Любовь, которая живет несмотря на смерть. Как война проявляет настоящие смыслы

Я трижды не смогла отправить эту статью в редакцию. За одну неделю наше общество переживало трагедию за трагедией. И на фоне гибели детей и взрослых, на фоне скорби их родственников что-то писать на тему принятия неизбежности казалось кощунственным. Что значит «принять» утрату? Почему одни настойчиво советуют что-то совершенно невозможное для понимания «принять», а другие считают принятие синонимом поражения? Зачем психологи, философы, духовные лица так много говорят о «принятии» в часы испытаний? И есть ли та граница, где заканчивается влияние неизбежного и начинается наша собственная воля, сила и свобода? Принимая невозможность ответить на эти вопросы в одной статье, я все же делаю то, что зависит только от меня — нажимаю кнопку «отправить».

Анна Петровна и…

Почтальон знает, что бессмысленно стучать Анне Петровне в ворота, чтобы отдать пенсию. По утрам ее никогда не бывает дома. И в будни, и в выходные, и в праздники она пешком идет на кладбище. Там она прибирает могилки. Расчищает дорожки, когда снег. Сгребает в кучи мокрые опавшие листья, когда дождь. Косит траву, когда тепло. Когда такое было, чтобы на старом сельском кладбище среди могил — да ни одной заброшенной?

— Я женщина молодая, работящая, мне не сложно. А вдруг кто приедет могилку навестить из родни? Им приятно будет, — пожимает плечами в ответ на мой вопросительный взгляд она.

Мне простительно спрашивать. Я — чужая. Свои не спрашивают. Все село знает, как ждала молодая работящая женщина 62 лет вестей с оккупированной территории, с февраля по апрель страшного 2022 года. Сын взрослый уже, с семьей, детьми, позвонил последний раз, сказал: «У детей — незапланированные каникулы, мы их обещали к бабушке привезти. Ты, главное, не волнуйся. Целую, жди завтра к утру». И пропали все. Невестка позвонила уже из-за границы, когда ее с детьми из оккупации волонтеры вывезли. Рассказала, что хоронили сына Анны Петровны соседи во дворе, потому что тела мирных погибших россияне не забирали с улиц, а самим на кладбище везти — только трупы множить.

Уже три года пенсию за Анну Петровну соседка Алла Львовна забирает. Она на местное кладбище не ходит. Ее сын в другой области похоронен. Где жил и служил в теробороне, там и остался в земле. Львовна Петровне просто так деньги не отдает, говорит, через порог нельзя. Поэтому раз в месяц с пенсии уважаемые пани выпивают чашечку кофе с ложечкой коньяка, хоть и не подруги они. Обсудят пенсии, цены на корм для кур, дела огородные, новых соседей, переселенцев из Харькова (мол, городские, а картошка раньше, чем у местных взошла) — и по домам, каждая к своему одиночеству. Это радостью со всем миром можно делиться. Горе же, по сельскому укладу, положено у себя хранить, людей лишний раз не беспокоить, раны не растравливать.

Эта история заставляет сопереживать ее героям, когда о ней читаешь. Но когда слышишь ее в прямой речи главных действующих лиц, мозгу очень трудно сопоставить мирные разговоры за чашкой растворимого кофе и кошмар военной реальности. Как психолога этот сюжет поразил меня еще и тем, что в нем переплелись сразу все четыре экзистенциальные данности, отрекомендованные философами как неизбежные. Психотерапевт и основатель экзистенциального подхода Ирвин Ялом назвал эти данности «Смерть», «Одиночество», «Бессмысленность» и «Свобода». А принятие этих данностей, встреча с ними, с точки зрения экзистенциальной философии возвращает личности целостность.

На мой взгляд, украинцы своим беспрецедентным сопротивлением российской агрессии серьезно расшатали основы философского понятия «неизбежность» и придали особый глубокий смысл слову «принятие». Почему я так думаю?

Причина первая. Любовь против смерти

Смерть во все времена и практически в каждой культуре является наиболее пугающей данностью. Конечность земной человеческой жизни неизбежна, но когда видимых угроз этой жизни не наблюдается, вполне естественно избегать темы смерти и совершенно не испытывать при этом никаких мук, вызванных экзистенциальным кризисом. Более того, один из эффективнейших защитных механизмов нашей психики, позволяющий сохранять бодрость, оптимизм и работоспособность в мирное время, называется «иллюзия бессмертия». Именно этот защитный механизм ломается первым, когда мы встречаемся со смертью близкого человека или близостью собственной смерти. Война сминает, как бумагу, этот механизм у целой нации. Внезапно человек, которого ты даже секунду назад не знал, становится близким уже потому, что является украинцем. Если гибель настигает защитников Украины, если гибнут мирные украинцы — это огромная трагедия и горе для их близких, но в определенной мере — это боль жителей всей страны.

