Колосс на глиняных ногах или будущий гегемон — правда об экономике Китая

Мир постепенно становится неполярным.

Неполярный мир — это что-то приближенное в лучшем случае к формату детерминированного Хаоса, а в худшем — тоже к Хаосу, но неопределенному, недетерминированному. Сейчас мы наблюдаем не «смерть истории» по Фукуяме, а начало истории по Валлерстайну, автору мир-системного анализа.

Ключевая задача, по логике современного процесса, — формирование для США нового геополитического альтер эго. На данный момент таким Другим для США может быть только Китай.

Хотя процесс подобной институционализации усложняется тем, что США уже не могут быть Гегемоном, а у Китая еще нет потенциала им стать. Мы пока не уверены, появятся ли такие потенции у Китая в ближайшей перспективе.

Поэтому попробуем определить реальное состояние экономики Китая и сформировать хотя бы краткосрочный прогноз по ее развитию.

ВВП Китая по состоянию на 2024 год составлял 18,4 трлн долл., тогда как ВВП США — 29,18 трлн долл., то есть китайская экономика на сегодняшний день — это 63% американской в номинале.

Однако есть нюансы.

Экономика США росла в последние годы в номинале вследствие высокой постпандемической инфляции, которая в Китае была меньшей.

Кроме того, годы президентства Байдена — это период, когда за счет девальвации юаня номинал китайской экономики в долларе рос не так динамично. США опережают Китай за счет виртуального сегмента ВВП, то есть сектора услуг и финансов. Промышленный потенциал Китая уже опережает американский.

А еще за счет относительно низких внутренних цен Китай существенно занижает реальный показатель ВВП. Это своеобразная экономическая мимикрия, чтобы не привлекать внимания геополитических хищников. По разным оценкам, за счет такого ценового камуфляжа Китай занижает собственный ВВП на 20–30%. В любом случае по показателю ВВП по паритету покупательной способности КНР сейчас занимает первое место в мире, опережая США.

Точка бифуркации, когда США упустили Китай, произошла в 2007 году, накануне Глобального финансового кризиса. Тогда ВВП Китая составлял 3,55 трлн долл., или 24% экономики США.

В 2010 году этот показатель уже составлял 40%. То есть буквально за два года в условиях глобальной рецессии Китай улучшил индикатор в виде соотношения своей экономики с потенциалом США с 24 до 40%, или в 1,7 раза.

В 2019 году этот показатель составлял уже 66%. А в 2021-м, после завершения пандемии, — 75%. Именно тогда впервые возникло ощущение, что Китай догонит США по экономическому потенциалу.

Но за три «байденовских» года (2022–2024) за счет некоторых факторов (в частности, с первого квартала 2022 года юань девальвировал относительно доллара с 6,31 до 7,18, или почти на 14%, ухудшая номинальное значение ВВП Китая в долларах) индикатор соотношения экономики Китая и США в 2024 году ухудшился для КНР до отметки 63%, то есть почти до уровня 2019-го.

Впрочем, ближайшие годы — это период сокращения инфляции в США. Хоть она и будет выше китайской перманентной дефляции, но этот разрыв сократится. Есть еще и фактор «слабого доллара», когда девальвация юаня к американской валюте (если юань девальвирует) будет существенно меньше.

Как историческую ретроспективу возьмем заключительный трек холодной войны, то есть временной интервал 1979–1989 годов.

В 1979-м экономика КНР — это 6,8% экономики США. Даже меньше, чем в 1960 году, когда этот индикатор составлял 11%. То есть в периоде 1960–1979 годов соотношение ВВП Китая и США ухудшалось для Поднебесной.

А в 1989-м этот показатель составлял… 6,17%. То есть Китай хоть и динамично развивался в тот период, но относительно экономики США его потенциал находился в стагнации.

Возьмем еще период «великих войн Буша», то есть интервал 2001–2009 годов, когда США вели масштабные военные действия в Ираке и Афганистане.

В 2001 году ВВП Китая составлял 12,66% от ВВП США. А в 2009-м этот показатель достиг 35,23%, то есть вырос почти втрое.

Отсюда делаем очень важный вывод. В контексте мирового лидерства Китай уходит в отрыв по сравнению с США во время масштабных войн при участии США, глобальных мировых финансовых кризисов, пандемий.

