Сада Якко: невероятная история первой женщины в театре Кабуки — она объездила весь мир, включая Россию

Сада Якко (настоящее имя Сада Кояма) родилась в семье обедневшего самурая. В 7 лет родители отдают девочку на воспитание в дом гейш Хамата-я, где будущая артистка и получает достойное образование: обучается грамоте у синтоистского священника, поет и играет на кото. Среди прочих занятий наибольший интерес Якко проявляет к танцам — впоследствии это и принесет ей известность, а талант совсем юной девушки отметит сама Айседора Дункан.

В 1886, когда гейше было 15, Ито Хиробуми — в то время премьер-министр Японии — заключил с ней контракт на право совершения обряда мидзуагэ. Спустя несколько лет он отпустит Якко, однако на всю жизнь останется ее другом и советчиком. Именно Хиробуми познакомит девушку с будущим мужем — Каваками Отодзиро, актером Кабуки и борцом за народные права. В юности за призывы к демократии он был уволен из полиции, стал членом Либеральной партии Японии, а позже, желая, по-видимому, вывести пропаганду своих идеалов на новый уровень, стал мастером ракуго, основал свою труппу и начал ставить политические пародии. К моменту знакомства с Якко Отодзиро уже выступал по всей стране со своим маленьким театром, куда и пригласил супругу.

Сейчас (и на протяжении многих столетий) Кабуки является исключительно мужским театром, поэтому появление Сада Якко в рядах его актеров стало весьма экстраординарным событием для XIX века. Однако распределение гендерных ролей в момент появления этого искусства было совсем другим: начало жанру еще в 1603 году положила женщина — Идзумо-но Окуни. По ее задумке, театр должен был стать пристанищем для девушек, занимающихся проституцией и желающих покончить с этой профессией.

• Люди — не товар: почему пора перестать считать проституцию профессией и свободным выбором

Постановки пользовались успехом: Кабуки быстро стал популярен в Японии, а вместе с тем притянул к себе внимание правительства, посчитавшего женщин, исполняющих мужские роли, чем-то аморальным. Обратная ситуация, впрочем, сёгунат не смутила, поэтому из женских труппы стали смешанными, а позже и вовсе полностью мужскими. Изменился и репертуар: из легких танцевальных постановок Кабуки переродился в серьезное драматическое искусство.

Отодзиро же, как истинный реформатор, хотел разрушить устои, а потому начал перерабатывать европейские произведения на японский манер и пригласил в театр Сада Якко. Было ли это намеренным вызовом обществу или просто вынужденным кадровым решением (труппа Каваками Отодзиро скорее была «одна из», нежели выдающейся), но именно роли бывшей гейши стали фурором. В каком-то смысле ее появление было примирением изначальной задумки Кабуки с новомодными течениями и ритмом конца XIX века.

Нежная, манящая, плавная, Якко практически гипнотизировала своих зрителей. Труппу ждало грандиозное будущее: им открылись пути далеко за пределы Японии.

Самыми важными, по воспоминаниям самой артистки, стали гастроли по США: театр посетил Сан-Франциско, Чикаго и Нью-Йорк. Оттуда Якко вернулась не просто известной: она стала настоящим потрясением для западного общества, открыв для людей, выросших на Чарльзе Диккенсе и Марке Твене, совершенно иную культуру.

Парижская всемирная выставка

Не менее судьбоносной для Сада Якко стала Парижская Всемирная выставка: тогда ее и заметят европейские художники, артисты, писатели, превратившие танцовщицу в национальный японский символ.

Тема 1900 года звучала как «Итог эпохи», однако участниками она скорее была воспринята как «Встреча Нового» — столетия, искусства, стиля жизни.

На широких парижских проспектах и набережных появились «движущиеся тротуары», в центре города был выстроен «Дворец Электричества», а улицы заполнились бесчисленным количеством павильонов, 4 из которых принадлежало Японии.

