/https%3A%2F%2Fs3.eu-central-1.amazonaws.com%2Fmedia.my.ua%2Ffeed%2F1%2F47312719562ac49ac00027438fd55def.png)
Родственникам пропавших военных разрешили устанавливать символические могилы: они рассказали, почему это важно
Военное кладбище / © ТСН
Семьям пропавших без вести правительство дало разрешение на установку кенотафов — это символическая могила, где нет захоронения. Через суд родные должны получить свидетельство о смерти и тогда обратиться к местным властям, чтобы получить место на кладбище. Во время боевых действий получить останки погибших не могут тысячи семей. Однако для них важно иметь такое место — и для почтения памяти, и для проживания потери. Первые кенотафы начали появляться в Украине для военных, погибших в войне за независимость.
Об этом говорится в материале корреспондента ТСН Ирины Маркевич.
История жены погибшего военного
Алина достает самое дорогое — эти несколько напечатанных фото ее мужа — Василия Отземко. В гражданской жизни он был учителем истории. Имел бронь, но мобилизовался в первый день войны. Василий имел боевой опыт еще во времена АТО, а во время полномасштабного вторжения стал командиром разведывательной роты с позывным «Тичер».
«Он говорил как я могу учить детей истории, если она творится сейчас и я остаюсь в стороне», — вспоминает жена военного.
Алина с сыном Юрием пыталась каждые 2 месяца ездить из Корсунь-Шевченковского на восток, чтобы видеться с мужем и папой.
Когда ситуация на Лимано-Купянском направлении обострилась, а именно там воевал Василий, ее преследовала постоянная тревога.
«Ты никогда не знаешь, что произойдет в следующую минуту, даже когда ты поговорил. Если ты попадаешь на новость, что что-то произошло на этом направлении, когда одновременно нет связи это — животный страх, это — животная тревога, когда не контролируешь ничего», — говорит Алина.
Алина боялась звонка с неизвестного номера. Именно такой разбудил ее 7 июня 2024 года.
«Я думала, что услышу о ранении, но я услышала — он погиб. Это была серая зона, буквально через неделю эта территория стала оккупированной, сейчас это российский тыл», — вспоминает женщина.
Тело осталось на оккупированной территории. Вероятность, что Алина сможет похоронить Василия — призрачная. Официально он был пропавшим без вести.
«То, что мы знаем, на этом участке россияне своих погибших сжигали. Это были не крематории — это было просто сгрести в кучи и облить бензином и очень вероятно, что наших они тоже сжигали», — говорит она.
Но ей было важно выяснить обстоятельства гибели. Алина нашла побратимов, которые были свидетелями того боя и даже сама видела тело Василия на видео с дрона.
«Технически он был пропавшим без вести, пока мы не признали через суд умершим», — говорит женщина.
Она проживала разные этапы потери. Говорит — помогло ей издательство детской книги «Почему папы нет дома?» — она написала ее сама, издательство назвала в честь своего мужа по позывному — «Тичер». Недавно Алина закончила вторую книгу о том, как говорить с детьми о смерти.
Алина — клинический психолог. И в книге — ее профессиональный и личный опыт. Потому что самое тяжелое после гибели мужа, ей было сказать об этом известии Юрию. Алина смогла — это сделать через два месяца после гибели Василия. Уже прошло больше года. Пока мы пишем это интервью Юрко играет и из конструктора строит могилу папы. Алина, как психолог говорит — игра это способ для детей прожить потерю.
Но и для психики взрослых нужна финальная точка.
«В нашей культуре прямое следствие смерти — похороны, поскольку похорон нет, психика не может интегрировать потерю», — говорит она.
Родственники погибших могут установить кенотаф
У семей военных, которые не могут получить тело родного для захоронения, однако через суд доказали их гибель и через суд получили свидетельство о смерти — теперь есть возможность установить кенотаф.
