В шаге к сценарию Фукусимы: тайны оккупации ЧАЭС 2022 года и история тихого сопротивления

24 февраля 2022 года российские войска одним из направлений наступления на Киев выбрали проход через Чернобыльскую зону. Зашли с территории Беларуси. Продвигаясь по Рыжему лесу, вражеская бронетехника поднимала пыль радиоактивной пыли.

Захват самой ЧАЭС также был в плане кремлевского диктатора Путина. Военнослужащие Нацгвардии Украины, которые находились на территории станции, приняли решение сложить оружие и оказались в плену. Заложниками стал и персонал, который заступил на смену накануне, 23 февраля. Для работников ЧАЭС обычная 12-часовая смена превратилась в более 600 изнурительных часов работы под дулом российских автоматов.

Сергей Плохий, историк, профессор, директор Украинского института Гарвардского университета, в своей новой книге Чернобыльская рулетка. Война в ядерной зоне описал события на ЧАЭС, как персоналу пришлось выполнять свои обязанности под постоянным давлением и как от их решений зависела не только собственная безопасность, но и жизнь людей в Украине и за ее пределами.

В эксклюзивном интервью ведущей Фактов недели Оксане Соколовой Сергей Плохий рассказал о неизвестных страницах оккупации ЧАЭС.

Опасность Чернобыля-2

— Я бы хотела начать с вопроса, который, как после вкуса у меня остался, после прочтения книги, не дает мне покоя. Действительно ли в эти месяцы в марте 2022 года мы прошли на грани фактически в миллиметрах от нового Чернобыля-2?

— Действительно, так можно сказать. Поэтому было несколько причин. Во-первых, оккупация Чернобыльской АЭС, стресс, который добавился к работникам, которые там были. Абсолютно поведение российских оккупационных войск, которое ставило под угрозу и собственных российских солдат, которые копали окопы возле Рыжего леса, и, конечно, украинский персонал и Украину в целом.

Но один конкретный эпизод, несколько дней в истории оккупации, она длилась 35-36 дней, был особенно опасен. Это тогда, когда в результате военных действий, мне кажется, также частично сознательного саботажа со стороны российской оккупационной армии, линии электропередач, которые доставляли электричество на Чернобыльскую станцию, которая, конечно, уже не производит электричества, но очень зависит от нее, когда эти линии были фактически разрушены. И была угроза фактически повторения какого-то варианта Фукусимы (авария на японской Фукусимской АЭС в 2011 году, — Ред.)

Авария в Японии, где главная причина была в том, что реакторы заглушили, но не было электричества для охлаждения. И в Чернобыле есть остатки использованного топлива после 2000 года, которые нуждаются в охлаждении, которые нуждаются в электричестве. То есть насосы, которые качают воду, нуждаются в электричестве. И несколько дней была ситуация, когда действительно мог бы повториться какой-то вариант Фукусимы, какой-то вариант Чернобыля 1986 года.

И спас ситуацию опять такой невзрачный тихий героизм украинского персонала и пару насосов, которые произвели еще в Югославии, которой уже нет более 30 лет.

— Вы пишете в книге, что оккупация Чернобыльской станции стала маркером трех важных аспектов, определяющих в войне России против Украины: ядерный шантаж; несостоятельность международных организаций; и человеческий фактор — украинская несокрушимость.

Цитата из вашей книги: 22 января 2022 года издание The New York Times опубликовало статью своего киевского корреспондента Эндрю Крамера, который предположил то, что казалось невозможным — кратчайший путь в Киев лежит с севера через Чернобыльскую зону, где произошла крупнейшая ядерная катастрофа в истории. Почему с вашей точки зрения россияне пошли на этот откровенный риск идти через ядерный загрязненный радиоактивный объект, ядерную зону?

— Во-первых, относительно статьи Крамера некоторые вещи действительно видны издалека. Еще в 91-м был такой эпизод, когда тогдашний советник Горбачева Александр Яковлев приехал в США и имел разговор с госсекретарем США Джеймсом Бейкером. И тот ему сказал, а если будет война между Россией и Украиной, и Яковлев удивленно ответил: Какая война? Бейкер сказал, нормальная война. То есть то, что нам очень трудно было представить, со стороны оно выглядело более очевидным.

И очевидность заключалась в том, что через Чернобыльскую зону был кратчайший путь от белорусской границы. Высадка десанта в Гостомеле, если бы она удалась, конечно, парализовала центр принятия решений. Но фактически для оккупации города, для оккупации территории нужны были гораздо большие войска, в том числе танки, артиллерия и военные.

И они как раз двигались кратчайшим путем — через Чернобыльскую зону. Это было признаком того, что россияне не считаются ни со здоровьем, ни с жизнью своих собственных воинов.

