Забытые в неволе: гражданские украинки в российском плену

«Я делюсь частью своей боли и национальной трагедией, которую переживает моя семья и вся Украина. Моя мама — насильно задержанная и незаконно осужденная гражданская. В каждом своем письме она благодарит за слова поддержки. Моя мама вместе с другими заключенными надеется на хорошие новости — что их освободят и вернут в Украину. Но, к сожалению, я все еще не могу написать ей эти слова», — с такими словами выступила Аксинья Бобруйко на Первом Всемирном конгрессе о насильственных исчезновениях.

Сколько украинок сегодня удерживают в российских тюрьмах, неизвестно. По данным Офиса генерального прокурора, из-за незаконного заключения возбуждено более 4000 дел, а количество пострадавших — около 15 тысяч гражданских. Но эта цифра не отражает реальное количество тех, кто до сих пор остается в неволе, далеко от дома, семьи и без какой-либо надежды.

С начала полномасштабного вторжения Украине удалось вернуть 3672 граждан. Из них всего 5% — гражданские. А женщин среди них еще меньше, только треть. Остальные до сих пор ждут спасения, находясь в ужасных условиях, получая строгие приговоры, часто без какого-либо доказательства их вины.

Большинство попали за решетку из-за сфабрикованных обвинений — антироссийские статьи, контакты с военными или даже перевозка знакомых через блокпост. Их преследуют по законам, которые Россия использует как инструмент репрессий.

Правозащитники отмечают, что для возвращения гражданских заложников сейчас нет никакого законодательного механизма. Все обмены, которые происходят, основываются исключительно на политических договоренностях, а не на правовых основаниях. Женевские конвенции регулируют лишь возвращение военнопленных и только после окончания войны, оставляя гражданских полностью беззащитными.

Россия могла бы согласиться на обмен, ведь эти женщины не представляют ни политической, ни военной угрозы. Они — не стратегические фигуры, а всего лишь обычные люди. Но для Кремля они — удобный инструмент давления и манипуляций.

Возвращение украинок домой зависит от того, насколько решительной будет Украина в борьбе за них. У этих женщин нет голоса, чтобы кричать о своей боли. Их судьбы решаются далеко от глаз общества, в кабинетах дипломатов и на международных платформах.

Украина должна настаивать на них освобождении, используя каждую возможность, каждое слово, каждую площадку. Потому что за сухими цифрами статистики стоят жизни матерей, жен, сестер, каждый день живущих в ожидании. Это борьба за право на человеческую жизнь.

«Вне списков»

Задержанные и взятые в плен украинцы, как военные, так и гражданские, делятся на две основные группы. Первая — это те, кто имеет официальный статус обвиненных в уголовных делах. Их как правило содержат в обычных СИЗО, где у них есть возможность получать письма, посылки и иметь свидания с адвокатами. Однако есть исключения — в некоторые СИЗО независимых адвокатов не допускают. Вторая группа — женщины, которых официально не обвиняют, но они задержаны или находятся в плену. Они фактически лишены каких-либо прав, и их родные могут годами не знать, где они и живы ли вообще.

В последний большой обмен, который касался украинок, были включены только одна или две гражданских и 11 военнопленных. Среди них были девять поварих из «Азовстали» и два медика из «Айдара». Их сокамерницы — гражданские украинки из Ростовского СИЗО — остались в заключении. Ни одна из них не была в заключении меньше двух лет, кто-то находится за решеткой уже больше пяти лет.

Украинские женщины, оказавшиеся в российских тюрьмах, пережили невыносимый ужас. При задержании их почти всех пытают. Это стандартная процедура, чтобы сломить человека. Это касается и женщин, и мужчин. Жестокость не знает границ: их бьют, пытают током, унижают, насилуют, заставляя признаваться в том, чего они не делали. Даже адвокаты, которые работают с этими делами, говорят откровенно: далеко не все истории можно рассказать, потому что они слишком страшные.

«Я слышала от подзащитных, как пытали женщин. Некоторых меньше и легче, чем мужчин, но некоторых — например, медиков из «Айдара» — так же, как и мужчин, ужасно», — рассказала российская адвокатесса.

Часть судебных процессов проходит открыто, а часть — за закрытыми дверями. Условия содержания женщин тоже разные: в Ростовских СИЗО и Лефортово они более-менее нормальные, но в других местах ситуация может быть намного хуже.