До последнего времени самой распространенной схемой переживания потери была всем известная периодизация Кюблер-Росс. Помните? Отрицание, торг, гнев, депрессия, принятие… Забывают упомянуть, что ее работа касалась больных в терминальной стадии заболевания, и под «принятием» изучалось конкретное «принятие неизбежного диагноза пациентом» и его последующая подготовка к смерти. Однако дальнейшие исследования показали, что родственники умерших пациентов переживают похожие этапы. В последнее время появилось немало свидетельств того, что разные люди по-разному проходят через эти стадии: в разное время возвращаясь к какому-то периоду или вообще пропуская большинство из них.

В условиях войны — длительной, разрушительной, жестокой — у людей может наблюдаться быстрая смена фаз, повторяющаяся по кругу раз за разом. Причина — в отсутствии условий и времени для проживания чувств, сопровождающих каждую фазу, во всей их полноте. Удары следуют один за другим. Война приносит все новые и новые жертвы. На фронте для длительного прощания с погибшим побратимами или посестрами нет времени — каждый день новый бой. В тылу скорбящие родственники оплакивают утрату и в то же время обязаны принимать все меры по обеспечению своей безопасности. Горевание как психический процесс имеет свои законы. Скорбь погружает человека в измененное состояние сознания, где могут быть нарушены процессы, связанные с жизнеобеспечением. Вот почему так важны люди, которые помогают в будничных делах скорбящим: помочь сделать покупки, приготовить еду для детей, организовать похороны. В прифронтовых городах нарушены даже ритуалы прощания — вражеские удары нацелены на места скопления людей. Человеческая психика плохо подготовлена к тому, что нелюди могут бить по кладбищам и местам поминальной службы. С точки зрения врага, дух нации должен быть сломлен утратами и окончательно уничтожен невозможностью отдать дань уважения погибшим.

О чем же всегда забывают тираны? О том, чего никогда не имели.

Когда я вспоминаю события Революции Достоинства, Майдана 2013/2014 годов, первым мне приходит в голову СМС от подруги: «Ночью под елкой избили моих студентов. Я — на Майдан». Преподаватель, который любит своих студентов. Мать и отец, которые любят своих детей. Взрослые дети, которые любят своих пожилых родителей. Всех этих людей можно было увидеть на Майдане. И все они отстаивали свое право любить свою страну, даже если за это право они могли пострадать физически. То, чего никогда не понять тиранам и их последователям — чувство самоотверженной и бескорыстной любви. Его нет у тиранов. Его нет у тех, кто их поддерживает. Именно поэтому тирания строится на запугивании, неукоснительном подчинении и вовлечении населения в преступления власти. Я не эксперт в истории и могу ошибаться, но мне кажется, что всю свою историю Украина пытается избавиться от внешней тирании и не особенно способна создавать собственную. И больше чем смерти, украинцы боятся утратить свое право любить.

Причина вторая. Волонтерство против одиночества

Экзистенциалисты предлагают принять тот факт, что человек никогда не будет полностью понят другим человеком. Это и порождает ощущение одиночества даже среди людей. Отказ принять эту данность может являться источником дополнительных моральных терзаний, когда желание быть максимально понятым может переродиться в требование к окружающим — не просто понять, но и полностью разделять взгляды, мысли, ценности. В предельном своем выражении этот отказ может превратиться в установление контроля над другими личностями с целью подавления любых внешних проявлений инакомыслия. Для других, напротив, это может значить стремление «слиться с идеалом» — отказаться от ценности собственных идей и желаний, раствориться в подчинении личности или группе, которые даруют иллюзию спасения от одиночества.

Не нужно проводить глубокий анализ, чтобы понять, как используют эту данность и настаивают на ее неизбежности механизмы российской пропаганды. Постоянно подогревая конфликты в социальных сетях, играя на отличии ситуаций граждан страны, стравливая между собой разные группы по формальным поводам — военных с гражданскими, внутренне перемещенных лиц с беженцами, избирателей с избранниками и так далее — скрытая и явная пропаганда изо всех сил пытается раскачивать агрессию внутри гражданского общества. Насколько успешно? Если жить только обсуждениями в социальных сетях, то может создаться впечатление, что весьма. Однако суммы донатов, которые собирают граждане Украины для армии, раненных военных и гражданских, на восстановление инфраструктуры, лишь растут. Миллионы граждан добровольно перечисляют суммарно десятки миллиардов гривен с личных счетов в благотворительные фонды и на частные сборы.

Когда я пишу эти строки, на глаза попадается текст об очередях в пункты переливания крови. После российского удара по Сумам, когда баллистическая ракета с кассетным зарядом взорвалась в центре города, убив 34 человека и ранив сотни, люди стремятся помогать всем, чем могут. В Харькове — городе, который подвергается обстрелам каждый день, местные жители настояли, чтобы врачи продолжили принимать донорскую кровь после официального времени закрытия пункта переливания, потому что людей пришло невероятно много. Я бы хотела, чтобы в будущие учебники по новейшей истории Украины вошли не только факты героизма наших защитников, но и упоминание об этой невиданной взаимной поддержке, которая возникла с самых первых часов широкомасштабного вторжения. Мы связаны друг с другом бесчисленным количеством нитей, о наличии которых иногда даже не подозреваем. И это — наше противоядие от изоляции и одиночества: объединение за рамками обычных разногласий во имя ценностей, которые выше всех различий.