Конечно, экономика Китая тоже страдает во время мировых рецессий и эпидемий. Но по сравнению с глубиной кризиса в тех же США масштаб экономической деструкции в КНР существенно меньше.

При этом лидерство Китая «в застое» именно тогда, когда мир находится в формате двуполярной модели при условии, что Китай не является участником «двойки лидеров». Или в условиях ярко выраженной однополярной модели с безусловным лидерством США. Первый период пришелся на исторический интервал 1960–1989, второй — на 1989–2001.

Самое время проанализировать нынешнее состояние китайской экономики.

В 2024 году Китай вернулся к своей «крейсерской скорости» экономического роста на уровне 5%. Его экономика находится под действием разновекторных сил влияния, направленных как на стимулирование темпов роста, так и на их охлаждение.

Среди причин торможения темпов роста нужно выделить постепенное сокращение населения, очень вялый внутренний потребительский спрос и торможение притока иностранных инвестиций.

Среди положительных факторов стоит назвать уверенное восстановление показателей экспорта и относительно дешевые энергоресурсы.

Китаю удалось не допустить кризиса в секторе недвижимости и переключить предпринимательский драйв на сектор цифровой экономики, которая сейчас занимает первое место по количеству новых проектов и стартапов.

Промышленность Китая обычно растет быстрее всей экономики (в развитых странах Запада часто наоборот). Так происходит и сейчас. Промпроизводство Китая увеличилось в 2024 году на 6,1%. Еще больший прирост в таких подсекторах промышленности, как производство оборудования (7,7%), высокотехнологичное производство (8,7%).

Особенно поражает развитие отраслей экономики, которые Китай считает или новыми драйверами роста, или инструментом конкурентной борьбы с США, или частью нового технологического уклада.

Например, производство электрических транспортных средств увеличилось на 38,7%, интегральных схем — на 22,2, промышленных роботов — на 14,2%.

Здесь можно вспомнить Николу Теслу, определявшего конкурентную развитость цивилизации по признаку энергии, которую она потребляет, и количеству промышленных комплексов (в наше время — роботов).

Сектор услуг в Китае растет не так быстро — на уровне роста ВВП, то есть 5%.

Хотя и здесь есть приятные для Китая включения, например, сектор ІТ-услуг вырос на 10,9%, а транспорт — на 7%.

Инвестиции в основной капитал китайской экономики действительно носят противоречивый характер. Их общий показатель в прошлом году увеличился всего на 3%, достигнув 716 млрд долл. За первое полугодие 2024-го другой показатель инвестиционной активности — прямые иностранные инвестиции (ПИИ) — сократился на 29% по сравнению с аналогичным показателем прошлого года.

Впрочем, Китай нашел другие инструменты для привлечения средств инвесторов — выпуск специальных инфраструктурных облигаций под гарантии центрального правительства или местных органов власти.

Они выпускаются в системе «дим-сам облигаций» (Dim Sum bonds), то есть облигаций, выпущенных за пределами Китая и номинированных в юанях (RMB). Есть также выпуски «панда-облигаций» на внутреннем финансовом рынке Китая.

Как следствие, если в целом динамика инвестиций тормозится, секторально мы наблюдаем их значительный рост. Например, в производство потребительских товаров инвестиции увеличились в прошлом году на 14,7%, в производство оборудования — на 9, в добычу сырьевых материалов, главным образом редкоземельных, — почти на 8%. Инвестиции в инфраструктуру повысились на 5%, а в высокотехнологическое производство — на 8%. Наибольший объем инвестиций привлекается в производство машин и инструментов — рост почти на 16%.

Китай — экспортоориентированная экономика, и вклад чистого положительного торгового сальдо в динамику роста ВВП значителен. Впрочем, влияние экспорта на экономику Китая, в котором проживает 1,4 миллиарда человек, в том числе 400 миллионов — средний класс (самый большой в мире) и почти миллиард экономически активного населения, обычно переоценивается.

Объем экспорта и импорта в долларах в 2024 году составил почти 6 трлн, темпы роста были на уровне динамики ВВП, то есть 5%.

