Алексей Голобуцкий. «Бусификация» в Украине: кому она выгодна, и есть ли альтернатива

В 2025 году в Украине значительно обострился общественный дискурс вокруг темы всеобщей мобилизации, в частности — практик так называемой «бусификации» (силового вывоза мужчин в центры комплектования). Хотя эта практика активно критикуется правозащитниками и общественностью, часть военного руководства, в частности командование Десантно-штурмовых войск, высказывается в поддержку более жестких методов пополнения армии, подчеркивая необходимость защиты страны в условиях полномасштабной войны. Слово «бусификация» признано «Словом года» в Украине, что свидетельствует о масштабе общественного резонанса. В то же время власть декларирует намерение реформировать систему мобилизации, сделать ее более прозрачной и гуманной.

Интернет-издание From-UA попросило прокомментировать данную информацию политолога, заместителя директора Агентства моделирования ситуаций Алексея Голобуцкого:

— Это огромная проблема коммуникации нашего государства с обществом. Мобилизация не может быть демократическим процессом — она априори недемократична. Свободного человека берут и забирают в армию — как она может быть демократичной? Она может быть справедливой. Но я историк и хорошо знаю: нигде она не была справедливой, никогда. Есть пределы: от полной тотальной несправедливости до более или менее справедливой. Американцы во Вьетнаме проводили лотерею: они выбирали номера по возрасту, и все равно оказалось, что там было то же самое, что и у нас. Комиссии состояли из мэров, они выбирали, и они делали так, чтобы их дети не попадали в эти списки. Когда Никсон пришел к власти, он обещал отменить эту систему.

В целом это очень сложный момент с точки зрения психологии общества. Чем более свободное общество, тем труднее говорить о мобилизации. Я всегда об этом говорю: это проблема коммуникации. Надо было объяснять все с первого дня, когда был подъем. Власть не хочет брать на себя ответственность. Она как будто не имеет к этому отношения. Вопрос мобилизации — это не вопрос военных. Общество определяет правила, по которым люди попадают в армию, а не армия. Если армия будет определять, там никакой «бусификации» не будет. Там будут стоять пулеметы, танки, и они просто сами решат, что делать, когда военные придут к власти. Поэтому это маразм — постоянно слышишь попытки власти переложить эту проблему на военных. Они не хотят, потому что президент у нас хороший, и он практически слово «мобилизация» почти не использует. Он хочет так: мобилизацией занимался Залужный, потом Сырский, а я вообще только оружие собираю по миру езжу. Хотя это его прямая обязанность как Верховного главнокомандующего и президента — постоянно говорить об этом и быть арбитром вопроса мобилизации.

Мы не Швейцария и никогда не будем Швейцарией. Но почему большинство нашего населения думает: если мы живем в стране, где нет нормальных правил, то почему в какой-то сфере эти правила должны работать? Они нигде не работают. Так устроено. И это не проблема власти — это проблема всего общества. Вопрос мобилизации — это насильственный акт с любой стороны. Он никогда не будет таким, чтобы всех удовлетворить.

Я не помню, кто проводил опрос, но после этого вопроса больше не задавали, потому что боялись. В 2023 году, или в начале 2024-го, большинство украинцев были за добровольную мобилизацию — что само по себе абсурд. Не может быть добровольной мобилизация априори: либо ты добровольно идешь, либо тебя мобилизуют. И это всегда акт насилия со стороны государства. Проблема коммуникации здесь ключевая. Изменить что-то невозможно. Есть система, построенная по принципу: чем больше соберете — тем лучше.

— Может, дело в условиях? Если изменить условия: повысить выплаты, дать гарантии, обеспечить безопасность семьи, решить квартирный вопрос. Может, проблема в отсутствии мотивации?

— Платить столько, сколько платит Россия, даже она уже не может найти денег. Это гораздо более богатая страна, и там уже есть проблемы с контрактниками. Мотивация «умереть за квартиру» работает, но у нас страна бедная, хотя более равная, чем в России. Имеется в виду, что у нас нет такой разницы между центром и провинцией, как там. Разница есть, но не в десятки раз. Для человека, который живет в Бурятии или Тиве, альтернативы практически нет. Единственный социальный лифт для него — контракт. Здесь давно понятно: если человеку не нравится, он спокойно уезжает. А для бурятов выхода нет: только лететь в Москву 10 часов, как за границу. Это та безысходность, которой пользуются.

Я очень пессимистичен. Разве что европейцы возьмут нас на свой баланс, армию, хотя бы частично. Если они будут платить больше, это, конечно, улучшит ситуацию и увеличит количество желающих. Но корень проблемы не изменит. Здесь нужен комплекс мер, которые нужно было начинать еще с 2014 года, уж точно с 2019 года, и уж точно с 2021 года, постоянно готовясь к войне.

Когда с утра до вечера рассказывают, что у нас все прекрасно, а потом во время войны говорят о победе за победой, к людям доходит реальность: мы же в более или менее свободной стране живем. Я это вижу на примере окружающих каждый день. 2022 год, добровольцы, и сейчас они возмущаются и требуют жесточайшего отношения к уклонистам и всему остальному. У меня приятель служит 3,5 года, он с третьего дня войны. Он говорит: «Шансов выйти — ну, взорваться на мине». Все болезни там фактически нивелируются — никто на них не обращает внимания. Ну, инфаркт еще можно получить. У другого знакомого инфаркт случился, его списали. Они там вечно не могут быть. Когда военные так грубо говорят, у них тоже есть определенная логика.