Причина третья. Вера против бессмысленности

Из всех экзистенциальных данностей бессмысленность бытия кажется наиболее безобидной. Хотя именно отсутствие смысла жизни называют одной из самых распространенных причин суицидов. Очень часто в нашем обществе можно услышать, что поиски смысла жизни — это для бездельников, которым нечем заняться. Лучше бы десять соток картошкой засеяли, а другие десять — помидорной рассадой заняли. Картошка с помидорами — это еда, ее смысл в том, чтобы жить. А жить нужно так, чтобы не стыдно было перед соседями за пустой огород. Так говорила покойная мама Анны Петровны, которая родилась в 1941 году и наотрез отказалась переезжать в город, когда за ней уже требовался уход. Дочка, как на пенсию вышла, вернулась в село, два года ухаживала за мамой и двадцатью сотками, похоронила ее рядом с отцом, который умер десять лет назад: «Хорошо, мама не знает, что любимый внук мать не пережил. А, может, и знает. Может, встретились они там. Меня советская власть атеисткой в детстве растила. Тут батюшка хороший, знает про мою беду, в церковь зовет, а я не могу в храм. Какая вера после такого?».

Директор социологической службы Центра Разумкова Михайло Мищенко говорит, что до 2022 года почти три четверти украинцев считали себя верующими. К началу 2025 года их количество снизилось на шесть процентов. При этом согласно опросам, обращаться мысленно или вслух в молитве к высшим силам мы стали чаще. А церковь посещать — реже. В условиях кровопролитной войны внимать проповедям о смирении перед испытаниями, посылаемыми Богом, способны немногие. Особенностью принятия военных реалий у нас является не пассивное созерцание и попытки приспособиться к изменившейся ситуации, а активное изучение вариантов ее изменить, творческий подход, креативное мышление, сотрудничество для достижения тех целей, которые кажутся недостижимыми в одиночку.

Внешнеполитические события начала этого года принесли не только разочарование в действиях влиятельного союзника, но и рост веры в себя. Невнятной экзистенциальной неотвратимости бессмысленности бытия украинцы противопоставляют смысл собственного существования. «Хай живе вільна Україна!» Эти строки песни — символ нашей веры, которые выдают смысл жизни украинца: существование Украины, такой особенной и неповторимой страны, где украинцы чувствуют себя свободными.

Причина четвертая. Жизнь бесценна, а свобода — дороже жизни

Собственно о четвертой данности можно и не писать. Известный мыслитель, философ и психотерапевт Эрих Фромм писал свою знаменитую книгу «Бегство от свободы» в 1940 году наблюдая, как общество современной ему Германии шаг за шагом меняло свободу на мечту о «народном автомобиле» от любимого фюрера, оплачивая на самом деле подготовку к самой кровавой в истории человечества мировой войне. Каждая же строка в книге украинской истории выглядит как непрерывная борьба за эту самую свободу.

Для меня современный мир выглядит так, будто те страны, которые когда-то выиграли битву за независимость, решили отдохнуть. За это время гражданские свободы одна за другой обменивались на материальные блага и зависимость от ископаемых ресурсов тех стран, где с гражданскими свободами дела обстоят сильно хуже. Иногда создается впечатление, что больше всего свободу ценит именно та страна, которой, несмотря на всю отчаянную борьбу ее народа, исторически досталось не так много независимости.

Проблема свободы в том, что она неотделима от ответственности. И, добиваясь свободы всегда приходится помнить, что защита этой независимости — теперь дело самих свободных людей. Союзы и сотрудничество с теми, кто разделяет ценность гражданских свобод, приведет к усилению защиты. И наоборот, компромиссы с любым тоталитаризмом и диктатурами, продиктованные даже самыми выгодными материальными предложениями, ставят независимость под удар. Украина заплатила за это знание максимально дорого — жизнями своих граждан. Возможно, поэтому сейчас ценность свободы в Украине выглядит как абсолют на фоне нечетких контуров этого понятия в мире, где постправда стремительно вытесняет свободу слова.

Сейчас Украина, граждане которой борются за существование своей страны как независимого государства, за жизнь и свободу каждого украинца, стала примером того, как стойкость, достоинство и верность ценностям противостоят самому понятию «неизбежности» и «непреодолимости». Выходя за рамки собственных возможностей, мы формируем новое понимание себя как отдельных личностей и общества, которое не может опираться на существующие образцы и устоявшиеся правила. Принятие неизбежности и необратимости этих перемен — вот еще один экзистенциальный вызов в настоящий момент. И мы его приняли.