, поражение, эвакуация. При наличии всех этих вещей штурмы почти всегда будут успешными, когда мы говорим об абсолютно реальных вещах, а не когда ставится задача штурмовать любой ценой, разбиваясь лбом об оборону, вместо того, чтобы подумать о других вариантах решения ситуации. Если мы говорим о тех штурмах, которые осуществляет 3-я ОШБр, то все начинается с планирования. Далее на авторитетных командирах реализация, и обеспечение от бригады всем необходимым для осуществления этой операции.
Проблема недоукомплектования имеющихся бригад и создания новых
Бригады, которые участвуют в боях, имеют определенный процент недоукомплектованности, в то же время создаются новые бригады. По вашему мнению почему так происходит? Почему недоукомплектовывают имеющиеся бригады?
Это мой вопрос, с которым я живу некоторое время, на который я не могу найти ответа. Ну, ответа нет ни, в армии, ни не в армии. У военных нет ответа на этот вопрос. Зачем так происходит? Я могу вам с уверенностью сказать, что ни одной боевой бригады, полностью укомплектованной на сегодняшний день, не существует. Более того, вам будет даже сложно найти бригаду, которая укомплектована больше, чем на 40%.
На сегодняшний день по личному составу у нас с этим вопросом легче, потому что мы сами себя обеспечиваем за счет собственного рекрутинга. У нас уровень комплектации намного выше, чем во всех остальных бригадах. Если мы говорим в целом, то, как правило, до 40% — это комплектация средней бригады, которая выполняет боевые задачи на любом из участков фронта. Но при этом действительно создаются новые бригады, на которые нет опытных офицеров, в которые загоняют нулевой личный состав, на которые не хватает вооружения и обеспечения. Зачем это делается? У меня нет ответа, кроме того, который может выглядеть как догадки, что на этом просто зарабатывается кем-то.
Другого ответа у меня нет. Выполнять боевые задачи они (новые бригады, — ред.) не могут в принципе. Даже если каким-то образом их доукомплектовать и выводить в подчинение другим бригадам, то это всем бригадам еще и создает целый ряд проблем, потому что достаточно сложно управлять такими подразделениями.
Вместо этого мы могли бы личный состав передавать в бригады, где есть боевые командиры с опытом. Когда человек попадает в такое подразделение, так или иначе он интегрируется и перенимает опыт бойцов или сержантов, которые рядом с ним находятся. А каждую боевую бригаду, которая показала себя на поле боя, расширить до дивизии, которая бы смогла себя обеспечивать уже в своей полосе ответственности и полноценно выполнять боевые задачи.
Мы бы осуществили рост командиров, которые у нас есть. Сегодня на поле боя очень много командиров, которые готовы расти дальше, но они упираются из-за того, что расти просто некуда. За счет создания дивизий мы могли бы этого достичь. Мы бы наполнили эти дивизии личным составом, однако почему-то этого не происходит. Я знаю, что и при предыдущем главнокомандующем, и при нынешнем эти вопросы поднимались, но почему-то до реализации они не доходят, почему-то мы продолжаем создавать ненужные, неэффективные новые бригады.
Новые подходы к борьбе в современных условиях войны
Как вы оцениваете информационный фронт этой войны? Насколько важна правильная коммуникация с обществом во время таких критических периодов?
Она важна и является обязательной, необходимой. Более того, информационная работа — это один из наших инструментов, которым мы должны пользоваться. Не просто наблюдать за этим, а мы должны формировать за счет информационной работы, коммуникации и состояние общества, и правильное направление, или усиливать какие-то вещи. То есть это инструмент, с которым мы должны сегодня обязательно работать.
Что нам нужно улучшить в этом направлении?
Мы должны в целом определиться со своей информационной политикой, потому что есть ощущение, что у нас нет информационной ни тактики, ни стратегии, как у государства. Поэтому для начала она должна была хотя бы появиться.
Как война в Украине меняет традиционные представления о тактике и стратегии военных действий?
Сегодня в Украине вообще полностью переписываются все пособия по применению войск. Именно у нас на поле боя полностью переписываются все правила ведения, начиная от тактики работы малейшего звена или группы и заканчивая применением целых бригад или подразделений особого назначения. Изменилось абсолютно все — инженерные работы, правила маскировки, передвижения, штурмовых действий. Все изменилось. Абсолютно все.
Любые разделы, пункты, которые вы видите в пособиях, западных, даже самых современных, на сегодняшний день уже изменились. Именно здесь, в Украине на поле боя, потому что это технологическая война, которой еще мир никогда не видел. Меняется ежедневно из-за того, что враг находит какое-то решение. Мы ищем сразу на это противодействие. Нашли мы противодействие, враг начинает искать противодействие на наше противодействие, и так происходит каждый день. Это касается и РЭБов, и дронов, работы групп, которые есть на поле боя. Поэтому переписывается абсолютно все, правила войны. На сегодняшний день это современная технологическая война.
Какие новые подходы вы считаете самыми эффективными?