Оккупация ЧАЭС как “гениальный” замысел Путина

— У вас есть такая прекрасная цитата: Завтра пойдете в Украину одну хрень разрушать, — сказал российский командир младшему сержанту Никите Чабину, 27-летнему бойцу подразделения, расположенного на российско-украинской границе. Хрен оказался радиоактивным. То есть, солдаты, сержанты, младший состав совершенно не понимали, куда они идут, куда их ведут?

— Да, они не понимали, они были абсолютно неподготовлены. Это был «гениальный» замысел Путина, чтобы никто ничего не знал. И ему до определенной степени перед началом полномасштабной войны удалось обмануть часть украинской разведки. В украинской прессе была информация, что российские войска абсолютно не готовы психологически, что они пьют, выменивают свое оружие или технику на алкоголь. Это то, что происходило также в Чернобыле, по информации украинцев, которые там находились.

Треть того, что вывозилось из зоны как мусор, были пустые бутылки. Так что действительно эта группа, которая захватила Чернобыль, была не подготовлена. Группа захвата тренировалась на Курской АЭС, которая очень похожа на Чернобыльскую. Но отличие между Курской и Чернобыльской АЭС заключалось в том, что Чернобыльская уже давно не работала.

И с оборудованием, которое там было, ни военные россияне, ни потом представители Росатома, не знали, как обращаться. И это дало большую возможность для украинского персонала, который был в заложниках российских военных, их самих взять в заложники.

Потому что украинцы знали технологию, украинцы могли до определенной степени шантажировать россиян, говоря, если они не выполняют определенные условия, то не покинут станцию. То есть произойдет взрыв. То есть произошла интересная ситуация, где в безысходности Валентин Гейко, который долгое время был главой украинской смены, его подчиненные, его коллеги, смогли кардинально перевернуть ситуацию из слабости в ситуацию силы.

Смогли отстоять и свое достоинство, смогли отстоять безопасность станции и смогли до определенной степени манипулировать россиянами в ситуации, которая казалась абсолютно безвыходной. То есть это совершенно уникальная история, которая вдохновляла меня, когда я исследовал, и вдохновляет сегодня.

— У вас очень много деталей от людей, которые там были. Я хочу спросить, что вас больше всего поразило? Потому что там есть эпизоды, от которых мурашки по коже. Что вас задело больше всего, когда вы говорили с этими людьми, собирали весь этот материал?

— Во-первых, я хотел бы поблагодарить украинских журналистов. Большая часть этих деталей — их работа.

Или есть такой проект Reckoning Project, где украинские журналисты вместе с Офисом Генеральной прокуратуры собирали свидетельства об оккупации и о российских военных преступлениях. Я выполнял здесь функцию, скорее, историка, работая с материалом, который собрали другие. Эпизод, который меня поразил больше всего: одна из работниц станции Людмила Козак рассказывала журналистам о том, что всех заставляли носить белые повязки на рукавах.

И она отказывалась, ей сказали, что ночью ее могут не заметить и просто расстрелять. И она пошла к российскому командиру и спросила, можно ли вместо повязки, это также была форма протеста, носить белую шапочку, которая была частью нормальной одежды операторов станции. Он ей разрешил. И она из своего шарфа нашла нитки желтые и синие и вышила трезубец, и так проходила всю оккупацию.

То есть это формы сопротивления людей, в условиях которых казалось бы это сопротивление невозможно, были совершенно поразительными.

— Вы написали такую фразу, что эта оккупация сказала очень много и о России, и об Украине. И дает объяснение, почему Киев не упал за три дня. Это вот о людях?

— Вы знаете, у меня есть книга о Чернобыле 1986 года. Что я понял, исследуя Чернобыль 2022 года, что не изменился код поведения россиян между 1986 годом и 2022, разве что добавилось — уровень алкоголизма и грабежа всего. То есть этого не было в Чернобыле 1986 года. Но все остальное, абсолютно неуважение к любым правилам, неуважение к человеческой жизни, к человеческому здоровью, к человеческому достоинству. Это все перенеслось и умножилось.

Но я увидел, насколько изменились украинцы. Потому что у этих людей, которые оказались на станции, реально не было шансов. Они были в тылу российской армии. Связь с Киевом была, но Киев им помочь не мог. Как вести себя? Не было ясно тогда, не ясно сегодня.

Что есть настоящий патриотизм? Или попытаться защищать станцию и создать возможность, где происходит авария, которая соответственно или уничтожает, или очень серьезно контаминирует (загрязнит) часть Украины? Или более патриотично, сложить оружие и найти способ сохранить станцию? В Чернобыле в конце Национальная гвардия сложила оружие. В Запорожье отказались и в Запорожье оказали сопротивление.

