"Я не смогу спать, если мы все не проверили": как работают химики-разведчики на передовой

Прифронтовой стабилизационный пункт. Мигает свет, пахнет кровью и медикаментами. Врачи работают с ранеными: максимальное напряжение, ведь речь идет о спасении жизней.Вдруг в коридоре появляется группа военных с тяжелыми кейсами. Они проходят, стараясь не привлекать внимания, в определенное место. Достают приборы, надевают маски и перчатки. Это не кино – это реалии российско-украинской войны и будни мобильных групп отбора проб, или же химиков-разведчиков. Они работают с последствиями химических атак россиян, которые нарушают международные договоры о запрете химического оружия и правила ведения войны.Один из химиков – 36-летний Александр из Киевской области, который еще недавно писал код и запускал сайты. Сейчас он боец мобильной группы отбора проб 704-й отдельной бригады РХБ защиты Сил поддержки ВС Украины.Он рассказал о своих буднях на фронте. Его историю подаем в виде рассказа от первого лица на Gazeta.ua.18 марта 2022 года я уже был в составе 704-й отдельной бригады РХБ защиты. Сначала лаборантом. Одновременно учился работать с приборами – советскими и современными. Затем попал в мобильную группу отбора проб.Во время первого выезда было страшно: не знаешь, хватит ли знаний и сил. Но я говорил себе, что еду выполнять свою работу и должен сделать это хорошо. Ведь на меня возлагают надежды и поручают ответственные задачи. Должен оправдать доверие.Мобильные группы отбора проб работают специфически – отбирают пробы для военно-полевых лабораторий ВСУ. Такая работа требует строгого соблюдения процедуры, соответствующей упаковки отобранных проб, пломбирования и т. д. Также нам приходится работать не только с химией, но и с людьми.От меня, как от химика, требуют четко и в соответствии с процедурами отобрать и измерить образцы и отчитаться о результатах. Это работа 24 на 7. Однако ты насыщаешься энергией от нее и со временем понимаешь: готов работать постоянно. Главное, не упустить возможность отобрать пробы у пострадавших. Военнослужащим, против которых враг применил неизвестные химические вещества, обычно оказывают помощь на стабилизационном пункте. Затем — везут дальше на лечение и реабилитацию. Поэтому часто окно для отбора проб может быть не более 2-3 часов.Наши выезды привязаны к погоде, как и полеты дронов. Если солнечно, то знаем: придется много работать. Бывало, каждый день делали 2-3 выезда. Едешь на вызов промерить двух пострадавших, а в процессе - привозят еще четверых.Нам необходимо работать оперативно. Мы договаривались со всем звеном эвакуации и нам оставляли вещи военнослужащих. Проверяем их. Если что-то находим, то соответственно помечаем, отбираем пробу.Вражеские подразделения постоянно сбрасывают на позиции Сил обороны соединения раздражающего действия. Россияне применяют штатные гранаты К-51, РГР, РГ-Во. Но и самоделки тоже часто летят: ПВХ-трубки с отверстиями, алюминиевые банки и даже лампочки (лампочки), которые взрываются и дают задымление. Думаю, враг так поступает по двум причинам: чтобы было сложнее доказать, что это их оружие, и идентифицировать сброс, а также ради эффекта неожиданности.Оккупанты в основном изготавливают какие-то поделки на основе хлорпикрина, хлорацетофенона. Это — хлорсодержащие соединения. В среднем я делал 3-4 отчета в день о сбросах. Часто обходилось без пострадавших, потому что наши ребята были в противогазах.Часто мы работаем на стабилизационных пунктах и в госпиталях. Чтобы не привлекать лишнего внимания и не пугать никого, выполняем задание в предварительно оговоренной зоне, где уже разворачиваем рабочее место. Надеваем средства защиты, включаем приборы. Но и здесь работаем в упрощенном наборе: маска, перчатки и куча zip-пакетов для образцов.