Стоит сказать, что страна восходящего солнца и раньше участвовала во всемирных выставках, но по политическим и экономическим причинам ее экспозицию воспринимали скорее как набор восточных диковинок, нежели как историю страны с богатой и самобытной культурой.

К началу ХХ века ситуация кардинально изменилась: эпоха государственного рассвета и четырехлетняя подготовка к мероприятию сделали свое дело. Япония, в отличии от большинства стран, сосредоточилась на достижениях древности, а не на демонстрации нового искусства и техники. В значительной степени такой вектор был продиктован самими японцами, не признававших изменения вековых традиций: например, к ёга — картинам в западном стиле — их отношение было негативным, а к привычным гравюрам укиё-э — особо трепетным.

Национальные павильоны представляли собой копии архитектурных шедевров каждой из стран. Для Японии такими стали храмы комплекса Хорюдзи. Изогнутые скаты крыш, тонкие линии колонн, скульптуры богинь, животных и лотосов не могли не притянуть к себе восторженные взгляды европейцев. И так плененные своеобразием японизма, гости выставки были поражены еще одним восточным чудом — театром Кабуки.

Выступление Сада Якко не было похоже ни на плавные движения классического балета, ни на революционные танцы Лой Фуллер: ее искусство было таким легким, завораживающим, нетипичным для западного глаза, что на представления ходили по несколько раз, а за билетами выстраивались очереди.

В один из вечеров, когда давали «Гейша и рыцарь», Джакомо Пуччини нашел прообраз своей будущей «Мадам Баттерфляй». Одна из самых известных итальянских опер была во многом вдохновлена танцем Сада Якко. Хрупкая и беззащитная, но обладающая внутренней опорой и не способная идти на компромиссы — такой увидел композитор девушку. Вдохновение театром Кабуки чувствуется не только в декорациях, костюмах и характере главной героине, но и в самой музыке: сохранив свой неповторимый стиль, Пуччини вставил в оперу игру на кото.

В Париже Якко заметил и Пикассо. Художник создал несколько работ, посвященных танцовщице. Серия написана в темных приглушенных оттенках, а ее главная тема — рисунок танца. Динамичность движений гейши создает на полотне резкий образ, контрастирующий с представлением о Сада Якко Пуччини. В видении Пикассо артистка лишена мягкой улыбки и красочных кимоно, но ей остается главное — пластичность. Для экспрессиониста девушка фактически уходит от своего человеческого начала, становясь чем-то намного более глубоким и стихийным.

• Умирающие лебеди: 5 трагических историй любви русских балерин, которые поразят вас до глубины души

Сама Якко вдохновилась западной культурой не меньше, чем Европа ею. Вернувшись на родину, Якко и ее муж начинают экспериментировать с постановками: ставят Шекспира, Уайльда и даже Чехова — все, конечно, с традиционным японским антуражем.

Сада Якко и Россия

Эпоха ориентализма в России началась в середине XIX века. Правда, тогда интерес коллекционеров и тем более широкой общественности заключался не в театре и живописи, а в вещах намного более утилитарных: тонкостенном фарфоре, узорчатых коврах и веерах. Их собирание имело успех у императорской семьи и ее приближенных и быстро стало модным занятием.

В 70-е годы в Европе началась эра японизма: известные художники все чаще прибегали в своих работах к флоральным орнаментам, асимметричной композиции и вертикальной ориентировке — эти черты и унаследовали их русские студенты из Мюнхенской и Парижской академий (И. И. Билибин, М. В. Добужинский, А. П. Остроумова). Именно они и привезли на родину моду на укиё-э — гравюры, которые сами японцы, кстати, даже не считали произведениями искусства.

Как бы то ни было, подобная ксилография стала желанной добычей для коллекционеров, а в произведениях живописцев Петербурга, Новгорода и Саратова то и дело начинают мелькать экзотические цветы в натюрмортах, письмо становится тонким и острым, а сочетание красок — менее ярким.