Что такое лояльность, что такое предательство в тех условиях? Для части украинцев предательством считалось то, если кто-то покинул эту станцию и пошел домой вместо того, чтобы оставаться там.

Вы начали разговор о той лодке (В первые месяцы полномасштабного вторжения через Днепр рыбаки на лодках перевезли к ЧАЭС работников атомной станции. Оккупанты выдвинули требования: никаких катеров, лодка открыта, свет не включать. Вывезти персонал со станции позволили, когда доставили туда полностью новую смену, — Ред.) — его было очень трудно найти, потому что большинство рыбаков, к которым обращались перед тем, отказались вести коллаборационистов, как они считали.

То есть это абсолютно ситуации, которые не прописаны ни законодательством, ни протоколами МАГАТЭ. И эти люди принимали решение самостоятельно, как настоящие патриоты Украины. В то же время город Славутич — это самый молодой город в Украине, но это также последний советский и имперский город, в котором население многонациональное.

И то, как эти люди повели себя в безвыходной, безнадежной ситуации, — для меня это микрокосм целого украинского общества. Как оно выстояло, почему оно выстояло? Как люди в Славутиче, территориальная оборона организовывались, как они давали бой, как они отступали в конце? Славутич — это самый большой советский город в Украине, так же как и Энергодар, но он не советский в понимании 1986 года.

Мы изменились по сравнению с тем, что произошло в 1986 году. Принятие собственной инициативы, уважение к правилам, уважение к человеческому достоинству. То, чего мы не имели в 1986 году и то, чего россияне, от слова совсем не имеют сегодня.

— Я хочу здесь два аспекта отметить. Первое, в отношении россиян, для контраста. Наши работники говорили этим российским ребятам-солдатам, которые копали Рыжий лес, что они умрут. А они говорили, что это приказ, и это просто шок.

— Да, действительно, они выполняли этот приказ. Но интересный элемент украинского сопротивления, как пытались троллить россиян. Когда двое украинских инженеров, операторов, проходили мимо российского часового, и один другу сказал: Слушай, у тебя еще есть таблетки, которые нам выдали против радиации? А тот ему отвечает, нет. Ну, и дальше диалог, что с нами все. И они проходят, а этот россиянин стоит. Конечно, никаких таблеток не было.

Человеческая жизнь ничего не стоила для тех командиров, для политиков, которые принимают эти решения.

Работа на истощение

— Я хочу к другому аспекту о людях: 12 часов длится смена оператора на станции. В книге вы пишете, что уже 144 часа непрерывно. Какую роль здесь на атомной станции может сыграть человеческая ошибка? После вашей книги Атомный пепел, где вы разбираете крупнейшие катастрофы на атомных станциях, осталось ощущение, что АЭС — это такие объекты, которые человек не до конца и контролирует.

— Люди были истощены. То есть представьте, вот мы сидим в наших кабинетах, и представьте, что здесь еще два человека, и что мы здесь работаем, спим, едим. И это день, день, неделя, следующая неделя.

И это все под моральным давлением, ведь рядом стоят вооруженные люди. Чтобы куда-то пройти, надо иметь или договоренность, или какой-то пропуск. Люди срывались. И срывались в частности на тех же россиян. А это могло иметь очень серьезные последствия.

Все те эпизоды аварий, которые я описал в книге Атомный пепел, они произошли без всех этих факторов: без оккупации, без давления. На Запорожской АЭС бой происходил на территории станции, когда не все реакторы заглушили.

То есть шансы ошибки возрастают в 10, 100, возможно в тысячу раз. И один из разделов в книге называется, кажется, в украинском переводе Милость Божья — The God’s Grace. Это слова, которые употребила представительница Америки в ООН, когда обсуждали российскую атаку на Запорожскую станцию.

То есть действительно только Божьей милостью в определенной степени удалось избежать ядерной аварии. И, конечно, силой воли украинского персонала.

Ядерный шантаж Путина

— Сергей, а как вы думаете, решение заходить на территорию Чернобыльской станции: это было примитивное решение о кратчайшем пути, или все-таки это был прицел на создание объекта ядерного шантажа?

— Я думаю, что это был чисто оперативный план, который был предложен и принят.

Россияне после захвата атомной станции поняли преимущества ее контроля. Первая вещь, атомные станции с точки зрения физической охраны, являются безопасными объектами. То есть, там есть стены, контрольно-пропускные пункты, есть огражденная территория.

Во-вторых, это очень опасное место, чтобы атаковать дронами, артиллерией или авиацией. Украинцы не будут бомбить ядерный объект. И на каком-то этапе в Чернобыле находилось, в зависимости от времени, до пяти генералов.

На ЧАЭС, когда россияне отходили с Киевского фронта, происходил отдых и переформатирование. Все начиналось довольно примитивно, но со временем стало понятно, что это стратегически важный объект.