Начальник группы сначала разговаривает с пострадавшим: что было на нем, как защищался. Затем я отбираю образец, который, вероятно, содержит остатки примененного вещества. Это может быть любая вещь: кусок одежды, головной убор. Мы кладем вещь в zip-пакет и ждем, чтобы накопились испарения, тестируем приборами. Если есть срабатывание – пломбируем, упаковываем в несколько слоев и передаем в лабораторию. Я не смогу потом спать, если мы не проверили что-то только потому, что нам показалось, будто там ничего не осталось.Работаем несколькими приборами для перекрестной проверки измерений, как нас научили опытные офицеры. Ведь никогда не знаешь, в каком режиме прибор покажет наличие вещества. И неизвестно, какое именно вещество применил враг.Используем приборы, предоставленные международными партнерами из стран НАТО. Например, французский прибор AP4C работает на спектрометрическом принципе: сжигает воздух и ищет базовые элементы. Его преимущество в том, что он видит даже новые вещества. Но есть и минус: он может спутать иприт и горчицу, потому что оба вещества содержат серу.Финский ChemProX и британский LCD 3.3 работают по принципу ионной мобильности: анализируют, как ионы ведут себя в поле. У каждого прибора свои принципы определения, поэтому они дополняют друг друга. Но есть у нас и советский ВПХР – старый, медленный, но по-своему надежный. Алгоритм обнаружения таков: сначала мы проверяем на наличие боевых отравляющих веществ (БОВ), а затем смотрим, есть ли токсичные химические соединения и раздражающие вещества. Например, спирт также является раздражающим веществом.Прежде всего, носим защитный костюм. Противогаз я надевал только один раз, когда отбирали пробы с тела погибшего. Обычно использую респиратор и несколько слоев перчаток разного цвета. Это нужно по нескольким причинам. Во-первых, военнослужащий мог быть ранен, и мы не можем знать, безопасна ли его кровь. Во-вторых, одежда может сохранять остатки неизвестного химического вещества. Ее категорически нельзя трогать голыми руками. Поэтому мы сначала отбираем образец, упаковываем, маркируем. Проводим обеззараживание, и только тогда уже снимаю последнюю пару перчаток, которые впоследствии уничтожаются.Критический момент – организация. В идеале мы должны получать с позиций и сам боеприпас, и фильтрующую коробку от противогаза, одежду. Но так редко бывает и на деле же работаем с тем, что есть.Несмотря на технические сложности, работа мобильных групп отбора проб – это также и о людях. Очень сильно заряжает эта рабочая энергетика: когда приезжаешь к пострадавшим ребятам, а они на позитиве. Вот один наш боец мне рассказывал: "Гранату с химией на нас сбросили, но ты бы видел, как я потом ему в жбан всадил – пока он думал, что я буду кашлять!".Другой боец переживал, чтобы я из его флиски вытащил трофейные шевроны перед тем, как забрать одежду на пробу. Или еще был случай – наши взяли вражескую позицию. И пока трое бойцов из четырех отбивались от сбросов с газами – четвертый увернулся от нескольких fpv-дронов! У него, правда, осколками были изрезаны ноги и он немного кашлял. Но, думаю, что позывной "Счастливчик" — у него в кармане. Такие истории вдохновляют.Родители говорили: если не хочешь тяжело зарабатывать руками — учись работать головой. Я закончил Национальный авиационный университет по специальности "Информационные системы управления". Работал в научно-исследовательском институте, который делал гидроакустические антенны для ВМС Украины, в частности для фрегата "Гетман Сагайдачный". Потом ушел в ИТ.В начале войны, хотя был ограниченно годен, пошел в военкомат. Думал просто встать на учет, а оказалось, что нужен. Ну если так – значит служу Украине!После победы хочу вернуться в программирование. А еще у меня есть прототип настольной игры. Правила учатся за 10 минут, партия длится - 15. Все, кто играл, были в восторге. Хочу подарить ее как можно большему количеству людей. Это - моя мечта.