8 мая. Возможна ли украинская история Второй мировой?

Нынешняя война, кроме всего прочего, должна «потопить» большую массу советско-российских нарративов Второй мировой.

В то же время, россияне будут пробовать потопить нынешнюю войну в нарративах Второй мировой. И для нас, это одна из крупнейших гуманитарных битв будущего.

• 1 •

Последние два десятилетия мы пишем амбивалентную историю Украины. Историю в которой мы пробуем примирить непримиримые нарративы. Лучший пример Хмельницкий. Он герой и предатель.

Попытка отойти от черно-белой концепции – это крамола и маргинес для ученого. В лучшем случае мы позволяем себе маленькие реверансы. Это не проблема. Это болезнь роста и взросления. Главное эту фазу пройти.

• 2 •

Вторая мировая и ее история мыслится в этой же ловушке – парадигме. Мы или за глорификацию бандеровцев или за продолжение советского нарратива о том, какой вклад сделали украинцы во второй мировой войне.

• 3 •

Но сейчас, как бы это странно ни звучало, нам, возможно, не так важен единый нарратив. Дело в том, что нам катастрофически не хватает правдивого фактажа. Именно об этот фактаж разобьются со временем обе нынешние концепции. Точнее, не разобьются, а превратятся в нечто новое.

• 4 •

Почему я говорю о правдивом фактаже? Дело в том, что мы находимся под давлением советско-российской мифологемы о народной войне, подкрепленной десятилетиями поисков ученых, сотнями книг и фильмов.

У нас, условно говоря, на сотню российских документальных и не очень страниц есть пять-шесть наших. Плюс есть амбивалентный нарратив в обществе, которое только благодаря нынешней войне начало терпеть красно-черные флаги на юго-востоке.

Но еще раз повторюсь: нам катастрофически не хватает фактажа и обобщений. Мы 40 лет говорим о сталинизме, но у нас до сих пор нет ни одной весомой монографии «Украина и Сталин». И это лишь один из примеров.

• 5 •

Выше я уже говорил об амбивалентности нашего исторического нарратива. Но есть еще одна проблема: мы пишем не украинскую историю с ее плюсами и минусами, а преимущественно (повторюсь, преимущественно) пробуем писать нарратив, который опровергает российскую версию событий.

Проще говоря, мы сами себя загоняем в прокрустово ложе, вместо того, чтобы шире посмотреть на процессы. Если мы пишем о Хмельницком, то за малыми исключениями мы боимся говорить о том, что восстание было выгодно, а может и инспирировано Портой.

Если мы говорим о модных ныне 60-ках, то нам нужен итальянский автор, чтобы указать на банальный факт: часть этого движения выросла из Комсомола. И в этом нет ничего плохого. Это не унижает ни Хмельницкого, ни Черновола.

И, более того, это не ломает национальный миф. Это делает этот самый миф сильнее. Потому что он перестает быть плоским. И он не разбивается о правду, как миф о 28 памфиловцах.

• 6 •

Главная проблема в том, что на государственном уровне нет заказа (боюсь понимания) важности этой работы. На уровне университетов, боюсь, есть страх браться за эту тему. Без госзаказа это не полетит.

• 7 •

А теперь о будущем. Нынешняя война, кроме всего прочего, должна «потопить» большую массу советско-российских нарративов Второй мировой. В то же время, россияне будут пробовать потопить нынешнюю войну в нарративах Второй мировой. Они приложат массу усилий для того, чтобы это потопление произошло и у нас.

Когда мы наконец задумаемся о нашей истории Второй мировой, ее нельзя рассматривать в отрыве от освободительной борьбы начала 20 века (начиная с революции 1905 года, которая у нас незаслуженно забыта) и от нынешней войны.

Очень надеюсь, что кто-то захочет это услышать.