Сейчас с Запорожской АЭС россияне пытаются делать то же, что и с Чернобылем — подключить станцию к российской электросети. В Чернобыле они в конце концов подключили к белорусской электросети.

Я снимаю шляпу перед украинскими и политиками, и бюрократами, и работниками, которые причастны к тому, что украинскую электросеть отключили от российской за несколько часов до полномасштабной атаки. Если бы этого не произошло, то россияне могли бы отключить электричество и это привело к тому, что трубы в наших домах взорвались бы. Сейчас они пытаются это сделать через атаки на объекты инфраструктуры.

— Если говорить о Запорожье, то там это точно продуманный формат создания ядерного шантажа. Они не используют ядерное оружие, но используют ядерный объект, а это очень близко.

— Безусловно. И в Чернобыле этот шантаж продолжается. То есть сознательная атака дроном на многомиллиардное укрытие четвертого реактора. Я бы сказал, что наиболее успешная военная операция России — это ядерный шантаж, потому что за предыдущие три года главная причина, почему Украина не получала оружие, не получала его вовремя и не получала по тем показателям, которые были нужны — это успешный ядерный шантаж со стороны Путина.

— И вопрос, что с этим делать? Потому что на этом фоне очень яркая история реакции, точнее в отсутствии реакции МАГАТЭ. И здесь вопрос, вообще мог ли вообще как-то реагировать господин Гросси (Рафаэль Гросси, глава МАГАТЭ), если Россия — крупный донор МАГАТЭ и как оказалось, один из собственных заместителей самого Гросси — бывший представитель Росатома. Могла ли вообще быть эта реакция?

— В моей книге Гросси является в определенной степени антигероем.

То есть есть есть герои. Я вспоминал Валентина Гейко, который сыграл очень важную роль в мобилизации психологического сопротивления на ЧАЭС. Но он считал настоящими героями людей, которые сознательно пошли в оккупацию.

А вот Гросси — антигерой. Но если быть совсем объективным, то Гросси также является жертвой обстоятельств. Война не входит в мандат МАГАТЭ. Даже то, что МАГАТЭ делает, оно не должно делать по своему уставу. Это организация, которая является частью сетки ООН. И они, не только по Чернобылю, но и по любому другому вопросу не могут занимать позиции, которые противоречат позиции членов этой организации.

У меня было такое впечатление, что на ноутбуке МАГАТЭ они так разлили кофе, что буквы, чтобы напечатать слово Россия, как-то заедали. То есть слова Россия вообще не было.

В 22-м году да и сегодня мир в целом, не только Украина, не готовы, не знают, как реагировать на захват ядерных станций.

Нет серьезной юридической базы. При определенных условиях атака на ядерную станцию может быть оправдана международным законодательством. То есть привлечь Россию в международном суде за ядерный шантаж является большой проблемой, потому что ядерное законодательство не работает.

МАГАТЭ зависит и от России. Главная задача МАГАТЭ — это контролировать, чтобы страны не получали ядерное оружие и помогать развитию ядерной энергетики. Нужна новая законодательная основа и нужны независимые организации.

Украинцы с самого начала предлагали шаги. Объявить ядерные станции зонами, в которых война не происходит, над которыми не происходят полеты. Дальше уже вопрос, кто будет это содержать, но по крайней мере есть какая-то модель, с которой можно начать. Но нет законодательства, нет организации, которая бы это делала.

Абсолютно анекдотический был случай, когда украинские войска начали продвигаться к Курской атомной станции. И россияне говорили те же слова, что и Украина в 2022 году: Где МАГАТЭ? Куда они смотрят? Они беззубые.

Безопасность ядерных станций не только в интересах Украины, это также в интересах самого агрессора — России.

Украину сдерживает от бомбардировки Курской АЭС не то, что у нас нет средств это делать. Украина достает до Волги и дальше. Здесь в опасности все.

Должны быть следующие шаги, чтобы иметь какую-то мировую конвенцию и способы обеспечения безопасности, потому что это в интересах этого мира. От Китая до Америки, до России, до Украины, до Южной Кореи.

— Как оцениваете идею, которая прозвучала в Белом доме, то ли взять под контроль американской стороной украинские АЭС, то ли каким-то образом влиять? Это из серии бизнеса или это из серии безопасности?

— Я думаю, что там и одно, и второе. Но главная составляющая в этом коктейле является абсолютная наивность. То есть непонимание России. Россия открыто заявила, что она ничего не собирается отдавать. То, что она украла, всегда было вроде бы ее.

Для Европы — это серьезная угроза. Для Турции — это темы безопасности.

Для современной Америки президента Трампа, а он пытается на всем заработать свои или 10 копеек, или 10 миллионов, здесь сочетание какого-то ведения бизнеса, но также большой политической наивности.