Отношение экспорта и импорта к ВВП в Китае составляет 32–33%. Для сравнения, в 2019 году внешнеторговый оборот в Украине был 56%, то есть зависимость украинской экономики от внешних рынков была в полтора раза выше, чем в КНР.

Экспорт товаров и услуг Китая составлял в прошлом году 3,58 трлн долл., или менее 20% ВВП. Темпы его роста в юанях — более 7%.

Китай больше не фабрика ширпотреба для мира. В структуре китайского экспорта 60% приходятся на электромеханические товары, а экспорт высокотехнологичных товаров (промышленные роботы, 3D-принтеры) вырос за год на 40%.

Еще один стереотип — США не являются главным рынком сбыта для китайских товаров. Поставки на рынок США составляют всего лишь 2,5% ВВП КНР. Крупнейшим торговым партнером для Пекина являются страны блока АСЕАН, то есть десять азиатских стран.

Китай пытается усиливать свою роль в глобальных цепочках добавленной стоимости, которые формируются в рамках нового шестого технологического уклада. Среди новых товаров экспорта: электромобили, чипы и полупроводники, солнечные электростанции, ветровые турбины.

Объем трансграничной электронной коммерции в Китае достиг 360 млрд долл. в год, увеличившись почти на 40%.

Сейчас из 100 долл. ПИИ 60 долл. привлекаются в китайский сектор услуг и 40 — в промышленность. Можно сказать, что Китай пытается через государственные инвестиционные стимулы держать под контролем промышленное производство и привлекать иностранные инвестиции в сектор услуг и электронную коммерцию. Основные инвесторы здесь — Испания, Германия, Сингапур.

Ключевая проблема Китая сейчас — это не тарифы Трампа, а торможение демографического роста и старение населения, ведь современная экономика — это в первую очередь экономика потребления, зависящая от роста платежеспособного спроса.

Экономически активное население сейчас составляет в Китае 61%, а люди старше 65 лет — 16%. Впрочем, в Китае нет классической социальной системы в виде общего пенсионного обеспечения (пенсии частично платят в городах). А значит, старение населения увеличивает финансовую нагрузку на молодые семьи, содержащие пожилых родителей, и сокращает общий платежеспособный спрос.

Поэтому, возможно, Китаю придется пересмотреть устоявшиеся принципы на этом направлении. В частности путем введения общих пенсионных выплат и стимулирования внутреннего платежеспособного спроса через инструменты социальной государственной политики.

Или внедрить программу «одна семья — два ребенка» в отличие от бывшей программы «одна семья — один ребенок».

В целом последняя перепись населения и экономики показала, что по состоянию на 2023 год во вторичном и третичном секторах экономики (производстве и сфере услуг) было 33,270 млн юридических лиц, что на 52,7% больше по сравнению с 2018 годом (то есть за пятилетие). 2018-й — это год четвертой национальной экономической переписи страны. Количество официально занятых в этих секторах составляло 428,984 миллиона человек, что на 11,9% больше, чем за предыдущий пятилетний период.

Количество самозанятых предпринимательских структур составляло 87,995 млн, в которых работали 179,564 миллиона человек. Совокупно во вторичном и третичном секторах экономики Китая трудились более 607 миллионов человек, что превышает общую численность населения в ЕС и США.

Это, кстати, опровергает еще один миф «антикитайских конспирологов» об искусственном завышении Китаем численности своего населения.

В целом же можно сделать вывод, что Китай пока не претендует на мировую гегемонию, но уже нацелился на гегемонию панъевразийскую.

Основные акценты его развития нацелены на новые технологии и шестой технологический уклад, а сферы применения экономического потенциала — внутренний рынок и страны Азии.

В контексте социальной политики и развития экономики потребления он находится в том положении, в котором западные страны были 50 лет назад, выстраивая собственные модели социальной рыночной экономики общего благосостояния.

Но это не недостаток Китая, а следствие того, что у него есть 50-летний исторический трек для перехода экономики из формата производства в формат потребления. Причем в тот момент, когда модель социальной экономики потребления на Западе находится в кризисе и происходит пока что вялый и нерешительный переход западных стран на новый формат экономики производства.

Таким образом, в экономическом смысле Китай «едет на ярмарку», а западные экономики с нее уже «возвращаются».