Во время Парижской Выставки практически вся богема (у кого хватило денег на билет до Франции) знакомится с японским театральным искусством. Публика, конечно, была поражена и абсолютно влюблена в Кабуки: персонажи гравюр ожили и спустились на сцену. Для русского человека, как и для любого представителя западной культуры, все было в новинку: необычные костюмы, яркие декорации, нарисованные лица, пластика японского танца.

На одном из подобных спектаклей, правда, несколько лет спустя (1906/1907) был и Николай Гумилев — тогда еще не известный поэт, отверженный салонами русской интеллигенции и советовавшийся с В. Я. Брюсовым о каждой публикации.

Будущий знаменитый писатель нашел в постановке с участием Сада Якко оазис, «задумчивый остров», как он сам ее называет. Танцовщице были посвящены два его стиха: один, написанный непосредственно после выступления артистки, а второй — немного позже, поэтому представляет собой рефлексию более зрелого человека. И там, и там Гумилев пишет о ней как о совершенно недостижимой, далекой красавице, расположение которой он мечтал бы завоевать.

Впрочем, мечты оказались не так уж и далеки от реальности: однажды Гумилев и его друг Фармаковский, археолог и исследователь античного искусства, встречались с артисткой, однако предмет разговора и подробности этого рандеву останутся для нас тайной.

• Запретный роман: была ли у принца Филиппа любовная связь с русской балериной Галиной Улановой?

Кабуки со временем только набирал популярность, а имя Сада Якко гремело по всей Европе — не привезти такой театр в Россию было категорически невозможно. В 1902 прославленная труппа Каваками Отодзиро посетила Санкт-Петербург и Москву — всего два города и несколько представлений, но какой же общественный резонанс вызвали эти спектакли!

Постановки были восприняты и публикой, и критикой весьма неоднозначно: с одной стороны, выступление японского театра было таким чужеродным, непонятным, цепляющим, что непрестанно обсуждалось в высших кругах; с другой — традиционные японские сюжеты и культурные различия все же не давали зрителям оценить весь замысел пьес. По воспоминаниям самой Якко, Россия ее встретила тепло: в холодном театре радушные русские дали ей выпить водки, чтобы согреть горло — артистка комментирует это событие как весьма необычный опыт.

Гастроли японского театра заставили русских режиссеров задуматься о введении новых форм, техник и, конечно, изменении визуальной составляющей: очень уж приковывали взгляды традиционные костюмы страны восходящего солнца.

Возвращение в Японию

Сада Якко аплодировали Париж, Вена и Берлин, но вернувшись на родину, артистка фактически жила в тени мужа, а скоро и вовсе прекратила танцевальную карьеру. В Японии новаторство, которым так прославилась труппа Каваками, было не в чести. Выросшая в бедности, Якко знала цену деньгам и понимала, что угасающая слава не обеспечит ей дальнейшую комфортную жизнь.

Девушка участвует в создании текстильной фабрики, выпускающей кимоно под ее именем. Традиционное платье по-прежнему вызывало восхищение у европейских модниц, поэтому предприятие было весьма успешным. Перестав выступать, артистка решает помочь другим девушкам, желающим работать в театре: открывает первую в Японии танцевальную школу для женщин (1904), а 20 лет спустя — для детей.

После смерти Каваками Якко встречает свою юношескую любовь — Фукудзаву Момосукэ. Он женат, она — вдова, но между ними вспыхивают прежние чувства — их роман продлится почти 20 лет. Пережив Вторую мировую Войну и японскую оккупацию, Сада Якко скончается в возрасте 75 от рака печени.

Сада Якко — танцовщица, объездившая весь мир и доказавшая грандиозность японской культуры не только западу, уже плененному ориентализмом, но и самой Японии, забывшей о своем величии. Артистка навсегда изменила театральный мир, сделав путь в искусство доступным для женщин разного происхождения. Якко стала настоящим феноменом ХХ века.