Наталия Власова

Ее пытали невероятно жестоко. Били, применяли ток, и это происходило на глазах у других заключенных. Наталия попала в плен еще в марте 2019 года. Ее задержали на КПВВ «Оленівка» так называемой ДНР по сфабрикованному делу о сотрудничестве с украинскими спецслужбами. Над ней четыре месяца издевались в застенке «Изоляция». Пытки была настолько невыносимыми, что Наталия умоляла своих палачей убить ее, но те лишь смеялись.

«То, что делали с Наталией Власовой, — за гранью человечности. Ее пытали так же жестоко, как мужчин, без каких-либо послаблений», — добавляет российская адвокатесса.

Все, кто пережил «Изоляцию», свидетельствуют об ужасной жестокости боевиков, которые применяют физические и сексуальные пытки как часть психологического уничтожения.

Неизвестная онкобольная женщина

Истязание и жестокость в российских тюрьмах не прекращаются даже тогда, когда речь идет о тяжелобольных. Одна из таких женщин — онкобольная пленная, которую не ищут родные. Ее имя неизвестно, как и подробности дела. Адвокат, которая старается помочь, поделилась частью информации: «Мне о ней рассказали другие заключенные. Я знаю, что ее фамилия Хрустовская. У нее рак второй стадии, и это состояние может быстро ухудшиться до третьей или четвертой, после чего шансы на выздоровление почти исчезают. Я не понимаю, почему за нее никто не борется. Она находилась в одной камере с моими подзащитными. Они пересказали, что у нее есть сестра. Я надеюсь найти ее, чтобы попробовать помочь».

Женщины, которые находились с Хрустовской в одной камере, упоминали о ее крайне тяжелом состоянии: сильное истощение, боль и полное отсутствие медпомощи. Болезнь женщине приходится переносить без лекарств и поддержки близких.

Маргарита Харенко

35-летняя женщина получила 20 лет лишения свободы по сфабрикованному делу. Сейчас она находится в СИЗО Новочеркасска, но скоро ее должны этапировать. Что ждет ее дальше, — неизвестно.

«Мы держим связь через «ЗонаТелеком». Маргарита регулярно пишет мне, и я стараюсь передавать ей продукты и вещи. Но я понимаю, что эта связь может оборваться после этапирования, ведь эта система работает не везде», — рассказывает адвокат.

20 лет за решеткой — это приговор, который уничтожает не только ее свободу, но и будущее. В свои 35 лет Маргарита не замужем, у нее нет детей. Этот срок лишает ее шанса стать матерью, создать семью, жить полноценной жизнью.

Янина Акулова

36-летнюю Янину Акулову из Мелитополя, мать двоих детей, задержали за перевозку знакомых. В машине нашли взрывчатку. Хотя никакого взрыва или жертв не было, Янине инкриминировали «террористическую деятельность». И осудили на девять лет лишения свободы.

«Ее пытали электрошоком, били, держали в подвале целый месяц. Потом перевезли в Лефортово в Москве. Для нее это было похоже на спасение, потому что там хотя бы придерживаются минимальных норм содержания», — рассказывает адвокатесса.

На момент ареста ее младшей дочери было всего пять лет, старшей — пятнадцать. За это время их дедушка, который боролся с онкологией, умер. Дети теперь живут с бабушкой на территории, подконтрольной Украине.

Янина находилась в СИЗО № 3 Новочеркасска Ростовской области, ожидая рассмотрения апелляции. Сейчас она уже на этапе, и в последний раз писала из Пермского края, вероятно, находясь в транзите. Куда именно ее отправили, неизвестно ни ей, ни ее адвокату, ни родным. Адвокатесса добавляет: «Янина сильная, невероятно стойкая женщина. Она не сдается, даже в таких условиях. Но ее место дома, рядом с детьми, которые так ее ждут».

Ольга Бараневская

61-летняя воспитательница детского сада из Мелитополя всю жизнь посвятила детям. В 2022 году она осталась в оккупированном городе, чтобы присматривать за пожилыми родителями, которые не могли покинуть дом из-за плохого состояния здоровья. Ее принципиальный отказ сотрудничать с оккупационной властью стал причиной преследования.

«Мама всегда говорила, что не может предать себя и свою страну. Ей предлагали большие деньги, но она отказалась работать в детсаду под руководством оккупантов», — рассказывает ее дочь Аксинья.

15 мая 2024 года вечером Ольга вышла в магазин. Когда вернулась, возле дома ее уже ждали. Ей позволили занести продукты и поставить велосипед во дворе. В течение 44 дней ее родные не знали, где она. Только через полтора месяца стало известно, что ее держали в подвале на оккупированной территории Запорожской области.

Пытки, которые она пережила, были жестокими. Ее били, применяли электрошок, заставляли признаться в преступлениях, которых она не совершала.