Кенотаф — это свое место погибших, пропавших без вести. Это прекращает какую-то психологическую долговременную травму, человек понимает, где появляется эта точка куда он может прийти положить цветы и зажечь лампадку.
Александр Скорик, ветеран, который прошел «Азовсталь», сейчас работает заместителем директора «Спецкомбината» — это предприятие, предоставляющее ритуальные услуги в столице. И у него есть свое видение, как должен выглядеть современный кенотаф.
«Отлита общая фигура: воин будет без лица, рядом обелиск на котором портрет мемориальная табличка и QR-код, который будет привязан к Институту национальной памяти: где родился, где учился, где получил ранения», — говорит он.
Это лишь предложение, которым могут воспользоваться на городских кладбищах, или на национальном военном кладбище. Александр Скорик говорит — семей погибших, которые никогда не получат тел и даже фрагментов — тысячи. Только сейчас, те родные, которые получили известие — пропавший без вести в 22 году, начинают понимать необратимость потери и идти в суд, чтобы получить свидетельство о смерти.
История матери военного, который погиб в Мариуполе
Елена гладит фото своего старшего сына Кирилла. Его изображение среди сотен Азовцев на Софийской площади — это временная выставка. У родителей нет места, куда можно прийти к сыну и почтить его память.
«Что нам делать, у нас нет Мариуполя, ставят мемориальные доски на школах у нас нет», — говорит она.
У них нет — ни города, ни жилья, ни могил самых родных людей. 29 марта из-за недостатка лекарств в Мариуполе умерла ее мама и похоронить ее на кладбище тоже не было возможности.
«Маму похоронили возле дома, хотя уже зашла русня и они сказали хоронить в братских могилах. Мы просто надели с двух сторон мусорные пакеты на нее, надела частую одежду и все, но мы похоронили ее отдельно», — говорит Елена.
Сын погиб в один день с ее мамой — 29 марта, но Елена даже этого не знала, потому что не было связи. О смерти Кирилла она узнала, когда россияне их с мужем взяли в плен, как родителей «азовцев». После обмена Елена узнала, что сын пропал без вести. Обстоятельства гибели рассказали собратья — когда Кирилл с 6-ю азовцами минировали мост, россияне сбросили на них авиабомбу.
«Был авиаудар там такая воронка была. Он говорит мы вышли с тепловизорами, чтобы чтобы увидеть — просто все засыпано землей, мы ничего не нашли», — рассказывает Елена.
После плена мама, которая была против татуировок, которые делали сыновья, выбила себе позывной старшего сына — «Прайд» и дату его гибели. Ее младший сын в 3 штурмовой, сейчас на фронте.
«Дело в том, что его теперь держит месть месть за Кирилла», — говорит она.
А ее держит память: «Мне бы очень хотелось похоронить его с почестями, он герой! Хочется, чтобы было такое место, чтобы было куда прийти побыть».
Елена хочет чтобы кенотаф ее сына был именно на Национальном военном кладбище, которое открыли 29 августа. Но установить его она сможет только через год — так прописано в правительственном постановлении. На городских и сельских кладбищах — памятный знак без захоронения можно устанавливать уже.
Алина уже прошла процедуру установки кенотафа
Алина уже прошла эту процедуру. На Аллее героев в Корсунь-Шевченковском у Василия пока есть крест, памятник в процессе изготовления.
Если когда-то в Украину вернутся и будут идентифицированы останки, семья на этом месте сможет захоронить прах. С психологической точки зрения — этот кенотаф финальная точка для семьи, что Василия нет.
И не менее важная функция кенотафа, говорит Алина, это сделать все, чтобы имена погибших не превращались в статистику. Чтобы их историю помнили другие. Потому что память — это впервые очередь имен.
«Я очень не люблю фразу — герои не умирают, герои умирают, умирают первыми и память эта угасает. Единственное что мы можем сделать чтобы это имя звучало», — говорит Алина.
Татьяна КрупаЧитать новость полностью →
Читать новость полностью →
Читать новость полностью →
Читать новость полностью →