Это работа штурмовых небольших групп в комбинации с работой беспилотников. Техника существенно потеряла свой вес на поле боя. Но мы за счет технологий смогли уменьшить функциональную необходимость, например, пехотинца. Мы пытаемся убрать работу пехотинца в обеспечении, в эвакуации. Сейчас даже подвоз, отвоз БК можно реализовывать без задействования пехоты, а соответственно это уменьшает риски для потери этой пехоты. То есть люди не получают ранения во время работы на логистике, они не погибают. Все происходит за счет дронов, причем и тех, которые ездят, и тех, которые летают.
Если происходит эвакуация, то опять же, сегодня есть возможность уже не рисковать людьми, а можно с помощью дрона эвакуировать раненого. Это не всегда сейчас можно сделать, безусловно, в этом плане еще очень много надо работать. Но уже есть у нас такой опыт, когда мы это делали, и это удавалось. Когда мы делали эвакуацию раненых без задействования вообще пехоты, и она была эффективной, и людей мы смогли спасти. Так же у нас есть уже опыт организации засад с помощью дронов. Я считаю, что технологии — это то, во что мы должны с головой окунуться, это то, где лежит ответ о том, как побеждать более количественного врага.
Сейчас будет непогода, болота, дожди. Как это влияет на работу дронов, они запускаются?
Запускаются. Это влияет на работу, на количество часов, который дрон может работать, на качество. Но все все равно работает, даже зимой. Если мы говорим о дронах, которые летают, то есть два сезона, в которые хуже всего работать — это осенью и весной, когда очень большая влажность. Мороз и жара не мешают, имеют влияние на работу, но не мешают. Ты можешь работать, учитывая эти нюансы. В частности, что зимой, например, батарея работает меньше.
Есть два сезона, когда самое сложное — это когда самая большая влажность. И там есть даже определенные времена, когда работать вообще почти невозможно. Это, как правило, утром. Но в основном даже в этих вопросах постоянно ищут решения и ответы, и они постепенно находятся. Например, сейчас уже дроны с оптоволокном летают и есть много других решений, за счет которых ретрансляторы уже давно никто не разворачивает, как антенны. Уже они тоже находятся в воздухе и позволяют дальше летать, получать более качественное изображение.
С эволюцией дронов становится на фронте легче, или враг также развивается?
Противник также развивается. Когда мы находим какую-то технологию, враг, как правило, находит свое решение также, а мы находим решение борьбы с тем, что придумал враг. На сегодняшний день есть, например, направления, в которых, считаю, мы больше достигли. Это, например, FPV. По их применению украинская армия на несколько шагов впереди российской, но противник, например, со сбросами гораздо больше работает, у нас там опыт применения гораздо меньше.
Россияне хвастались, что их "Орлан" никто не может достать, но мы нашли решение, как его сбивать. В ответ на это они модернизировали БПЛА, чтобы мы теперь снова искали новое решение, как теперь достать на той скорости и той высоте, на которой теперь он летает. То есть это постоянная работа, процесс, который не заканчивается.
Сейчас пока что мы себя обеспечить не можем.
Ожидаете ли вы, что поддержка Запада будет оставаться стабильной? Какие шаги необходимы для ее сохранения?
Нет, нам нужно сконцентрироваться на обеспечении самих себя. Сегодня без поддержки Запада нам будет очень сложно, и надо просить, требовать, брать, но очень глупо строить свое будущее с планами всегда где-то что-то просить, так не будет. Любая помощь рано или поздно заканчивается или уменьшается, поэтому мы не можем планировать свое будущее, исключительно рассчитывая на то, что нам всегда будут давать средства, оружие, технику и все остальное.
Может что-то произойти в этих странах, когда им это будет нужно, и они оставят себе, а не будут отдавать нам. Я думаю, вы все видите, как европейские страны уже реагируют, да и даже США, на каждую последнюю помощь именно средствами, там все больше внутри растет напряжение по поводу того, почему они должны это делать. Так или иначе это напряжение будет расти, поэтому я считаю, что мы все же должны думать над своими собственными возможностями и их построением.
Можем ли мы в ближайшей перспективе начать сами себя полностью обеспечивать?
Мы уже должны были это делать, понемногу это происходит. У нас разворачиваются предприятия по созданию, в том числе, дронов и снарядов. Однако это не та скорость, которая сегодня необходима. Надо это делать гораздо быстрее, масштабнее и переходить всей стране именно на этот режим работы. Сейчас пока что мы себя обеспечить не можем.
Как вы видите свое будущее после войны? Планируете ли вы оставаться в военной сфере, или, возможно, перейти в политику?
Я не останусь в военной сфере, это могу вам сказать точно. Я буду в армии до тех пор, пока будет война, потому что не вижу другого варианта, кроме как быть причастным к непосредственно вопросам безопасности, защиты и всего остального. Но при этом я с радостью, как только будет такая возможность, сниму с себя форму и вернусь в гражданскую жизнь.