Российские песни хотят запретить законом: Владимир Вятрович о новой инициативе и культурном оружии Кремля

"Раздражение" — именно это чувствует Вятрович, когда слышит российскую песню на украинской улице. В интервью порталу "Комментарии" он говорит о языковом оружии Кремля, привычках взрослых и новом поколении, которое еще можно уберечь.

Война идет не только на фронте — она проникает в уши, язык и привычки. Пока российские ракеты бьют по городам, во многих уголках Украины звучит… русская попса. Что это: привычка, безразличие или информационная атака? Об этом — откровенный разговор с историком, народным депутатом IX созыва, экс-председателем Украинского института национальной памяти и инициатором декоммунизации Владимиром Вятровичем. Его позиция прямая: "русская музыка – это часть войны, и мы должны это признать". Почему языковой вопрос снова стал горячим, что действительно думает молодежь и как не дать врагу выиграть культурный фронт?

Уполномоченная по защите государственного языка Елена Ивановская предложила законодательно запретить публичное исполнение музыки на русском языке. Как вы считаете, сегодня публично русскоязычная музыка — это просто развлечение или информационное оружие?

Я не думаю, что это просто развлечение. Мы понимаем, что это один из инструментов российского влияния, независимо от того, понимают ли это слушатели или исполнители. То есть для России это инструмент влияния, и соответственно считаю, что музыка влияет, и я думаю, что нам важно думать об этом, о важности использования этого инструмента против Украины. Поэтому я в целом соглашаюсь, что нужны какие-то законодательные решения. И даже у нас в комитете по гуманитарной и информационной политике создана рабочая группа, которая, надеюсь, сможет наработать какой-то интересный выход из этой ситуации.

А кто должен быть ответственным за исполнение будущего закона? Как не превратить такую инициативу в формальность, без санкций?

Мы, собственно, это сейчас будем нарабатывать, кто будет ответственный. Думаю, какие-то полномочия должны быть как раз у уполномоченного. В принципе уполномоченный имеет возможности, инструменты влияния, санкций, штрафов в пределах тех компетенций, которые прописаны в действующем законодательстве. Мне кажется, что Офис уполномоченного по защите государственного языка правильно выполняет свои обязанности и таким образом влияет на языковую ситуацию в Украине. Поэтому сейчас нужно думать о том, как дать ему дополнительные полномочия.

Хотелось бы затронуть опыт в странах Балтии. Как там ограничено публичное российское присутствие? И как это было эффективно и принято в ЕС? Можем ли мы что-нибудь у них позаимствовать?

Я, честно говоря, не изучал этот вопрос. Я думаю, что там ситуация попроще все-таки в силу культурных и исторических причин. Во-первых, у культурных есть значительно большая разница между их национальными языками и русским. И слава Богу для них историческая разница состоит в том, что у них русское влияние было значительно короче, чем в Украине. Поэтому украинская ситуация значительно тяжелее, драматичнее, поэтому наша задача сейчас ликвидировать русификацию как политику, которая продолжалась в течение сотен лет. Эта политика была начата еще в Российской империи, активно продолжалась в Советском Союзе и, к сожалению, продолжалась в Украине при поддержке России и при условиях, когда украинская власть не сочла нужным оказывать этому какое-то сопротивление. По сути, системная работа по сдерживанию российских русификационных влияний в Украине – это совсем недавняя политика.

Вы были ключевым двигателем декоммунизации при президенте Петре Порошенко. Как вы оценили бы продолжение этих процессов во времена президента Владимира Зеленского? Есть ли преемственность?

Есть преемственность. И я приятно удивлен, что есть преемственность, потому что я чувствовал большую угрозу, что эта политика в контексте продолжения декоммунизации будет остановлена, потому что мы очень хорошо помним 2019 год, когда собственно избирательная кампания Владимира Зеленского и его команды проходила под такими лозунгами: "какая разница", что это неважно, что это то, что отвлекает от важных вещей, что "не имеет значения, как названа улица, главное, чтобы она была заасфальтирована" – это непосредственная цитата Владимира Зеленского из его новогоднего поздравления. Поэтому была угроза того, что будет определенная остановка или даже откат назад, и были даже попытки отката, и в вопросах декоммунизации регистрировались какие-то законопроекты, и в вопросах украинского языка как государственного было несколько наверняка проектов, которые пытались отменить те или иные положения этого закона.

Нам удалось отбить эти атаки, но ситуация в корне изменилась еще в 2022 году, когда, я думаю, под влиянием изменений общественных настроений, тотальных изменений общественных настроений, власть изменила свои ориентиры и подхватила эту политику, которая проводилась во времена Порошенко. И собственно к моему удивлению, что тот парламент, к составу которого я был очень скептичен, принял закон о деколонизации, которая, по сути, продолжает декоммунизацию. Сейчас в первом чтении принят очень важный закон об основах государственной политики и национальной памяти. Надеюсь, что будет принят он в целом. То есть, в сущности, работа продолжается.

В Латвии и Эстонии было несколько волн публичных дискуссий перед принятием схожих решений. Насколько важен, по вашему мнению, открытый диалог перед введением таких ограничений в Украине?

Конечно, важен, и мы так поступаем. Мы понимаем, что языковой вопрос очень чувствителен, и, в принципе, все какие-то языковые инициативы, законодательные инициативы, касающиеся языка, всегда обсуждаются, живо обсуждаются. Более того, я уверен, что, возможно, как раз в обсуждениях мы увидим какие-то инструменты, которые мы, как депутаты, не видим. Я помню, что когда принимался закон о защите украинского языка как государственного, ему предшествовало несколько лет очень интенсивных дискуссий на общественном экспертном уровне, и только тогда включились политики, которые оформили это в соответствующие политические решения, в законы.

Скажите, пожалуйста, что вы лично чувствуете и как реагируете, когда на улице слышите русскую песню?

Раздражение. Для меня это, к сожалению, сигнал о том, что Россия точно имеет влияние в Украине. То есть я не считаю, что какие-то невероятно важные, невероятно красивые образцы русской музыки, прослушивание которых может быть оправдано именно из-за их какого-то эстетического совершенства. Я уверен, что значительно лучшую музыку можно найти в любом другом языке, в любой другой стране, поэтому для меня нет никакого оправдания относительно того, чтобы слушать русскую музыку, тем более делать это публично, особенно учитывая, что для очень многих людей, которые бежали от российской власти, оказавшихся под русской оккупацией и прошедших через войну и фронт, само звучание русского языка невероятно драстично. Это, кроме всего прочего, неуважение к ним.

Вспоминаете ли вы в первые дни полномасштабного вторжения, какую роль играла украинская музыка для вас, возможно, для ваших коллег, для страны? Какие воспоминания?

Для меня всегда украинская музыка была важным украинским маркером. А если речь идет конкретно о первых днях полномасштабной войны, то для меня символом первых дней войны стал Андрей Хлывнюк и его "Червона калина". Очень такая простая, акапельная, но просто до глубины души.