«Маме инкриминировали хранение взрывчатки и передачу информации украинским военным. Она не имела к этому никакого отношения, но из нее выбивали признание», — добавляет Аксинья.

Дочь Ольги обращалась во все возможные украинские органы: в Нацполиции зарегистрировали дело об исчезновении, в СБУ подали заявление о похищении, а в Национальное информбюро передали данные для включения Ольги в списки удерживаемых гражданских. Кроме того, Аксинья подала заявление в Координационный штаб по вопросам обращения с военнопленными, чтобы Ольгу включили в списки для обмена, а также передала информацию о состоянии здоровья матери в Международный Красный Крест.

Несмотря на усилия семьи, которая обратилась в украинские и международные организации, Ольгу не удалось освободить. Наконец Аксиньи удалось установить связь с матерью с помощью волонтеров. Правозащитники из организации «Поиск.Плен» помогли ей понять, как общаться с удерживаемыми, оформили все необходимые документы и передали данные об Ольге в международные организации.

В сентябре 2024 года ее перевезли в Донецкий СИЗО № 1, а в ноябре приговорили к шести годам колонии по статье «хранение и распространение взрывчатых веществ» (Статья 222.1 УК РФ). Ольга, страдающая сахарным диабетом первого типа, потеряла в тюрьме 20 килограмм. Она инсулинозависимая, но ей неоднократно отказывали в медпомощи, даже во время приступов.

«Мама чувствует себя сломленной, но она держится ради нас. Ее психика сильно пострадала после смерти ее матери в ноябре прошлого года», — говорит Аксинья.

Сейчас Ольга выживает благодаря передачам с продуктами, лекарствами и одеждой, которые организуют волонтеры и другие родственники удерживаемых женщин. Ее дочь использует «ЗонаТелеком» для переписки с матерью, но этого мало: «Мама пишет, что держится. Но я знаю, как ей тяжело. Она потеряла здоровье и почти все силы, но не утратила веры».

Апелляцию по делу Ольги назначили на 27 января 2025 года. Аксинья, которая сейчас проживает в Германии, делает все возможное, чтобы привлечь внимание к делу своей матери. Семья и правозащитники надеются на поддержку международного сообщества, чтобы вернуть Ольгу домой.

Виктория Клетченко

24-летняя девушка до войны жила обычной жизнью, работала в сфере микрокредитов и планировала свое будущее в Украине. В 2023 году ее задержали в Каховке по обвинению в «шпионаже» и «государственной измене» (ст. 276 УК РФ). Доказательства ее обвинения «железные» — в ее телефоне была информация, которая «угрожала безопасности РФ».

Викторию несколько дней держали в ФСБ, а потом перевезли в Ростов-на-Дону. В октябре 2023 года ее приговорили к 10 годам колонии.

«Вика всегда была наивной, искренней девочкой. Она верила в справедливость и в то, что ее не зацепят эти репрессии. Она даже не думала прятаться или быть осторожной. Она была уверена, что поступает правильно, поддерживая Украину», — говорит ее тетя Виктория Кузнецова.

Сейчас Виктория находится в женской колонии в городе Азов Ростовской области. У нее язва двенадцатиперстной кишки и хроническая ангина, но она не получает должного лечения. Также у Виктории серьезный аллергический дерматит, ее кожа вся в ранах. Из-за венозной недостаточности ее ноги уже покрыты коричневыми пятнами. Если это не лечить, на месте пятен появятся трофические язвы.

К тому же у Виктории серьезные проблемы с сердцем: часто очень сильно повышается давление, а врожденная тахикардия только усложняет ее состояние. Семья поддерживает связь с Викторией через телефонные звонки и переписку.

«Вика всегда говорит, что держится, но ее голос изменился — в нем тоска и усталость. Я знаю, как ей тяжело», — с болью добавляет ее тетя.

Она старается бороться за племянницу, сотрудничает с адвокатами и правозащитниками. Арест Виктории тяжким бременем лег на всю семью. Мать присматривает за двумя пожилыми бабушками и домашними любимцами Виктории, которые остались без хозяйки.

«Я часто плачу, когда слышу ее голос. Вика меня успокаивает, но я знаю, как ей там тяжело. Она старается быть сильной, даже когда сил почти не осталось», — добавляет тетя.

Важна каждая минута. Если этих женщин не вернуть домой, они просто исчезнут. Кто-то погибнет от болезней без лекарств, кто-то не выдержит пыток, а кто-то медленно угаснет. Правозащитники призывают: украинская власть должна действовать сейчас, потому что каждый день промедления — это приближение к безвестности.